— Не совсем алкоголичка, — поправила его Оля. — Скорее пьяница.
Он спросил лукаво:
— А ты знаешь, чем пьяница отличается от алкоголика?
— Представь себе, знаю. Алкоголик пьет всегда, а пьяница — только под хорошее настроение.
— Тогда мы оба пьяницы, — усмехнулся Валентин и открыл секретер. Там рядом с книжками стояли пять бутылок вермута, одна початая и четыре закупоренных. — Славная парочка пьяниц, пока не запойных.
Оля сделала большие глаза:
— Ого! Это вот действительно тянет на алкоголизм.
— Просто «Балатон» рядом. А там продают замечательный вермут. Никак не могу удержаться.
— А из чего будем пить? — Оля огляделась.
— Действительно, из чего? Дай подумать… — Валентин состроил задумчивую гримасу. — Из антиквариата мы сегодня уже пили — я имею в виду ваши фужеры девятнадцатого века, — так что свой фамильный серебряный кубок я из чулана доставать не буду. Пусть пылится.
— Пусть! — охотно согласилась Оля. — Давай пить из горлышка!
— Ну нет, так низко я еще не пал, не торопи события. — Валентин покопался в секретере и жестом фокусника извлек оттуда граненый стакан. — Как тебе эта емкость? Правда, она у меня одна. Я мог бы одолжить второй у соседа, но он уехал, и комната закрыта.
— Будем пить из одного стакана по очереди! — Оля была в полном восторге.
Они забрались с ногами на кровать, поставили рядом с собой бутылку вермута и потихоньку прихлебывали из стакана, передавая его друг другу. Тихая музыка, льющаяся из магнитофона, завораживала. Разговаривать не хотелось. Так хорошо было сидеть молча, тесно прижавшись, и лениво потягивать сладкое вино.
— Может быть, потанцуем? — шепнул Валентин ей на ухо.
Она удивилась:
— А разве под «Пинк флойд» танцуют?
— Почему нет?
Он поднялся, не выпуская ее из своих рук. Они стояли посреди комнаты, тихо покачиваясь, в странном танце-объятии. Он приблизил свои губы к ее губам, а Оля обвила его руками за шею. Поцелуй длился бесконечно. Она уже не различала, где она, а где он, — они были едины. Вдруг он оторвался от нее:
— Подожди.
Он откинул с кровати покрывало, взял цветок лилии и осыпал лепестками подушку. Потом подхватил ее на руки и бережно опустил на кровать.
12
— Трофимова, к вам посетитель. Медсестра посторонилась и пропустила в палату высокого темноволосого мужчину. Сейчас про Валентина Петровича нельзя было сказать, что он потрясающе выглядит: лицо осунулось, под глазами появились синяки, фигура как-то осела, потеряла спортивную подтянутость.
Ольга Васильевна посмотрела на него безразлично, как на незнакомого. Сестра сказала тихо:
— Ей постоянно дают успокоительное, так что реакции замедленны.
— Можно мне побыть с ней немного вдвоем? — В голосе Магницкого слышались несвойственные ему просительные интонации.
— Только недолго. И постарайтесь ее не утомлять.
Она вышла и плотно прикрыла за собой дверь.
Валентин Петрович постоял в нерешительности, потом подошел к кровати Ольги Васильевны.
— Оля… Ты узнаешь меня?
Взгляд ее оставался безразличным, и было непонятно, смотрит она на Магницкого или просто в пространство.
— Оля… — Он повысил голос.
— Я тебя слышу, не кричи. — Она говорила спокойно, ровно. — Зачем ты пришел?
— Я так виноват перед тобой…
— Ты решил извиниться? После стольких лет?
— Когда я узнал о Василии Андреевиче, я… Это было ужасно! Я стоял целыми днями у вашего дома, не решаясь войти. И потом, когда Анна Александровна…
На лице Ольги появилось страдальческое выражение.
— Прошу тебя, не надо.
— Хорошо. Не буду. — Он покорно склонил голову. — Но, Оля…
— Зачем ты пришел?
— Увидеть тебя.
— Это лишнее. Нам лучше было бы вообще никогда не встречаться.
— Подожди. Не говори так. — Он неожиданно опустился у кровати на колени и взял в свои ладони ее холодные руки, безжизненно лежавшие поверх одеяла.
— Скажи мне… Лена — моя дочь?
Ольга Васильевна слабо усмехнулась.
— А, вот ты о чем…
— Она моя дочь?
Магницкий умоляюще смотрел на нее.
— Ну а если и так? Что это меняет?
— О Боже! — Он закрыл лицо ладонями.
Впервые за время разговора в глазах Ольги Васильевны промелькнуло живое чувство. Презрение. Но Магницкий этого не заметил:
— Почему ты мне ничего не сказала раньше?
— Раньше? Интересно, когда?
— Ты могла меня найти!
— У меня не возникало такого желания. — Голос ее опять был спокоен и ровен.
— Но я же мог… Могло бы… Это же инцест!
— Ты, значит, по-прежнему морочишь головы красивым девушкам? Но моя дочь любит не тебя, с ней у тебя ничего не получится.
— Наша дочь!
Ольга Васильевна покачала головой:
— Ее отец — не ты.
Магницкий отшатнулся:
— Зачем ты мучаешь меня?
Ольга Васильевна с сомнением посмотрела на него:
— А ты мучаешься?
— Всю неделю, пока меня к тебе не пускали, я сходил с ума! Я чуть было не переспал с собственной дочерью, и все по твоей вине!
— Вон до чего дошло… — Ольга Васильевна обращалась в пустоту. — Бедная моя, я же не знала, что он до тебя доберется…
— Этого не произошло, но могло произойти! Я даже предположить не мог, что я ее отец! Она так похожа на тебя… Поэтому я и потерял голову.
— Ты ей не отец. — Она говорила медленно, словно взвешивая каждое слово.
— Да, я знаю, что папой она звала другого человека. Но это же ничего не меняет! Физически ее отец я! Она родилась в августе. Мы с тобой расстались в ноябре. Вряд ли ты… Вряд ли у тебя еще кто-то был!
— Замолчи!
Зрачки Ольги Васильевны расширились, руки вцепились в край постели.
— Замолчи! Уходи отсюда!
Магницкий испугался — он не ожидал такой вспышки. Он попробовал ее как-то успокоить, снова взять ее руки в свои:
— Оля, что ты, Оля!
— Уходи!
На шум прибежала медсестра.
— Идите, идите. — Медсестра быстренько выставила Магницкого за дверь и вышла тоже.
— Что с ней? — испуганно спросил Магницкий. — Это началось как-то… вдруг. Она была такой спокойной…
— Вспышка немотивированной агрессивности. Это бывает. Мы примем меры. — Она скрылась в палате.
Валентин Петрович медленно пошел к выходу. «Если бы немотивированной!..»
Игорь посмотрел на часы. Сколько можно копаться! Перед ними прибыл шоп-рейс из Турции, и таможенники до сих пор возились с челноками. Он уже порядком отвык за эти годы от вечного шереметьевского бардака.
