— Всё равно, — возразила мне жена. — Неприятно как-то, как будто сами обманываем.
— Здрасте, это ещё почему?
— Ну, она же не знает, что он дома сидит целыми днями. Она-то на работе весь день. Не видит ничего этого. А мы видим и молчим.
— Ну, начинается, дорогая. Это самое неблагодарное дело — влюблённым глаза открывать на объект обожания. Потерпи чуть-чуть, она сама прозреет. Или мамаша ей мозги и без нас на место вставит. Она может…
— Да не собираюсь я никуда вмешиваться, — с откровенным сожалением ответила жена.
Похоже, кому-то становится скучно в декрете, — понял я. — Надо срочно ехать на курорт.
— Тебе в поликлинике всё дали, чтобы прикрепиться в Клайпеде? — перевёл разговор я на другую тему.
— А, да, завтра съезжу, заберу.
Потом она ушла к художникам.
* * *
Москва. Комиссия партийного контроля при ЦК КПСС.
Межуев получил первый доклад от Ивлева и решил сравнить его с тем, от которого тот открещивался, присланном Пархоменко после того, как получилось его поставить на место при помощи зампреда Верховного Совета. Разница была, как говорится, и ёжику видна невооружённым взглядом. У Ивлева все новинки описывались на отдельном листе и группировались по отраслям. Каждое открытие или изобретение сопровождалось подробным анализом с точки зрения перспективности и влияния на экономику и на общество. Причём, что глубоко впечатлило Межуева, Ивлев прогнозировал сферы применения и экономический и социальный эффект от внедрения с горизонтом до пятидесяти лет! А конкретно — давал прогноз на пять лет, десять, двадцать и пятьдесят. И выводы были очень интересные. Даже, можно сказать, неординарные…
Ну а доклад, который состряпал Пархоменко со своей командой, был неинформативным, сумбурным, да, попросту, бесполезным. Набор непонятных сведений, непонятно для чего. Никакого серьезного анализа. Не ясно совсем, к чему внедрять ту или иную новую технологию?
Что еще было неприятно, на фоне доклада Ивлева так же бледно, как и доклад Пархоменко, выглядели и три других доклада, которые он попросил сделать молодых и считающихся талантливыми специалистов, правда, уже имеющих высшее образование. А ведь первоначальная идея была скрестить все доклады, сделав из них один общий. Но как, если доклад Ивлева хотелось немедленно передать наверх, в таком виде, как он есть, а все остальные — просто отдать в макулатуру…
Межуев был крайне удивлён и озадачен глубиной анализа, систематизацией и подачей материала в докладе Ивлева. Да, паренек толковый, раз его академик к себе на работу тянул, но как он смог обойти всех остальных, еще даже не получив высшего образования? Владимир Лазоревич настолько был этим поражен, что почувствовал потребность срочно поделиться этим с кем-то, кто мог с профессиональной точки зрения оценить работу Ивлева. Он набрал знакомого академика-экономиста АН СССР и попросил о встрече как можно раньше. Тот сказал, что готов встретиться уже через несколько часов.
* * *
Вернулась жена часа через два и доложила о выполнении своей миссии.
— Елена Яковлевна так обрадовалась! — делилась со мной Галия. — Представляешь? Деточка, говорит, ты запомнила, что я рассказывала про свою мечту и стараешься мне помочь её исполнить? Да она так растрогалась, что чуть не расплакалась!
— Тише, тише, — улыбнулся я. Жена у меня совсем ещё ребёнок. Такая впечатлительная. — Осталось дело за малым: поймать артистов и привести их к художникам.
— Ага, — возбуждённо кивнула головой Галия. — Поймаешь?
— Конечно. Куда я денусь? — рассмеялся я.
— Михаил Андреевич сказал, что они охотно подстроятся под артистов. Понимают, как они загружены.
* * *
Москва. Ресторан при гостинице «Россия».
При гостинице «Россия» было целых пять ресторанов. Партийные чиновники любили их за близость к Кремлю и за привилегированное положение по сравнению со всеми другими постояльцами и гостями.
