– Осталось...
– Что?
– Сабля...
– Какая сабля?!
Лара аж привстала, стул грохнул.
– Эта... – Гобзиков со вздохом указал на карту. – У меня есть эта сабля. Тоже от отца, кажется...
– Покажи!
– Да пожалуйста. – Гобзиков отошел в угол сарая и принялся копаться в старых железинах, сложенных в бочку. – Где-то здесь она валялась...
Гобзиков перебирал трубы, уголки, ломы, какие-то другие инструменты. Наконец достал меч, протер его тряпкой.
Меч был похож. На тот, что на карте.
Лара медленно подошла к Гобзикову, взяла оружие.
– Имитация, – сказала она с каким-то облегчением. – Кто-то сделал...
– С чего ты взяла, что имитация? – спросил Гобзиков. – Самый настоящий меч, булат, видишь, даже узоры по лезвию идут. И цвет черный... Там даже написано – «табан»...
– Табан? – улыбнулась Лара.
– Ну да, табан...
Лара взвесила меч на ладони. Затем с неожиданной ловкостью перекинула из руки в руку, сделала выпад, проткнула пластиковую бутылку.
– Я же говорил, – шепнул мне Гобзиков, – она фехтованием занимается. Видишь, какая ловкая. Да и меч хорош, надо его продать и купить осциллограф.
Лара размахнулась и ударила мечом по наковальне. Лезвие сломалось пополам, обломок прожужжал и воткнулся в стену.
– Вот так да... – вздохнул Гобзиков. – Вот тебе и булат...
– Извини, – сказала Лара. – Но это даже не сталь. Чугун, наверное. А узоры подделаны.
Она положила меч на верстак. Обломки.
– Как ты определила? – спросил Гобзиков. – С виду он такой... настоящий...
– У настоящего кашалот другой формы.
– А ты видела настоящий меч? – удивился Гобзиков.
– Угу. А твой дедушка... Мне Женя сказал... Ну, это...
– Он умер, – догадался Гобзиков. – Погиб...
– А у дедушки ничего больше не осталось? – спросила Лара. – Фотоальбомы, дневники, записи какие-нибудь?
– У него сундучок, – ответил Гобзиков. – Там тоже бумаги. Если хотите, можем посмотреть...
– Да я...
– Хотим, – сказала Лара. – Очень хотим посмотреть.
– Тогда пойдемте.
Гобзиков вытер руки о тряпку и сделал приглашающий жест в сторону дома. И тут же передумал.
– Нет, я сам принесу.
– Ты его хорошо знаешь? – спросила Лара, когда Гобзиков убежал.
– Не, не очень. Мы недавно только... познакомились. А в Лицее он тоже только год учится, его губернатор устроил... ну, направил то есть.
– Понятно... – Лара тоже принялась осматривать сарай.
Быстро, как-то даже профессионально. Гремела железками, переставляла ящики, заглядывала в укромные уголки и нашла наконец то, что ей было, видимо, нужно. Толстую железную бутылку.
– Керосин, – понюхала Лара. – У тебя зажигалки нет?
– Зачем?
– Есть или нет?
– Нет...
Лара забралась на верстак и стала шарить по полке.
– Ага! – Она продемонстрировала мне коробок спичек.
– Откуда ты...
– Паяльная лампа. – Лара указала на висящую на стене лампу. – Есть лампа, значит, есть керосин и спички.
Лара поболтала бутылкой, отвинтила пробку.
– Тут уже был пожар...
– С-с-с! – Лара приложила палец к губам, и я замолчал.
Потому что это было красиво. Когда красиво, я всегда молчу. Лара спрятала бутылку под верстак. Я принялся определять цвет ее волос. Но так и не определил. Они в самом деле были какие-то вроде бы пегие, серый, пепельный цвет. Но сквозь пепел огонь какой-то... А может, это мне показалось просто...
Вообще волосы Лары очень шли к ее фиолетовым очкам, наоборот то есть, очки к волосам. И руки у нее были красивые, красивые руки встретишь реже, чем красивые ноги.
Вот Мамайкину взять. Ноги у нее – «Формула-один» настоящая, высококлассные ноги. В ногах главное однородность – это редкое качество, чтобы от щиколоток до спины не было ни слишком глубоких впадин, ни крутых возвышенностей. У Мамайкиной в ногах была однородность. А в руках не было. Пальцы слишком короткие, предки много лопатой работали. Даже не короткие, а конусообразные какие-то, как морковки. Чтобы эту морковность компенсировать, Мамайкина наращивала ногти. Получались морковки с ногтями. Я на Восьмое марта ей даже перчатки подарил, дорогие, из страусиной кожи. А эта дура не поняла намека.
А Ларе перчатки были не нужны. Она вообще была...
С другой стороны, ногти можно ведь и не обгрызать.
– Слышь, Лар, а чего он с бумагами этими возится... Они что, какое-то значение...
Тут явился Гобзиков.
С сундучком.
Сундучок был как сундучок. Длинный, по углам обитый жестью, с ручкой, обмотанной толстой алюминиевой проволокой. В моем представлении с такими сундучками ходили железнодорожники в советских черно-белых фильмах, джеки-поторошители в английских фильмах цветных, ну и еще безумные шляпники разные. Гобзиков долго возился со связкой мелких ключей, подбирал нужный. На пятнадцатом ключе сундучок сдался.
Ворох бумаг. Карты в основном. Разные. Но все нарисованные от руки. Лара оттеснила Гобзикова от сундучка. Достала одну карту. Принялась разглядывать. Гобзиков терпеливо стоял рядом. Лара достала вторую.
– Эта самая старая, – вставил Гобзиков. – Там какой-то Сталинодол и Красный Молот...
– Так раньше Аленкино и Ерофеево назывались, – пояснила Лара.
– А ты откуда знаешь? – спросил Гобзиков.
– Книжку одну прочитала... А дневники? Ну, записи какие-нибудь есть?
Гобзиков бережно достал из сундучка перетянутую бечевкой стопку бумаг открыточного формата.
– Но тут все зашифровано... – сказал он. – Я пробовал прочитать, но не понял ничего.
– Можно будет попробовать разобрать потом, – сказала Лара. – Я могла бы посидеть...
– Зачем? – поинтересовался я. – Зачем сидеть над этой макулатурой?
Но Лара меня снова не услышала.
– Правда? – тихо спросил Гобзиков. – Ты можешь? Ты в самом деле можешь?
– Ну, конечно. Я интересовалась криптографией когда-то...
– И я смогу понять?
Лара кивнула.
А я вот ничего понять не мог. Они о чем-то своем говорили, а я не мог понять. Не люблю не понимать.
– А ты... – Гобзиков принялся сворачивать в трубку одну из своих карт. – Ты там...
– Была.
Гобзиков вскочил.
– Так, значит, все это правда?!
И даже от волнения смял свою карту.
– Эй! – возмутился я. – Может, вы расскажете мне все-таки? Что за шхерничество?! Что за правда?
Гобзиков и Лара переглянулись.
Это меня даже уже разозлило вообще. Не люблю такие ситуации – двое, значит, переглядываются, а третий «здравствуй, дерево»! Тоже мне, старые знакомые! Один с фонарями, другая в очках!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
