И я загадала: хоть бы Кэррик проскользнул в одну из тех щелочек, чтобы Креван никогда его не отыскал.
27
Первый день моих надомных занятий. В 10 утра явилась мисс Докери. Нельзя сказать, чтобы у нас были особо близкие отношения, но она – учительница математики, и взаимное уважение мы друг к другу питали: она предоставляла мне самостоятельно справляться почти со всеми задачами и больше внимания уделяла отстающим. Она с самого начала проталкивала идею надомного обучения, и мне показалось, что ее, как и многих других учителей, мое присутствие в школе вовсе не радует. Правда, на уроках она не делала вид, будто в упор меня не замечает, но и не отводила на перемене в сторону, чтобы как-то утешить. Впрочем, этого никто не делал.
Люди вовсе не жестоки, вот что я поняла. Есть, конечно, такие, как Логан, Гэвин, Наташа и Колин, но большинство отнюдь не жестоки, они только очень берегут себя, и, пока что-то не затронет их лично, они и вмешиваться не станут. Мне ли не знать – сама такая была всего месяц назад. А если и вмешиваются, то по какой-то личной причине, как Пиа, мистер Берри и та же Колин. Вот почему я хотела бы понять, что побудило мисс Докери пройти сквозь строй корреспондентов, которые каждый день собираются у нас под дверью, и войти в дом, где живет Заклейменная.
Для мамы мои выводы не новость, не зря же она столько лет моделью работает. Свои тайные пружины есть у каждого, уверена она, и, прежде чем отпустить нас с мисс Докери в библиотеку, она усаживает ее за кухонный стол – поговорить.
– Селестина – лучшая ученица в моем классе, миссис Норт. На голову выше всех, – отвечает учительница на заданный в упор вопрос: почему она согласилась прийти.
– Зовите меня, пожалуйста, Саммер. Вы знаете, через что пришлось пройти моей дочери. Ей досталось – чересчур. И теперь я должна убедиться, что вы действуете в ее интересах, что вы не будете к ней жестоки и предоставите ей шанс сдать экзамен. Она вполне это заслужила.
Я с удивлением смотрю на маму.
– Саммер, – улыбается ей мисс Докери, – я вполне понимаю вас, но моя задача – преподавать, все остальное не имеет никакого отношения к нашим занятиям. Селестина замечательно схватывает самые сложные теоремы, она понимает и запоминает их с первого раза. Прекрасно организованный ум. И у меня один интерес: чтобы моя лучшая ученица не посрамила меня на экзаменах. Это, конечно, эгоизм с моей стороны, – добавила она, заливаясь краской, – но мне кажется, что результаты учеников – это и мой успех как преподавателя. Если Селестина не раскроет полностью свой потенциал, это и для меня поражение.
Да, в людях я плохо разбираюсь, это я уже успела понять. Я всегда знала, что у меня это получается хуже, чем у Джунипер, но не догадывалась, насколько хуже. Я промахиваюсь чуть ли не в каждом случае, а мне бы нужно такое умение разгадывать людей, как у сестры, – смешно, но и ее тоже я оценивала неверно. Вот Кэррик – он ни разу, ни в одной ситуации не ошибся. Крепко сжатые челюсти, настороженность, черные глаза смотрят в упор – он четко выбирает мишень, он проникает глубоко внутрь, срывая покровы, словно рентгеном просвечивая душу любого человека.
Заниматься не хочется. Я так устала. Надежда во мне умерла, Арт и Джунипер разбили мое сердце, тело все еще болит после доставшихся мне в пятницу побоев, мистер Берри и стражи исчезли, и Кэррика, единственного, кто мог бы мне помочь, вряд ли удастся найти – он ускользнул из сетей Кревана. И сам он меня искать конечно же не станет: это слишком рискованно.
Мама осталась довольна таким ответом учительницы, а я все еще настороже. Мы отправились в библиотеку.
– Давай по порядку, – деловито говорит она, совсем не тем тоном, каким только что беседовала в кухне. – Теперь ты будешь звать меня Альфой, а не мисс Докери. Раз я прихожу к тебе домой, мы на равных.
Я кивнула.
Она вынула из портфеля бумаги и села напротив меня.
– Далее. Вот график работы, утвержденный школой и Трибуналом, – скучающим голосом продолжает она. – Мне пришлось так долго и нудно разбирать с ними каждый момент, что они должны мне плату за урок.
Я рассмеялась от неожиданности: как это она вдруг переменилась.
– Если кто-нибудь спросит – а скорее всего, спросят, – предъяви им это. Но на самом деле мы с тобой будем заниматься еще многим сверх того. – Она даже рукава засучила. – И наконец, я должна предъявить тебе это. – Она поднялась и выдернула подол рубашки из брюк.