Межуев назначил встречу своему приятелю академику в одном из ресторанов гостиницы. Они встречались здесь уже не первый раз. Когда-то их свела профессиональная деятельность, но, как это часто бывает при встрече двух интересных друг другу людей, между ними сложились более близкие, приятельские отношения.
Когда они поужинали и обменялись новостями о себе и общих знакомых за бокальчиком хорошего вина, Межуев решил, что уже можно перейти к делу. Он вытащил доклад Ивлева и без каких-либо комментариев положил перед академиком.
— Александр Матвеич, посмотри профессиональным взглядом, — попросил он приятеля, типичного пожилого учёного с седой шевелюрой.
Академик изначально понимал, что его не сорвут просто так, поесть-попить, среди недели, значит, нужда в его профессиональной оценке есть острая.
— Так-так, — проговорил он, отхлебнув вина из бокала, и вытер руки о льняную салфетку, прежде чем взять доклад Ивлева в руки. На котором уже не было обложки — Межуев ее специально снял, чтобы не искажать впечатление от работы.
Пока академик читал, Владимир Лазоревич поглядывал за ним периодически, наблюдая за его реакцией. Налицо был явный интерес. Дочитав до конца, он сложил все листы в папку и вернул Межуеву.
— Интересно, конечно, очень, — ответил он на вопросительный взгляд Владимира Лазоревича. — Что это? Я так понимаю, зарубежная аналитика? Наши стянули потихоньку? Давай только тогда сразу договоримся: я этого не видел.
— Почему? — удивился Межуев.
— А зачем мне неприятности? КГБ с меня ещё подписку потребует. К чему мне потенциальные проблемы с выездами на зарубежные конференции?
— Друг мой, КГБ тут совершенно не причём. Ты мне, просто, скажи, что ты обо всем этом думаешь? Почему решил, что аналитика зарубежная?
— Так анализ очень грамотно проведен, причем построен с точки зрения рыночной экономики, а не плановой. И явно работал не один человек, а наверное, с десяток. Скажем, отдел серьёзного аналитического института, нацеленный на прогностику. Американского, британского, возможно, французского. Сферы технические разные, нужно очень хорошо разбираться в разных аспектах, чтобы делать такой интересный анализ социальных и экономических эффектов внедрения.
— Серьёзно? — удивился Межуев.
— Да. Потому я и решил, что аналитика зарубежная. Я прав? — победно откинулся он на стуле с бокалом вина в руке.
— Нет, — отрицательно покачал головой Межуев, потрясённо глядя на собеседника.
— О, это наши спецы научились так писать? Снимаю шляпу. Но при каком они ведомстве? Если бы в Москве была команда, способная так толково работать, я бы о ней знал. Минуточку… Хотя я знаю только о тех, что не работают с погонами на плечах. Армия? Офицеры, настолько хорошо разбирающиеся в рыночной экономике и гражданских технологиях? Не смешите меня… И все же мы снова возвращаемся к КГБ… М-да…
Межуев не стал его разочаровывать. Не объяснять же целому академику, что это доклад несовершеннолетнего пацана, закончившего один-единственный курс МГУ.
* * *
Несколько раз за вечер поднимался на восьмой этаж к артистам «Ромэна». Правильно жена говорила: работают они и день, и ночь. Оставил в дверях записку, что художники приглашают их к себе в гости и просил уточнить, в какое время им удобно?
Яков тихонько постучался к нам в двенадцатом часу.
— Добрый вечер, простите, что так поздно, видел у вас свет горит в окне…
— Здравствуйте, здравствуйте, — пригласил его войти я. — Совсем не поздно, мы вас ждали. Когда у вас будет вечер свободный в гости сходить к художникам?
— У нас вечер среды свободен на этой неделе, — задумался он.
— Так это же завтра, — заметил я обрадованно.
— Завтра художников устроит? Ничего, что вот так совсем впритык?
— Вполне. Давайте, к шести часам. Нормально или лучше позднее?
— Давайте, лучше на семь договоримся, — попросил он. — Чтобы мы с репетиции точно успели добраться.
