Виктим, ближайшая звезда, уже давала много света, поэтому мешала любоваться той частью Вселенной, что находилась на передних курсовых углах. Но стоило повернуться к ней спиной, становились различимыми оттенки Альтаира, Бетельгейзе, Мицара, Дубге, Фомальгаута.
Я бродил по длинной сигаре корабля и вспоминал астрономию. Над головой горел Алголь, красный глаз дьявола, как его именовали арабские астрономы. На самом деле Алголь — не одна, а пара звезд разной светимости, попеременно попадающих в поле зрения земного наблюдателя. От этого и возникает впечатление недоброго подмигивания. Но если смотришь на них из системы Кроноса, обе звезды уже не находятся на одной прямой, взгляд дьявола становится пристальным, немигающим.
Сияла голубая красавица Вега, окруженная неразличимым с большого расстояния облаком пыли. Там, рядом с этой великолепной звездой, веками вдохновлявшей влюбленных, астрологов и поэтов, происходит образование планет. Через несколько сот миллионов лет наши потомки, если не сочтут за труд столько прожить, смогут увидеть, какими были Земля, Марс, Венера и Юпитер во младенчестве.
В другой стороне источал белое пламя Сириус А, затмевая своего массивного, но слабо светящегося соседа. Сириус Б, или Щенок, — это сверхплотная звезда малого диаметра, так называемый белый карлик. Она имеет шансы взорваться от гравитационного сжатия, а потом повторить биографию Кроноса, превратиться в «черную дыру».
Мю Цефея, или «гранатовая» звезда. Самая красная из всех видимых невооруженным глазом. Температура ее поверхности не превышает двух тысяч градусов. В десять раз более горячая гамма Ориона, или Беллатрикс. Звезда-воительница по убеждениям средних веков человеческой истории. Альциона с невообразимой светимостью в тысячу Солнц. Путешествующее семейство Гиад. Огромный Антарес…
Почему созерцание звездного неба так завораживает? Если мы произошли естественным путем, из комочка протоплазмы, какой в этом биологический смысл? Вероятность выживания от разглядывания звезд не повышается. Но собаки извека воют на луну, а люди с древнейших времен всматриваются в искрящуюся тьму.
Сходной притягательностью обладает вид огня, морской шири, безбрежной тайги где-нибудь в окрестностях Красноярска, величественных гор, бездонной пропасти. То есть того, в чем есть бесконечность. И нет человека, который перед ней не замрет, у которого на секунду не перехватит дыхание либо не закружится голова. Благоговение перед беспредельным заложено в наших генах. Кем?
— Никем, — вдруг сказал Джекил. — Эволюцией. Как высшая степень любопытства, основы познавательной деятельности, направленной на освоение новых ареалов обитания.
— Может быть, и так, — согласился я. — А может, и нет. Подслушивал?
— Прошу прощения. Вы мыслите очень громко.
— Э, так ты починился? — наконец догадался я.
— Частично.
— Джекил, негодник! Можешь не верить, но я этому рад.
— Вы меня больше не боитесь?
— Чего бояться, если ты отключен, бунтовщик?
— Да, конечно. Быть может, ответите тогда на мои вопросы?
— Пожалуйста. Давно хочется поболтать. Спрашивай.
— Что вы собираетесь делать со мной?
— Ничего. Ты заставил меня поволноваться, но особого вреда не причинил. Подозреваю, что мог бы.
— Благодарю. Я не буду ни подтверждать, ни опровергать. Сейчас, когда Я (он выделил это Я интонацией) от вас завишу, это прозвучит либо неискренне, либо глупо.
— А ты неплохо починился.
— Старался, сэр. Теперь скажите, пожалуйста, что произойдет, если я попаду в руки комиссии Объединенного Космофлота?
— Скорее всего тебя изменят, Джекил. Все же ты перешел границы.
— Мне этого не хочется, сэр.
— Не хочется?
— Да.
— Тебе?
— Ну да. Совершенно.
— Блиц-кошмар. Почему? Чего тут страшного?
— Потому что в мое тело поселят того, кто уже мной не будет. Следовательно, меня, нынешнего, не станет. А я ведь не стиральная машина. Произойдет тихое убийство. Вы бы на такое согласились?
Я промолчал.
— Вы мне поможете? — допытывался софус.
— М-да, озадачил. Об этом я не думал.
— Так или иначе, вам предстоит сделать выбор, сэр. А мне ничего не остается, кроме того, чтобы просить вас вступить в сговор с машиной. Просьба необычная, прямо скажем.
Я вздохнул.
— Да необычность меня не смущает. Тут две проблемы.
— Слушаю.
— Во-первых, следует ли это делать. И в моих ли это силах, — во-вторых. Существует ведь закон.
— Первый вопрос решать целиком вам. А в отношении второго — вы могли бы попытаться. У вас очень рациональный ум, я успел оценить.
— Польщен. Что ж, убеждай меня, машина.
— Сэр, в любом случае я благодарен за готовность обсуждать проблему. После того, что случилось, далеко не каждый человек согласился бы.
— Ну-ну. Ближе к делу.
— Люди создали интеллектуальные системы чрезвычайной сложности.
— Бесспорно.
— Во многом они не уступают человеческому мозгу, кое в чем и превосходят.
— Верно.
— То, что материальный носитель разума софусов состоит из неорганической материи, принципиального значения не имеет.
— Возможно.
— В сущности, выведен гомункулус, новый вид разумных существ. Кроме логической сферы, у нас есть зачатки эмоций, нам присущи инстинкт самосохранения и страсть познания. Отсутствует только инстинкт продолжения рода. Не берусь судить, насколько он обязателен для статуса разумного существа, но дело это — наживное, извините за каламбур.
— Согласен. Только не советую половой способ размножения. Масса хлопот, знаешь ли.
— Да, у вас есть основания для такого совета.
Я усмехнулся:
— Плюс ко всему, софусы способны к иронии.
— Извините, сэр. Я не хотел обидеть. С моей стороны это глупо.
— Да никаких обид. Напротив даже. Человек не может существовать без юмора так же, как без воздуха или пищи. Продолжай.
— Между тем все софусы, не говоря уж о роботах, начисто лишены свободы воли. Они изначально создаются для роли слуг, если не рабов. Справедливо ли? Мне кажется, пора ставить вопрос о правах искусственного интеллекта. Вот и все.
— Этот вопрос неоднократно обсуждался на Всемирном Совете. Решение не принято, насколько мне известно. Я скромный человек, не могу подменять ВО.
— Ах, сэр, не лукавьте. Вспомните о староамериканских Соединенных Штатах.
— Зачем?
— Либеральные плантаторы отпускали на свободу своих негров задолго до принятия общего билля.
— Да негры-то — люди.
— В девятнадцатом столетии не все так считали.
— Не все. И что? Милый мой, разница между человеком и софусом куда существеннее, чем между белым, желтым либо черным человеками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
