Он бросил на Руфу короткий взгляд.
— О… — промолвила она.
— Он лишил Элис наследства. Но я, как племянник, унаследовал большую часть его денег.
— Как… ты? — Руфа была удивлена. Невероятная скаредность Эдварда была такой же привычной его чертой, как борода на лице. — И много денег?
— Много.
— И что с ними произошло?
— Ничего, — сказал Эдвард. — Элис была еще жива, и существовало условие, которое выставляло все в забавном свете… Мы даже смеялись над этим, потому что завещание было выдержано в истинно викторианском духе. Короче говоря, я бы получил эти чертовы деньги, если бы развелся с Элис и женился на ком-то другом.
Руфа была поражена. Она не могла представить себе, что за спиной прозаичного Эдварда плетутся такие интриги.
Эдвард сидел и рассматривал ладони своих рук.
— Но потом, как известно, Элис умерла. Когда она заболела, мы жили в Германии. Она пошла к врачу — ей показалось, что она беременна, — и мы узнали, что анализ крови очень плохой.
— Как ужасно! Я и не знала…
Он поднял глаза, пытаясь улыбнуться.
— Я не стану тебе рассказывать все. Не в этом дело. Я тоже хотел умереть. И деньги моего дяди казались отличным предлогом, чтобы даже не помышлять о новой женитьбе. Мне казалось, что я всем обязан ей. — Он сделал паузу. — Это довело мою бедную мать до безумия. Она без конца говорила, что Элис умерла, а я еще молод, и мой долг — непременно жениться вновь. Но мне была невыносима сама мысль об этом. Я не мог рисковать и по новой проходить через все это.
Несколько минут он сидел без движения и молчал, склонив голову над столом. Затем выпрямился и быстро проговорил:
— Я рассказал тебе об Элис и деньгах. Теперь я должен сказать кое-что о тебе.
— Обо мне? — Руфа была озадачена.
Он нахмурился, осторожно выбирая слова.
— В прошлый раз я был невероятно черствым. Я не хотел понимать, как крепко ты привязана к Мелизмейту. Я ставил тебя на одну доску с твоим отцом. Но теперь-то я вижу, что романтика не столь уж плоха. Понадобилась эта ваша пошлая Брачная игра, чтобы я понял, что значит для тебя Мелизмейт. И… и… — Он сделал глубокий вдох. — И что значишь ты для меня.
Жар прилил к лицу Руфы. Его искреннее раскаяние устыдило ее.
Эдвард нежно взял ее за руку.
— Я не могу позволить тебе сделать это, иначе мое сердце будет разбито. Я полюбил тебя, когда уволился из армии. Но ты к тому времени уже повзрослела. Если такое возможно, я полюбил тебя еще больше после того, как ты потеряла отца. Нет слов, чтобы передать мое восхищение тем, как ты пыталась сохранить Мелизмейт. — Он улыбнулся. — По правде говоря, я даже восхищался твоим стремлением продать себя ради того, что тебе дорого. Но я не могу быть сторонним наблюдателем того, как ты выходишь замуж за человека, к которому не испытываешь никаких чувств.
— Откуда ты?.. — начала Руфа, пытаясь изобразить возмущение.
— Прошу тебя… — Эдвард больно сжал ей пальцы. — Я еще не закончил. Теперь я понимаю, как я должен поступить. Ты должна выйти за меня замуж.
У Руфы перехватило дыхание. У нее закружилась голова, она оглянулась, чтобы удостовериться, что все происходит наяву.
Эдвард вновь отвел свой настороженный взгляд.
— Я, разумеется, не имею в виду, что ты должна выйти за меня, — я выразился неудачно. Я хочу сказать, что я… буду любить тебя, если ты согласишься. Ты не влюблена в меня, как в мужчину. Но думаю, я тебе нравлюсь. Полагаю, что со мной ты будешь во много раз счастливее, чем со своим Мекленбергом. — Он рискнул вновь поднять на нее глаза. — Во-первых, ты наверняка приведешь в порядок Мелизмейт, и — Бог свидетель — я точно знаю, с чего тебе следует начать. Ближайшая буря совсем снесет крышу.
Опомнившись от изумления, Руфа ждала обычного в таких случаях поцелуя. Когда его не последовало, она успокоилась, хотя и разочаровалась. Тот ли Эдвард мужчина, который в состоянии разбудить в ней женщину? — подумала она. Руфа вдруг обнаружила, что проверяет его черты, одну за другой, в попытке найти что-нибудь отталкивающее. К ее удивлению, ничего такого не обнаруживалось. Эдварда никак нельзя было назвать непривлекательным. Рано или поздно изъяны появятся, но на данный момент к нему невозможно было придраться.
Он выпустил ее руку и взглянул ей прямо в глаза.
— Руфа, я не хочу, чтобы ты подумала, что… цель моего предложения в том, чтобы воспользоваться тобою. Это последнее, чего я желаю. Моя цель не зависит от того, будешь ли ты заниматься со мной сексом или нет.
Это невероятно смутило Руфу. Ее лицо горело. Она не могла ответить. Их взгляды встретились и тотчас разошлись. Мысль о том, чтобы иметь Эдварда в качестве сексуального партнера — когда полный самоконтроль уступал позиции страстям, — была невероятной.
Эдвард почувствовал, что тяжелейшая часть его предложения осталась позади. Он вздохнул. Его плечи немного расслабились, а тон стал отрывистым. Это был тот тон, который он мог использовать в армии, постукивая по карте указкой и говоря: «Обратите внимание, ребята…»
— Давай отбросим это сразу же напрочь. Секса не будет, Руфа. И не потому, что ты не привлекаешь меня, — это не так, а потому, что я отказываюсь участвовать в вашей Брачной игре. Я хочу помочь тебе спасти Мелизмейт, но не в обмен на секс. Пусть другие думают, что я покупаю тебя, но ты должна знать, что все обстоит совсем иначе. Отнесись к этому как к деловому соглашению, хотя это звучит слишком прозаично. Ты была права. Я не могу допустить, чтобы Мелизмейт прекратил свое существование со смертью твоего отца. Это в какой-то степени касается и его. Перед смертью он просил меня заботиться о тебе. Таким способом его воля будет исполнена.
Он говорил со спокойной, непоколебимой убежденностью, которой Руфе так не хватало. После смерти Настоящего Мужчины Руфа полагалась на Эдварда, когда дело касалось той или иной проблемы. Он всегда действовал уверенно и никогда не ошибался. Они молчали. Руфа была ошеломлена и старалась привести неподконтрольные ей чувства в порядок. Она пыталась представить себя женой Эдварда. Это было совсем иное, чем быть замужем за Адрианом.
Адриан был ей чужим, а Эдварда она знала с пеленок и безоговорочно доверяла ему. Он ей нравился. По-своему она даже любила его. Но это не имело ничего общего с романтичными отношениями. Он воплощал собой всю ее любовь к надежному и хорошо знакомому. Постепенно ошеломляющее предложение Эдварда стало казаться ей Божьим даром. Впервые в жизни — и уж точно впервые после смерти Настоящего Мужчины — она может отправиться спать, не беспокоясь о будущем семьи. О, какое это блаженство и счастье знать в грозовую ночь, что крыша Мелизмейта и любимые люди, живущие в нем, находятся в полной безопасности!
