Тэрл, отвечавший за наземные операции мятежников, лишь молча кивнул. Он не нуждался в том, чтобы доказывать свой профессионализм.
Его воины не подведут.
— А что черные? — не унимался Элиас.
— С ними мы договорились, — ответил Фирс, — К счастью, их новый командир — человек благоразумный и почти не фанатичный. Он сознает, что продолжая сражаться за Миссена-Лиман, лишь зря положит оставшиеся силы. Мы дадим ему возможность эвакуироваться на оставшихся кораблях, и он ей воспользуется. Вернется он на Черный Континент или попробует высадиться в другой части Полуострова — значения не имеет. Сейчас нас устроят оба варианта.
Тэрл нахмурился. Эта невинная фраза лишний раз напоминала ему, что они совершают государственную измену. Вступают сговор с врагом страны. Это не стало нравиться ему больше.
Но выбора не было. Тэрл вспомнил выражение печали на лице Амброуса, вещавшего о подлом убийстве Герцога иллирийскими эжени. Гвардеец не поверил ему ни на секунду.
Он не поверил в искреннюю печаль человека, убившего собственного отца.
— Я поведу войска в Аттику сегодня же, — сообщил он, — Герцог, останьтесь здесь. Ни к чему вам сейчас рисковать собой на передовой.
Арно слегка дернулся от непривычного титула. Формально он еще не был коронован. Но ему следовало привыкать. Если все пройдет удачно, то именно таков будет его титул.
А если нет, то на плахе титул ни к чему.
— Пленницу я возьму с собой. После того, как займем Аттику, попробуем поторговаться. Фирс, ты должен лично отправиться в столицу. Свяжись с нашим иллирийским другом и постарайся наладить канал передачи информации. Согласовывать свои действия с иллирийцами я не собираюсь, но они должны знать о действиях, которые предпримет Орден.
Шпион склонил голову.
— Будет сделано. Если это все, то время приступать к выполнению плана.
Взгляды обратились к Делауну. Именно он теперь был главным среди них. И именно ему предстояло окончить собрание.
— Приступайте, — подтвердил он, стараясь подражать сдержанной уверенности Леандра, — С нами Бог.
— Истинный Бог.
Представ перед вражеской армией без защиты каменных стен, Килиан чувствовал себя крайне неуютно. Под прицелами тысяч мушкетов ему предстояло говорить с самим иллирийским Герцогом. Сперва он думал провести эту беседу с городской стены. Но со временем понял, что смысла в этом нет. Иллирийцы имели колоссальное преимущество в численности. Если дело дойдет до штурма, долго его два полка не продержатся.
А значит, единственное, что оставалось, это напропалую блефовать. Для чего нужно было хотя бы показывать нерушимую уверенность в своих силах.
Поэтому когда Герцог изъявил готовность к переговорам (хоть и с явным намеком, что переговоры будут чисто формальными), из ворот Неатира выехал Килиан в сопровождении двух всадников из десятого кавалерийского полка. Один из них вез перед собой сравнительно небольшой сверток, боящийся издать лишний звук. Сам Килиан ехал без шлема и доспехов, одетый в свой самый лучший дублет из черного бархата.
Но он не был беззащитен, отнюдь нет. Магия защищала его. Триггеры вероятностей должны были не только отвести от него первые несколько пуль, но и навести на его собеседников возможный обстрел из орудий на башнях. А самое главное — иллирийские эжени несомненно почувствуют эту магию. И именно потому не посмеют напасть во время переговоров.
Всего эжени (по крайней мере, тех, кого Килиан распознал) в этой армии было девять человек. Насколько они опасны, он понятия не имел.
К счастью, они точно так же не знали, насколько опасен он.
