У одной только мусме Ханы был ее скромный, ветхий, бедный пояс поверх нарядного киримоно.
– Слушай, Хана! – обратилась к девушке хорошенькая дочь важного сановника. – Ты выглядишь в этом старом, грязном, поношенном поясе настоящей нищенкой; сними его и выкини в воду.
– Зачем ты надела эту дрянную тряпку? – вскричала красавица Белая Хризантема, племянница знатного полководца.
– Мусме Хана обнищала! Надела какую-то тряпку вместо оби! Мусме Хана забыла, что ей, дочери сановника, нельзя носить такой пояс. Мусме Хана глупая дурочка, если не знает этого, – задорно проговорила Розовый Лотос, дальняя родственница самого микадо.
О, это было уже слишком! Как всякая японка Хана гордилась своим происхождением. Подобных насмешек она вынести не могла. Она окинула подруг презрительным взглядом и вдруг приказала им громким, властным голосом:
– Сложите все собранные вами раковины на берегу и смотрите, что будет с ними.
Розовые мусме недоверчиво покачали своими хорошенькими головками, но все же послушно уложили все найденные ими раковины на песок и отошли в сторонку, тихо шушукаясь между собою.
Хана незаметно обернула кончик своего оби вокруг пальчика левой руки, что-то прошептала, и… о, чудо! Маленькие разноцветные раковинки мигом превратились в золотые, ярко горевшие в лучах солнца монеты.
– Возьмите эти монеты и поделите их между собою! – произнесла надменно Хана и отошла от подруг с видом владетельной королевы.
Розовые мусме стали подбирать золотые монеты, кидая завистливые взгляды на уходившую Хану. Они решили, что перед ними не простая японская мусме, а какая-то волшебница.
* * *
Было утро, золотое утро Востока. Солнце радостно купалось, как беспечный ребенок, в хрустальных водах синего океана.
Мусме Хана шла по тропинке между двумя засеянными рисом полосками поля. За нею шла огромная толпа ее подруг. С тех пор как они узнали могущество Ханы, они уже ни на шаг не отставали от нее. Хана была богата. Хана была знатна, Хана обладала чудодейственной силой. Люди богатство и знатность ставят выше всего, и немудрено поэтому, что за мусме Ханой шли теперь целые толпы ее сверстниц.
Они шли широкими полями, сожженными солнцем. Это были опустевшие поля, на которых уже ничто не произрастало. В стране свирепствовал неурожай, и желтые, сожженные солнцем поля не производили ни одного колоска.
Ухоженным, смеющимся мусме то и дело попадались навстречу голодные оборванные, озлобленные от нищеты люди; они кричали грубыми голосами:
– Вы, дети богачей! Подайте нам на хлеб! Мы умираем с голода!
У Ханы было доброе сердце и чуткая душа. Чуткая душа была у мусме Ханы.
Она раздала все золотые монеты, которые имела, голодным, озлобленным людям, и когда у нее не осталось ни одной иены, она тихонько обернула кончик своего черного оби вокруг пальца, и в следующее мгновение желтые поля покрылись спелым рисом, который у японцев составляет главную пищу. Его было так много, что им можно было накормить досыта самую огромную страну.
Голодные люди бросились было собирать посевы, но силы им изменили, исхудавшие тела, изможденные голодом, не могли двигаться, слабые руки уже не могли работать. Тогда они с угрожающими криками и с поднятыми кулаками кинулись к Хане.
– Ты колдунья! – кричали они. – Ты злая волшебница! Ты дала нам пищу, чтобы раздразнить нас, но собрать мы ее не можем, у нас нет сил на это! Мы тебя убьем!
У них были такие озлобленные, свирепые лица, а глаза их сверкали такой ненавистью и отчаянием, что богачки-мусме разбежались в страхе, и Хана неожиданно осталась совсем одна.
Ничуть не смущаясь, она снова обернула кончик оби вокруг своего розового пальчика, и что же? Целая толпа невольников появилась среди рисового поля. Они мигом срезали жатву и, собрав в снопы, понесли с поля. Теперь уже несчастные голодающие не бранили Хану, не угрожали ей.
– Светлая богиня Кван-Нан! – кричали они. – Смилуйся над нею! Помогите ей, добрые духи, во всех ее делах!
И они стремительно кинулись следом за невольниками, уносившими рис. Хана осталась одна.
* * *
Вдруг до слуха Ханы долетел звук песни, прекрасной, как волшебный сон. Юная мусме замерла на месте. Восторг наполнил ее душу; она вся превратилась в слух. Звуки неслись из соседней рощи, лежавшей недалеко от того места, где она находилась.
Хана долго стояла без движения, пораженная, и очарованная дивной песнью. От песни веяло то тихим, ласковым плеском волны, то шепотом лотосовых полей, то звуками сладкой «ше», любимого музыкального инструмента японцев.
