Но все это, конечно, теория. Когда я сам жил в СССР, то, в силу возраста и неопытности, вообще понятия не имел, как подобные дела делаются. Надеюсь, именно так, как я думаю…
* * *
Лубянка. Кабинет полковника Воронина.
Полковник только пришёл на службу, успел повесить китель на спинку кресла и закинуть фуражку на пустующую напольную вешалку, как начал звонить телефон.
— Началось в колхозе утро… — проворчал он и снял трубку: — Воронин.
— Приветствую, Павел Евгеньевич. Это Дорохов, помощник Вавилова.
— Доброе утро, Николай Максимович, — напрягся Воронин. Не каждый день ему звонит помощник заместителя председателя КГБ СССР. Последний раз это было, когда, без объяснения причин, велели Ивлева любить и жаловать и ничего для него не жалеть.
— Нужно найти вашего вундеркинда Ивлева. Принято решение воспользоваться его предложением по закупке акций иностранных компаний. Подготовьте список.
— Когда это надо? — забеспокоился полковник, вспомнив, как Румянцев ему докладывал, что в планах Ивлева сплошные поездки всё лето.
— Как всегда, Павел Евгеньевич.
— Я понял: вчера, — вздохнул полковник и, попрощавшись с Дороховым, тут же набрал Румянцева.
* * *
Москва. Кабинет второго секретаря Московского городского комитета КПСС.
— Итак, что мы имеем? — продолжил совещание второй секретарь горкома Захаров, солидный, уверенный в себе мужчина за пятьдесят. — Со слов начальника Пролетарского райотдела МВД Мещерякова, работники комитета ВЛКСМ его района проявляют подозрительную заинтересованность в работе его ведомства, в частности пожнадзора. Вы выяснили, о чём речь?
— Да, типография у них там под проверку попала, серьёзные нарушения выявлены, — доложил член партийной комиссии Майоров, неброский мужичок, про таких говорят: «взгляду не за что зацепиться». — И давай сразу деньги инспектору пихать!
— Что за типография?
— Да не бог весть что. Не в этом дело, Виктор Павлович, они совсем там уже оборзели, — раздражённо высказался начальник финансово-хозяйственного отдела Ганин, немолодой, седой мужчина. — В открытую вписываются за свои объекты.
— Действительно, распустил Бортко своих комсомольцев, — поддержал Ганина Майоров. — Всех под монастырь подведут.
— Подождите, товарищи, — обратился к собравшимся второй секретарь. — Зачем его комсомольцам эта богом забытая типография?
— Директора сейчас сменим и разберёмся, — ответил ему Ганин.
— Вы так легко об этом говорите, Макар Иванович, — возразил ему Захаров.
— Комсомольцы у Бортко обнаглевшие, но не сумасшедшие, — усмехнулся Майоров, — чтобы с нами связываться. Там одного намёка директору хватило.
— Обнаглевшие, но не сумасшедшие, говоришь, Василь Семёныч? А вообще, мне, вот, интересно, какие у них ещё объекты есть? — задумчиво проговорил Захаров. — Они так ведут себя нагло и уверенно, что явно опыта уже где-то набрались.
— Узнаем, Виктор Павлович, — заверил его Майоров.
* * *
С утра в понедельник распланировал себе съездить в спецхран, чтобы успеть расписать до отъезда записки по новинкам для Межуева. Надо и очередную записку готовить, и увеличивать запасец на будущее. Но с утра пораньше позвонил капитан Румянцев и вызвал к себе на службу, озабоченно сказав, что, мол, не телефонный разговор.
Пришлось ехать на Лубянку и опять ждать его на входе. Настроение у него было задумчивое, хотя обычно он весело балагурил и подкалывал меня. А тут, практически молча, привёл к себе в кабинет.
— Что-то стряслось? — спросил я, прикрыв за собой дверь.
— А? Нет, всё нормально. Поручение к тебе очень важное. Вот, думаю, до отъезда успеешь?
— Что надо сделать?
Он сформулировал задачу. Я был доволен услышанным. Получается, всё-таки, поверили мне. Или в меня.
— А что со сроками? — спросил его.
— Ну, как обычно, чем раньше, тем лучше. Был бы ты одним из нас — вообще сказал бы, что вчера. Но ты же гражданский… Успеешь до отъезда?