Остановившись на середине пути между армией и крепостью, ученый наблюдал, как ему навстречу едет такая же группа из трех всадников. В первый раз он видел воочию Герцога Иллирийского: тот даже не явился в Идаволл, когда его дочь была на грани жизни и смерти. В глазах Килиана это создавало не самое лучшее впечатление, тем более что у него уже были основания считать, что из герцогов выходят плохие родители.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Герцог Иллирийский напоминал его отца своим цепким, внимательным взглядом. А вот чего ему недоставало, так это величественности. Невысокий, худощавый и какой-то шустрый, он напоминал скорее ловкого дельца, чем аристократа. Хотя ему было уже под сорок, на вид он казался ненамного старше самого Килиана, — сказывались и природные данные, и поддержка лучших целителей Иллирии. Крашенные в коричневый цвет волосы были острижены бунтарски-коротко, а лицо украшали не вызывавшие доверия тонкие усики. Рыцарские латы смотрелись на властителе Иллирии несколько неуместно: куда легче было представить его в богатом, кричаще-ярком одеянии. Сейчас о нем напоминал лишь тяжелый красный с золотом плащ за спиной.
— Приветствую вас, милорд, — сдержанно поклонился Килиан. С лошади он так и не слез; его собеседник, впрочем, тоже.
— Зловещий Килиан Реммен, — вкрадчивым голосом произнес Герцог, будто пробуя имя на вкус, — Не ожидал, что вы окажетесь настолько глупы.
— Не ожидал, что вы окажетесь настолько невежливы, — парировал ученый.
Иллириец, однако, лишь усмехнулся:
— Вежливость существует для общения между равными. К рыцарю я обращался бы так, как подобает обращаться к рыцарю. А к псу, возомнившему себя рыцарем, — так, как подобает к псу.
Килиан сумел не дрогнуть от этих слов.
— Любопытное суждение, — усмехнулся он, — Значит ли это, что если я облаю ваших рыцарей и помочусь на ваш плащ, вы воспримете мое поведение как соответствующее моему статусу?
Его спутники поддержали его смешками. Герцога, однако, шутка не впечатлила.
— Бешеных собак пристреливают, Реммен, — он явно намеренно опустил титул, — И вас скоро пристрелят, как бешеного пса.
— Право же, у вас весьма странное представление о симптомах бешенства, — заметил ученый.
— Вы захватили крепость, чтобы читать мне лекции о науке? — поднял бровь Герцог, — В Идаволле они надоели уже всем?
Чародей хохотнул:
— Нет… Я захватил крепость, чтобы от имени Идаволла передать вам наши требования.
— У вас странные представления о военном деле, — в тон ему ответил собеседник, — Может быть, вас это шокирует, но против десятикратно превосходящего противника не предъявляют требований. Но если вы имели в виду, что пришли просить о милосердии, то я готов рассмотреть этот вопрос. Распустите армию и сдайтесь, и тогда я гарантирую вам справедливый суд.
— Забавно, — ответил Килиан, — Я собирался предложить вам нечто подобное. Сложите оружие и признайте власть Ильмадики, и я гарантирую вам жизнь.
— Вы слишком далеко зашли, Реммен, — ответил Герцог, — Иллирия никогда не склонится перед культом Владык. Просто стыд, что из всех стран это сделал именно Идаволл, хранители памяти о Закате.
— Не надо разбрасываться дешевыми ярлыками, милорд, — заметил ученый, — Это мало того что некрасиво, так еще и выдает совершенно неподобающую правителю лень. Сказал «культ Владык» — и уже незачем думать своей головой.
— Вы закончили? — не стал ввязываться в этот спор аристократ, — Есть хоть одна причина, по которой мне не следует отдать приказ немедленно изрешетить вас пулями?
Килиан, демонстративно задумался на несколько секунд, после чего выдал:
— Две.
Герцог поднял бровь, явно указывая на то, что их следует озвучить. Но Килиан не торопился этого делать. Пусть скажет сам. Пусть принимает его условия.
Любопытство пересилило.
— Что же это за причины?
— Во-первых, вы уже знаете, что если сделаете это, то гарантированно погибнете, — сообщил Килиан.
Иллириец не стал ни подтверждать, ни опровергать. Но каким-то десятым чувством ученый понял, что это действительно не было для него секретом.
— А во-вторых?..
— Нам ведь не хочется, чтобы шальная пуля угодила в этого мальчугана.
По сигналу ученого солдат развязал сверток, в котором, ни жив ни мертв, сидел сын коменданта. Не удерживаемый более, пленник немедленно перебежал на сторону Герцога.