Молоденькая мусме кинулась в рощу и изумленная остановилась перед огромным столетним деревом, у корней которого сидел красивый юноша в потрепанной одежде бродячего певца. Он-то и пел так сладко, что можно было невольно забыться от его песни.
– Здравствуй, юноша! – произнесла Хана, глядя во все глаза на певца.
– Здравствуй, красавица мусме! – отвечал тот приветливо.
– Что за песню ты поешь здесь один? – снова спросила Хана.
– Я слагаю ту песню, которую скоро я буду петь во дворце микадо в день большого праздника, – отвечал он. – Ты знаешь, пригоженькая мусме, что наш великий микадо и повелитель хочет женить своего сына, наследника престола. В следующее новолуние в дворце микадо соберутся все знатнейшие красавицы Дай-Нипона, и между ними принц выберет себе супругу. Этой счастливице я должен буду пропеть хвалебную песнь.
– О, благодарю тебя, певец! – вскричала Хана. – Благодарю заранее! Ведь император выберет сыну в жены меня и только меня!
Голубые глаза певца блеснули насмешкой. Он весело рассмеялся и вскричал:
– Слов нет, что ты очень милая, мусме; но во дворец микадо смогут пройти только те девушки, у которых будут самые роскошные оби, то есть самые знатные мусме.
– И я буду среди них, ты увидишь это! – воскликнула, смеясь Хана.
Но певец только недоверчиво покачал головой. Юная Хана полюбилась ему сразу за ее красоту, но они представить себе не мог, что перед ним находится девушка из весьма знатного клана, и притом обладающая такой чудодейственной силой. Он только покачивал головой и чуть посмеивался румяными устами.
А девушка говорила ему:
– Я сорву сейчас цветок желтой хризантемы и отдам тебе. Желтая хризантема превратится в алую, словно кровь, лишь только я войду во дворец микадо. По этой хризантеме ты меня и узнаешь. А теперь скажи, как зовут тебя, певец?
– Меня зовут Иеро! – произнес он, не сводя с девушки глаз.
– До свидания, Иеро! – улыбнулась ему Хана. – До встречи во дворце императора.
– Прощай, пригожая мусме!
Она ушла, а Иеро долго и задумчиво смотрел ей вслед. Она показалась ему золотистым лучиком солнца, и мелодия не шла ему больше на ум.
* * *
В первое новолуние во дворце императора собралась большая толпа знатнейших красавиц. Хана, стоя у дворца, видела, как быстроногие рикши подвозили ко дворцу роскошные коляски, обитые бархатом, из которых выскакивали веселые, как птички, нарядные красавицы.
Стража проводила их во дворец. Там встречали их знатные вельможи и вели в тронный зал, где приветствовали красавиц сам император и его сын. Хана тоже хотела зайти во дворец, но суровая стража не пустила туда девушку. У Ханы был слишком бедный, простенький оби, а такой оби мог быть только у бедных крестьянок.
Тогда Хана осторожно навернула на пальчик свой простенький оби, и вдруг перед удивленными самураями очутилось около дюжины златокудрых пажей, около десятка трубачей и алебардщиков и целая свита слуг.
Все они толпились вокруг Ханы, на которой блистало роскошное, все затканное драгоценными каменьями платье необыкновенной красоты. Драгоценная корона венчала ее прелестную головку. И только один темный простенький оби по-прежнему оставался без изменения, несколько портя весь ее богатый наряд.
Но никто уже не обращал внимания на этот скромный оби, когда важная и знатная красавица, окруженная роскошной и шумной свитой, потребовала впуска во дворец.
Стража с низкими поклонами пропустила Хану, и через минуту она предстала перед лицом микадо и его сына.
Певец Иеро был уже здесь, но Хана и не взглянула даже на бедного юношу. Шепот восторга, вызванный ее появлением, совсем оглушил ее. Да и Иеро вряд ли признал бы в этой великолепной принцессе хорошенькую мусме, которую он встретил недавно, и если бы желтая хризантема, приколотая у его груди, не превратилась вдруг в алую, он никогда бы не узнал Ханы.
– Откуда эта необыкновенная красавица? – прошептал сын микадо. – Это, наверное, очень знатная принцесса. Я хочу взять ее в жены.
Император одобрительно кивнул сыну-наследнику.
Принц взял за руку Хану, посадил ее рядом с собою среди общего гула одобрения и восторга. Микадо дал знак певцу, чтобы тот спел свою хвалебную песнь в честь избранницы принца, и бедный Иеро, потемневший от горя, потому что он успел полюбить Хану и желал иметь ее своей женой, начал петь свою хвалебную песнь. Он восторгался красотой Ханы, хвалил ее дивный наряд и роскошную свиту; сравнивал ее очи с ночными звездами, ее нежную кожу – с лепестками лотоса, ее уста – с кровавой хризантемой, ее маленькие ножки – с розовыми раковинами, а блестящие, черные как смоль волосы – с непроницаемой мглой японских ночей.