Я отвела глаза, смущенная тем, что учительница вдруг обнажилась передо мной, ее живот у меня прямо перед глазами. Но она явно не собиралась прикрыть живот, пока не продемонстрирует его мне, так что пришлось повернуться и посмотреть. Там, в самом низу, – красная буква «П» в красном кружке. Не Клеймо, а татуировка.
– Кто это сделал? – выдохнула я.
– Я сама.
– Я бы что угодно отдала, только бы от них избавиться, а вы – сами себя?
– Когда сама, это совершенно другое, – мягко ответила она. – И людей с такими татуировками немало. Мы воспринимаем Клеймо как почетный знак, Селестина: когда человек делает ошибки, он учится. Кто ни разу не промахнулся, никогда не поумнеет. Наши «идеальные лидеры» не допускают ошибок, так откуда же им знать, что хорошо и что плохо? Как им разобраться в самих себе, понять, что они могут, а что им не под силу? Чем больше ошибок, тем быстрее человек учится.
Я пытаюсь освоиться с этой мыслью, но пока что она кажется сложнее математических теорем.
– Выходит, я очень умна, – усмехнулась я.
– Умнее всех, – торжественно ответила она. – В том-то и дело. Трибунал сам по себе порочен. А татуировка не означает, будто мы все порочны, – это символ, свидетельствующий о том, что мы тебя поддерживаем.
Значит, вот оно? Тайное движение, о котором мне рассказывала Пиа, о котором пишет Лайза Лайф? Наконец-то я вижу человека, который состоит в этом движении.
– Когда ты формулируешь, ты сразу схватываешь самую суть, Селестина Норт. Я не об этом твоем поступке в автобусе, – она махнула рукой, мол, ничего особенного. – Однажды в жизни поступить по-доброму каждый может, это даже с плохими людьми случается. Но все, что ты говоришь по этому поводу, идеально. Прямо в яблочко! – Она треснула кулаком по столу, и я подпрыгнула.
– Статьи Пиа Ванг далеки от правды.
– Я не о статьях Пиа Ванг, а об ее альтер эго – Лайзе Лайф.
– Вы и это знаете?
– Узнать ее стиль нетрудно. Не такой уж она талантливый журналист, по правде говоря, но она умеет извлечь из человека сюжет, заставить его разговориться. Но «Лайза Лайф» пишет явно лучше. Забавный псевдоним, – добавила она без улыбки. – Ты явно затронула в ней какую-то струну. Скажи, а ведет она себя теперь по-другому или все такая же акула? Акула-марионетка, заметим в скобках, хоть Креван и предоставляет ей кое-какую свободу. Свобода слова, тоже мне! – фыркнула она. – Да и той с сегодняшнего дня не будет. Только что он объявил…
– Что благоприятный отзыв о Заклейменном будет рассматриваться как помощь. – Я поднялась, принялась расхаживать по комнате, чувствуя прилив адреналина. Происходит то самое, о чем предупреждала меня Пиа: Креван совсем слетел с катушек. Бог знает, как он теперь поступит со мной. Нужно искать выход, и поскорее.
– Точно, – улыбнулась она. – Значит, ты все-таки в газеты заглядываешь. Обычно ребята твоего возраста разве что под дулом пистолета читают новости, но я рада, что у тебя с мозгами все в порядке. По правде говоря, я хотела приступить к частным занятиям еще в прошлый понедельник, но ты настаивала на школьном обучении. Возможно, мне следовало объяснить тебе ситуацию с глазу на глаз, но мне показалось, что ты еще не была готова. В каком-то смысле Логан сыграл нам на руку – пойми меня правильно, я молюсь, чтобы все они горели в аду за то, что они с тобой сделали. И спасибо Лайзе Лайф: сегодня она поведала всему миру о том, что они сотворили. Без имен, разумеется, но намеков достаточно, читатели разберутся. Уже и так многие возмущаются, что с тобой слишком жестоко обходятся. Полиции придется ответить за отказ разбираться в этом деле. Креван скоро возжаждет крови Лайзы Лайф.
Ага, и моей тоже.
Меня вовсе не радует, что мир узнал, как со мной обошлись в пятницу. Еще кто-нибудь вздумает подражать… Но хорошо, что Логана и всю банду вывели на чистую воду.
– Так, перед уроком математики у тебя есть вопросы? Какие-либо вопросы?
Она произнесла это с нажимом, и я поняла, что пора навострить уши. Началось. Надо очень тщательный контролировать разговор.
– Расскажите мне об Эниа Слипвелл.
Наконец-то она улыбнулась:
– Правильный вопрос, девочка, ты настоящая отличница. А что ты сама знаешь о ней?
