За ужином она несла пошлости своим гортанным голосом. Едва ли она говорила хоть что-то значимое или остроумное, но глаз от нее оторвать было невозможно. Контраст между распущенными черными волосами и чистой алебастровой кожей завораживал. Ее широко посаженные миндалевидные глаза были большими и темными, и она умело использовала свое сладострастное тело как оружие.
Перед десертом и кофе приехали два человека из студии Любича и начали устанавливать оборудование для просмотра фильма. Чарли и м-р Любич отлучились поговорить о делах, а минутой позже, извинившись, отошла и Вивиан Любич. Я обнаружила, что мы остались наедине с Полой. Она бросила на меня взгляд — кажется впервые.
— Итак, вы — миссис Чаплин, — произнесла она, изучая меня снизу доверху. — Скажите, как это вам удалось подцепить этого несносного, но очаровательного сукиного сына?
Я сказала нравоучительно:
— Не называйте его так.
Она сочла это забавным и, откинув назад свою роскошную голову, рассмеялась.
— Не перечь мне. Как хочу, так и грю. Меня все ругают, чо эт я так грю, а мне по фигу, что обо мне думают, поняла? — Я заставила себя кивнуть в ответ, а она добавила: — Шаррли такой шудесный. Тебе повезло, что ты его отхватила. Он такой секси.
Видя, что я шокирована, она встала и направилась в сторону сада, оставив тему подвешенной в воздухе. Вернулась Вивиан Любич и сказала:
— Надеюсь, Пола не расстроила вас, дорогая. Она ведет себя так раскованно, и часто это неправильно истолковывают. Конечно, мы-то все понимаем — вы знаете, как это бывает Эрнст считает ее просто божественной в работе.
Картина «Запретный рай», снятая Эрнстом Любичем с Полой Негри в главной роли, была готова к показу. Мы заняли наши места, и, к счастью, в течение полутора часов не было необходимости говорить с кем-либо. Я смогла забыть о своем кошмарном личном впечатлении от Полы Негри. Фильм был превосходный, и она тоже.
Я была рада, что никто не планировал засиживаться. Поле надо было рано утром звонить по телефону, Любич работал в жестком режиме над текущей картиной и котел быть в студии не позже девяти, а Чарли как раз закончил последние съемки «Золотой лихорадки» и был готов начать разрезать негативы. Мы распрощались около одиннадцати, и пока шли по саду, слышали гортанный смех Полы и резкий звук ее голоса. В машине Чарли выдохнул:
— Удивительная женщина. Такая тупая и такая одаренная.
Кровь прилила к моим щекам:
— И очень хороша в постели, — добавила я.
— Ну, начинается! — нахмурился он. — Ты так и собираешься кипеть всякий раз при виде любой представительницы женского пола от восьми до восемнадцати?
— А что толку? — спросила я.
После того как мы приехали домой, Чарли показал себя никуда не годным актером.
— Да, хотел тебе сказать, — сообщил он, — я собираюсь провести некоторое время с моим старым другом, боксером Джорджем Карпентером. На этой неделе он выступает в театре Пантагеса. Я покажу ему достопримечательности. Будет лучше, если мы встретимся вдвоем, — понимаешь, «мужские разговоры». А потом у меня срочные дела с выставкой. Я побуду на студии, пока не закончу резать «Золотую лихорадку». Надеюсь, у тебя все будет хорошо.
— Да, у меня все будет прекрасно.
Казалось бы, недели перед рождением малыша для будущей молодой мамы должны быть самыми волнующими, но меня по мере приближения этого дня все больше переполняло чувство усталости, которое мне никак не удавалось стряхнуть с себя. Теперь регулярно приходил д-р Кайзер, новый врач, приглашенный Чарли; он постоянно осматривал меня и уверял нас с мамой, что беспокоиться не о чем. Одно меня волновало: казалась, я совершенно не способна бодрствовать. Я спала по 10–12 часов ночью, вставала, завтракала тостом с соком, и после этого чувствовала непреодолимую потребность лечь спать снова. Обязательно было нужно делать физические упражнения, это говорили мне и мама, и доктор, но у меня не было сил на них.
Чарли со мной не было. Он узнавал о моем состоянии через д-ра Кайзера и Коно, но не мог найти время увидеться со мной. По крайней мере, до того дня, когда узнал, что ко мне прорвался репортер Times Харрисон Кэрролл, который каким-то образом проник на территорию усадьбы и поджидал меня в саду.
Нельзя сказать, что мы были совершенно незнакомы с молодым и способным Харрисоном Кэрроллом, но при встрече моим первым порывом было — бежать, так как меня постоянно предупреждали, чтобы я не разговаривала ни с кем из представителей прессы. Но Коно отсутствовал, мама была в доме, слуги занимались своими повседневными делами. У меня было ощущение, что Кэрролл отличается от других репортеров, а я отчаянно нуждалась в сочувствии и дружбе.
Он понимал, что я напугана, и начал с дружеской улыбки. «Я недавно женился, миссис Чаплин, — сообщил он. — Я говорю это, чтобы убедить вас в моем уважении к женщинам». Замечание было обезоруживающим, и я засмеялась. Он пояснил, что ему поручили написать о Чаплине в его газете, и что он приходил несколько раз на студию. Чарли был недоступен. Элф Ривз был приветлив и предложил репортеру посмотреть студию, но он хотел написать совсем о другом.
— Вы разошлись с Чаплином? — начал он с места в карьер.
— Разумеется, нет, — ответила я. — Что заставляет вас так думать?
— Просто ходят такие слухи.
Когда я нервно двинулась, собравшись уходить, он поспешно сказал:
— Минуточку, миссис Чаплин. Я должен объяснить кое-что. Я хочу, чтобы вы понимали положение репортера. Я хотел бы написать историю, не задевающую ничьих чувств — даже вашего мужа, если это возможно. Другие репортеры думают иначе. У них… да у нас всех есть подозрение, что ваш ребенок был зачат не после вашей женитьбы в Мехико.
Я открыла рот Я представить себе не могла, что наш секрет получил столь широкую огласку.
— …но другие хотят собрать факты и превратить историю в цирк. Вы не можете винить их. Когда человек рушит камеры, избегает прессы, демонстрирует неуважение к интересу публики, вполне естественно, что журналисты хотят показать его в худшем свете. Но так не должно быть. Я хочу сказать, что новости должны сообщать правду, но не ранить людей, о которых пишут Ваш муж не хотел ни с кем сотрудничать с самого начала, но еще не поздно.
Он зацепил меня за живое, и я попыталась удрать от него.
— Ради бога, простите, но… — взмолилась я. — Подождите, — сказал он. — Я действительно хочу быть вашим другом, пока другие не доберутся до вас и не оставят от вас мокрое место. Если вы хотите что-нибудь сказать мне — не обязательно для печати, — вы можете рассчитывать на мою осмотрительность.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
