Кейт Сандерс
Брачные игры
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Выражение благодарности
Я благодарна всем, кто помогал мне в написании этой книги. В первую очередь Филипу Уэллсу за перевод девиза семьи Хейсти на средневековый французский и Феликсу Уэллсу, впервые придумавшему Рессанскую сагу. Выражаю благодарность также Аманде Крэг, Джоанне Брискоу, Шарлотте Мендельсон, Луизе Сандерс, Биллу Сандерсу и Шарлотте Сандерс.
Моему дорогому Феликсу
Глава первая
— Это комплект книг Нарнии, — сказала Нэнси. — А это Барби и ее на редкость громоздкий пони, больше похожий на ломовую лошадь, — от мамы. — Она держала яркие пакеты перед сумрачным меланхоличным лицом сестры. — Мой подарок будет позднее. Это по меньшей мере на три подарка больше, чем мы рассчитывали.
— На четыре, — сказала Селена, не отрываясь от книги. Почти фанатичная любовь к чтению никогда не мешала ей участвовать в разговоре. — Я сделала ей шоколадную помадку. Может, положить ее в красивую коробку? Ей всегда это нравилось. Есть у кого-нибудь лишняя оберточная бумага?
— У меня есть, — проговорила Руфа. — Положи помадку на кровать, я запакую ее вместе со своим подарком.
Лидия туманно улыбнулась, как солнце, проглядывающее сквозь тучу.
— Все будет в порядке, верно? Я могу все вынести, лишь бы только у Линнет хватало подарков. Вы — чудо, не знаю, как и благодарить вас.
— Тебе нужно запретить ей подниматься на рассвете, — посоветовала Нэнси. — Прямо собачий холод, я целый час не решаюсь выбраться из своей постели.
Руфа нежно улыбнулась:
— Тебе повезет. Линнет сказала мне, что хочет взять мой будильник и поставить его на пять часов.
Она вытянулась на софе, измученная и пропахнувшая мускатным орехом после нескольких недель рождественской стряпни. Ее длинные каштановые волосы рассыпались по оранжевым твидовым подушкам. Три младшие сестры развалились на полу, стараясь занять как можно больше места на металлическом листе у камина.
— Лидия, — проговорила Нэнси, — подвинь свою толстую задницу…
— Толстую задницу… Кто бы говорил, — в тихом голосе Лидии послышались жалостливые нотки. — Мне нужно больше тепла, чем тебе. Я тоньше, и поверхность моего тела больше по сравнению с моим весом. — Она высадила пробку из бутылки дешевого красного вина.
Селена наконец оторвала голову от страниц «Потерянного рая».
— Не хотите печенья? — Она достала из-под складок своей штопаной вязаной кофты пакет со сладостями.
— Боже! — воскликнула Нэнси. — Откуда у тебя это?
— Брайан дал. Мне кажется, он жалеет нас.
Брайан был молодым человеком из аукционистов, занимавшихся в настоящее время установлением стоимости старого дома и его полуразрушенных строений. Мелизмейт, родовой дом семьи Хейсти в течение тысячи лет, уходил с молотка.
Селена вскрыла пакет, и сестры сразу потянулись к нему. Постоянное отсутствие денег, уже давно переставшее быть предметом шуток, превратило шоколадное печенье в столь же экзотическое кушанье, как икра. Уже несколько недель они перебивались на приготовленном матерью постном супе, экономя каждое пенни для последнего Рождества в Мелизмейте.
— Он очень добр, — проговорила Руфа с ртом, набитым печеньем. Она полагала, что людскую доброту следовало особо подчеркивать.
— Да-а-а… — отрешившись от реальности, Селена опять погрузилась в чтение.
— Он иногда бывает отвратителен, но это не его вина — мы разорены.
— Не говори «разорены», — пробормотала Лидия. Она разлила вино в четыре чайные чашки из разных сервизов и передала их сестрам. — Каждый раз, когда я думаю о будущем, меня начинает тошнить.
Был Сочельник. Настоящий Мужчина наслаждался своим первым Рождеством на небесах. Дом, который он покинул, замерзал. В преддверии аукциона семья влачила жалкое существование. Обед на следующий день в виде купленного в супермаркете цыпленка размером с канарейку стоял в холодильнике и был готов для приготовления. Руфа собралась с силами и перечистила гору картофеля, который должен был наполнить семь пустых животов. Больше заняться было нечем. Пирогов и тортов, которыми она занималась в период относительного изобилия, в этом году не предвиделось. Мать была внизу с маленькой дочкой Лидии. Девицы Хейсти собрались, как обычно, в старой детской комнате.
Детская состояла из двух чердачных помещений с покатой крышей, скроенных в одну большую комнату. В ней было так же ветрено, как на палубе «Cutty Sark». Комната была наполнена поленьями. Брайан оценивал их в 40 фунтов. Он не мог предвидеть, что наступит день, когда их истинная ценность превысит денежную. Детская была символом многослойной семейной истории: каждый слой соответствовал своему периоду, как кольца деревьев.
Пришедшее в негодность полотно с изображением пожелтевших херувимов в виде детей в морских костюмчиках представляло собой реликт викторианской эпохи семейства Хейсти. Громоздкая детская коляска фирмы «Сильвер кросс» относилась к послевоенному детству Настоящего Мужчины. Оранжевая софа, сильно изуродованная огнем, была частью истории самих девушек. Они все помнили знаменитый ночной пожар в 1980-е годы, когда Настоящий Мужчина трагически осознал разницу между фейерверком внутри помещения и на улице.
Настоящий Мужчина — это их покойный отец. Он ушел в мир иной полгода назад, заставив их рухнуть на землю, подобно отработанным ракетам. Он был божественно красив, ослепительно автократичен, по-королевски эксцентричен и на редкость очарователен. Он умел выводить нелепые жесты далеко за пределы комедии и с блеском использовать их. В свой медовый месяц на Антибах он в пылу спора выскочил из комнаты и попытался вступить в Иностранный легион. Однажды он обмазал свое голое тело синим красителем и принял участие в детском костюмированном представлении в роли древнего бритта. Настоящий Мужчина любил вечеринки, сама его жизнь фактически была вечеринкой. Ему нравился его дом, заполненный гостями и сотрясающийся от их смеха. Он с удовольствием влюблялся, а жена с дочерьми нежно выхаживала его после многочисленных измен, когда чувствительный организм с трудом восстанавливался после перегрузок. Но даже его адюльтер был каким-то особенным и не считался изменой. Никто не помнил, когда его стали называть Настоящим Мужчиной. Просто он действительно был представителем мужского пола — Настоящим Мужчиной, воплощавшим собой всех мужчин. Он окружил себя — и их — атмосферой возбуждения и романтики. Когда он умер, мир лишился блеска и жизненной силы.
