голоса. Шейла рассмеялась:
– Боюсь, благодарные слушатели забросали бы вас гнилыми овощами.
– Тухлыми яйцами можно ещё, – поддакнул Летц.
Но стоило им замолчать, как шёпот опять усилился, он звучал так уютно, что все мысли Летца сводились к одному: лечь в кровать и склонить голову на подушку. Он моргнул, затем ещё, глаза слипались, не оставалось сил держать их открытыми.
Голоса внушали ему, будто сон – самое сладкое, что есть на свете, что надо убрать помеху, которая мешает Летцу погрузиться в мир видений, – единорожка. Летц сжал рукоять ножа: да, если он принесёт жертву голосам, всё закончится. Надо не мешкать, потому что чем скорее всё завершится, тем лучше для него. Ведь Летц не хочет же сойти с ума? А если он станет сопротивляться, то безумие будет его уделом. Вспыхнул и погас фонарь, лишь огонёк слабо освещал прихожую. Шейла спала, из её приоткрытого рта вырывалось мерное дыхание.
Раздался грохот: Белянка со всей силы ударила копытами в стену дома, и Летц очнулся: вокруг единорожка сгустились тени, которые походили на клубок щупалец. И тут же в челюсть Летца прилетел кулак Майкла, тот решил, что приятель ведёт себя странно. Летц отскочил от него:
– Успокойся! Я в норме!
Летц направил в сгусток теней свет огонька и снова запел. Тени задёргались, но не отступили, не отступал и сон. Стоило замолчать хотя бы на несколько секунд, как всё возвращалось: щупальца продолжали тянуться к единорожку, а голоса пытались подчинить ребят себе. Летц разозлился и бросил огонёк в центр теней. Те забились в конвульсиях, а затем вдруг полопались одна за другой, как пузыри. До самого рассвета пока не вернулся Гал, ребята горланили разные песни.
Теперь, когда опасность миновала, они обо всём подробно рассказали Галу, Белянку и Звёздочку отвели в хлев к другим единорогам, а сами отправились в клеть отдыхать. Летц не успел коснуться подушки, как отрубился. Ему ничего не снилось, сон его был спокоен и безмятежен. Поднялись они только после полудня.
Гал приготовил роскошный обед: стол ломился от запечённых овощей, вареников с творогом и свежей выпечки. Летц налегал на еду, он успел проголодаться – с вечера маковой росинку во рту не было. Хотелось наесться впрок, ведь впереди их снова ждала дорога: двухдневный отдых у Гала закончился.
Майкл навестил единорожка, оттуда он вернулся с такой мечтательной улыбкой, что Летц его пожалел: похоже, Майклу по душе заниматься животными, у него они вызывают приступ умиления. А ферма Гала была ещё и волшебным местом: тут жили единороги, рог коровы служил рогом изобилия, а овечье руно обладало драгоценными свойствами. А ещё здесь когда-то ожило пугало.
Гал был расстроен, что они уходят. Он наполнил их бурдюки колодезной водой и дал в дорогу хлеб, сыр и сухой творог. Летцу показалось, что Гал был бы счастлив, останься с ним Майкл. Да и тот согласился бы. Но по уговору до радуги должны добраться трое, иначе всё лишалось смысла. А сам Летц совсем не горел желанием провести остаток дней на ферме, пусть она и была самым чудесным местом в мире. Да и с дорогой между мирами непонятно – смогли бы они поселиться на ферме Гала навсегда? Или их бы вышвырнуло отсюда?
Летц пожал руку Гала:
– Спасибо вам за всё.
Тот не уговаривал их остаться, и Летц был ему за это благодарен: у Майкла глаза и так были на мокром месте.
– Вам бы молокошек в помощники, – сказал Летц. – Им бы тут понравилось.
– Молокошки? – удивился Гал. – Кто это?
Ребята, перебивая друг друга, рассказали ему историю, которая случилась с ними в одном из миров Темногорья. Об удивительных существах, которые днём принимают обличье кошек, а по ночам хлопочут по хозяйству. О Дикой кошке, которая защищает своих подопечных. Гал выслушал их с таким вниманием, что Летц не сомневался: скоро на ферме появятся новые питомцы.
Интерлюдия третья
Роджер и преследователи
Роджер массировал грудь в области сердца. За вчерашний день дырына разрослась и стала пульсировать в такт сердцебиению. Виноват Роджер был сам: поехал на конференцию, посвящённую выходу фильма по одной из его книг. На конференции было полно читателей и журналистов. И если читатели в основном просили автографы, то журналисты набросились на него, как голодные куры на червяка.
«С чем мистер Роджер связывает провал своей последней книги?», «Не исписался ли он?», «Правда ли, что сюжеты первых книг за мистера Роджера придумывали литературные негры?». Агент пытался их унять – ряд вопросов не был согласован, но журналисты не унимались. Когда Роджер покинул конференцию, кто-то крикнул ему в спину: «Каково это – лишиться короны короля детективов?!»
Жена о поездке не знала, Роджер вёл переговоры с агентом без неё – иначе бы она не пустила Роджера. Супруга в тот момент гостила у старшего сына и нянчилась с внучкой. Роджер и сам не хотел ехать, но агент уговорил: фильм должен подстегнуть продажи, к тому же следовало анонсировать новую книгу.
В дверь постучали: тихо, но требовательно. Открывать не хотелось, Роджер никого не ждал. Стук повторился. Нехотя Роджер поднялся и распахнул дверь, на пороге стояло двое. Краткого взгляда хватило ему, чтобы понять: эти парни из тех, кому в его книгах отведена участь плохишей, и ничего хорошего от них ждать не приходится. Ещё он осознал, что эти двое идут по следам той троицы, которую он подвозил ранее.
– Разрешите представиться, – рослый блондин улыбнулся, продемонстрировав прекрасную улыбку. – Я доктор Белофф, а это мой напарник – мистер Блэк.
Он отодвинул Роджера и вошёл в дом, второй – неприметный, как шпион в шпионском же детективе, – последовал за ним.
– Дайте угадаю, – Роджер попытался улыбнуться, но улыбка получилась кривая: – Вы плохой, он хороший?
Второй, мистер Блэк, удивлённо приподнял бровь:
– Браво! Вы поразили меня в самое сердце!
Роджер сел в кресло, боль в области дырыны усилилась.
– Думаю, вы догадываетесь, зачем мы здесь, – продолжил мистер Блэк.
Скрывать это не имело смысла, и Роджер кивнул.
– Замечательно! – обрадовался мистер Блэк. – Значит, вы всё нам расскажете.
Роджер молчал. Он понимал, что рано или поздно они вытряхнут из него правду – они натасканы на изъятие истины, и его сопротивление будет сломлено. И он не хотел рассказывать этим парням ничего. Роджер вновь потер грудь: до чего же болит. Казалось, в нём
