пугают.
Проект Глеба оказался, на редкость, успешным. Впрочем, мне давно пора привыкнуть к тому, что все его проекты блестяще спланированы и просчитаны до мелочей. Поэтому у него не бывает осечек и непредвиденных обстоятельств.
Я инстинктивно посмотрела на профиль мужа. Он сосредоточенно ведет машину, будто не напрягаясь. Но я знаю, что мужчина сосредоточен, как и всегда. Выдохнула и повернулась опять к окну.
За прошедшие два года между мной и Глебом установились партнерские отношения. Те самые, в которых нам обоим было удобно. Он не напрягал меня и не разу не упрекнул в измене, как и обещал. Я же в свою очередь делала вид, что не замечаю его измен. Надо же, какая ирония. Мы оба хотели стабильности. И именно так все и вышло. И теперь между нами сквозило спокойное равнодушие, объединенное заботой о ребенке.
Мы стали одной из тех пар, которые просто мирно уживаются на одной территории. И, разве, я просила большего? Нет. Два года назад, уезжая, я будто оставила частичку души в этой стране, в этом городе. Дала себе слово исправно играть роль идеальной жены, и я это делала.
Меня устраивала моя жизнь. Она была комфортной и спокойной.
Мне не было трудно поддерживать эту иллюзию, будто все у нас с мужем хорошо. И только по ночам, во сне, я видела горящий взгляд из-под густых ресниц и мужской торс с татуировкой дракона на груди. В такие моменты в голове наступало прояснение, я четко осознавала, что моя жизнь превратилась в пресную унылость. Хотелось бежать. Так быстро, как только я могу. К нему бежать. Но потом взглядом я находила Никиту, и все порывы разом стихали.
У ребенка должна быть семья. Пусть неидеальная. Зато крепкая и надежная. Я была уверена в том, что Глеб не оставит сына, и будет растить его, как обещал. Поэтому всякий как, стоило эмоциям навалиться на меня, быстро брала в себя в руки, отправляя их глубоко в подсознание.
Все это удивляло меня саму. Ведь я давно уже привыкла думать только о себе. Но теперь рядом тихонько спал ребенок, за чье будущее приходилось нести ответственность.
— Вот же! — стучу себя кулачком по лбу. — Я забыла подарки.
— Не волнуйся, — говорит Глеб, не поворачиваясь ко мне, — они в багажнике.
Фух, хорошо, что он все помнит. А вот я после родов стала немного рассеянной.
— Да и не переживай ты так, — добавляет Глеб. — Уверен, что родители так будут влечены внуком, что не вообще не заметят, привезли мы подарки или нет.
Я согласно киваю. Но волнение все равно не покидает.
И раньше я боялась ездить в гости к родителям мужа. А теперь я даже не понимаю, как ощущаю себя во всей этой ситуации.
С одной стороны, мне нечего волноваться. Ведь теперь мой сын прочной ниточкой связал меня с этой семьей. А, с другой, это ведь ребенок Артура, не Глеба. И одному Богу известно, как поведет себя тот, кого я так бесцеремонно бросила два года назад.
Впрочем, о том, кто отец ребенка, никто не знает. Глеб ни разу не спросил. Артур вне зоны досягаемости все это время. И любое сходство с истинным папашей можно списать на гены, которые уж никак не запрограммируешь.
Машина плавно поворачивает в сторону особняка Ворониных. Я всматриваюсь в окно, пытаясь найти отличие в том, что я вижу сейчас, от того, что я видела, когда последний раз была здесь. И не нахожу. Та же дорожка, те же деревья, тот же дом. Даже цветы все на тех же местах — ровно так, как это было два года назад. Вот она, стабильность «от Ворониных». Ни один кустик не изменился. Наверное, и до моего появления в этом доме все было ровно так, как сейчас.
Я выхожу из машины, едва мы остановились почти у самого входа. Обхожу автомобиль сзади и аккуратно достаю ребенка из автокресла. Никита сонно моргает от того, что я потревожила его сон. Медленно просыпается.
— Давай его мне, — говорит Глеб, перехватывая у меня из рук ребенка.
У дверей нас уже ожидаю родители Глеба. Отец приветливо жмет моему мужу руку. А мать скользит по мне взглядом, оценивая облик. Точно так же, как это делала два года назад. Кажется, ничего не меняется в нашем королевстве.
— Как добрались? — снизошла до вопроса свекровь после дежурного приветствия.
Иногда мне кажется, что у этой семьи есть свой свод правил поведения, в котором четко оговорено, какие эмоции и в каком случае разрешены. И ведь это, быть может, неплохо. Просто как-то скучно.
Моя робость, которую я всегда испытывала раньше, сейчас быстро испарилась. В этот момент я отчего-то почувствовала жалость к этим людям, высокое положение которых обязывает их всегда и во всем быть идеальными. И только Артур кажется белой вороной в этом семействе. Он-то свои эмоции не прячет за тошно-правильными ритуалами. Да и мириться с недостойным поведением отца не стал, потому что притворство ему чуждо. Кстати, а где он? Больше не посещает резиденцию Ворониных? Глеб ни разу не заикнулся о брате за два года.
— Проходите в дом, — говорит тесть, с улыбкой поглядывая на Никиту.
Он проходит в дом, приглашая нас пройти за ним.
Внутри все так же, как и в тот день, когда Глеб первый раз привел меня в фамильное логово. Та же роскошь, тот же идеальный порядок. Все вещи стоят и лежат ровно на тех же местах. Время, словно бы, замерло в этом доме.
— Вы ведь останетесь на ночь? — спрашивает свекровь. — Вам уже приготовили комнату на втором этаже.
— Конечно, мама. Спасибо, — отвечает Глеб.
— А вечером Артур обещал приехать, — обещает она.
При звуке его имени мое сердце резко сделало кульбит, а колени нервно дрогнули. И когда уже я перестану так остро реагировать на одно лишь воспоминание о нем?
Глава 36
Я просыпаюсь, как от толчка. Будто кто-то, не желая, чтобы я пропустила что-то очень важное, толкнул меня в бок.
В спальне темно, и только от застекленной двери на балкон идет слабое освещение.
Вчера, сославшись на усталость, я забрала Никиту, чтобы уложить его спать. Но как-то незаметно для себя, уснула вместе с ним. И теперь малыш тихонько спит рядом со мной.
На огромной кровати мы занимаем совсем не много места. Даже