— Постараюсь, — пообещал я и поднялся. — Поеду прямо сейчас в спецхран.
Он тут же поднялся и проводил меня до улицы. Забавно, что я и так в спецхран собирался, — подумал я, подходя к метро. — Это сегодня ещё и экономических газет западных надо набрать, с детальной информацией с бирж. Ну, где наша не пропадала. До тридцатого список акций, по-любому, нужно подготовить, дам его не только КГБ, но и Фирдаусу. А то я ему пока только с пяток дал возможных вариантов для покупки акций, но, хорошо покопавшись, нарою намного больше.
Просидел в библиотеке часов до четырёх. Потом уже и есть захотелось и глаза устали, и голова от постоянного перевода заболела.
Приехал домой, Галия сообщила, что Сатчан звонил. Тут же набрал ему на работу, но у того уже рабочий день закончился. Как же неудобно без мобильников. Гном за домом, дом за гномом.
Правда, не успел я толком передохнуть после обеда, как раздался требовательный стук в дверь. Тузик самозабвенно облаял дверь, а когда я подошёл к ней, сдал мне пост и с гордым видом удалился обратно к себе под стол на кухне. В надежде, что, либо при готовке, либо при еде про него вспомнят и кинут дополнительную пайку под стол. Забудешь тут про него, если он не стесняется напоминать. Этот холодный нос, неожиданно втыкающийся в ногу, уверен, не одного владельца симпатичного хвостатого до инфаркта довел…
— Когда ты уже звонок на дверь повесишь? — вломился ко мне Сатчан с двумя большими коробками. — Вот, документы. Куда их?
— Оставь тут, — пригласил я его на кухню.
— О, растём, растём! — увидел он вышедшую из спальни Галию.
Они обменялись дружескими приветствиями, Галия попутно накрыла нам стол к чаю и оставила нас.
— Ну, какие новости? — спросил я. — Нашли, кто вас слил?
— Пока что ничего конкретного…
— А улики уничтожили?
— Текст весь переплавили. А клише попортили, там металл другой, он не расплавился бы. Порубили на куски и на помойку отвезли.
— Тиражей левых, остатков нигде не завалялось на складе?
— Да нет, что ты! Первым делом этим занялись, когда стало ясно, что типографию оставляем.
— Ну, смотрите сами. Когда вам дела сдавать?
— В пятницу тридцатого. С первого июля в нашей типографии будет новое руководство.
— Хорошо, постараюсь перебрать здесь всё по максимуму.
— Спасибо. С нас причитается, — поднялся он и протянул мне руку.
— Разумеется, — рассмеялся я, мы попрощались, и он уехал.
Так, подведу итоги. Список акций у меня готов. Записки для Межуева мне надо сдать, крайний срок, в среду. А бухгалтерия до пятницы. Так что сначала записки.
Сел работать и провозился с записками до позднего вечера. Время поджимает, а мне ещё бухгалтерию типографии изучать. Завтра отвезу список акций Румянцеву и записки в Кремль. И сяду за Сатчановские коробки.
Вышел с собакой на улицу, только свернул за угол дома, как столкнулся с нашими соседями из Ромэна.
— О, добрый вечер! — воскликнула Ида. — Как хорошо, что мы вас встретили!
— Мы думали, думали, как вас отблагодарить, — полез во внутренний карман ветровки Яков, — и вот, — сунул он мне две контрамарки. — Они действительны весь июль. Обязательно сходите.
— Весь июль? — с откровенным сожалением переспросил я. — Как жаль. А у нас с женой билеты на тридцатое, везу её в Прибалтику на море. А сам буду туда-сюда мотаться между командировками.
— О, надо же, — растерялась Ида.
— А можно я художникам эти контрамарки отдам с первого этажа? — воскликнул я. — Елена Яковлевна мечтает нарисовать цыганку в народном костюме в танце.
— В самом деле? — удивлённо переглянулись артисты. — Хорошо, — сказала Ида. — А вам с супругой мы ещё подарим. Когда вы вернётесь?
— К началу сентября рожать, как раз и вернёмся. Так что, в театр, думаю, раньше нового года мы не попадём.
— Ничего, какие ваши годы! — похлопал меня по плечу Яков.
— А вы нас с художниками познакомите? — спросила Ида.