* * *
За две недели до выпускных экзаменов заболел преподаватель истории, и десятый «Б» радовался (буквально стоял на ушах) в сладостном предвкушении похода в кино вместо занудной контрольной по знаменательным датам. Но именно для таких случаев директор школы Пётр Петрович Лапиков два года тому назад снёс стену, разделяющую аудитории № 25 и № 26, тем самым объединив их в одну просторную, способную вместить два класса.
– Кина не будет! – заорала влетевшая в класс Шуркина. – Клара Степановна велела всем идти в двадцать пятую аудиторию!
– Это с какой стати?!
– Вот ещё!
– Если историк заболел, мы свободны!
– Никуда мы не пойдём! – возмущался десятый «Б».
– Степанида будет вести объединённый с десятым «В» урок литературы. А у тех, кто прогуляет, она родителей вызовет! – предупредила Лида, и десятый «Б», грустный и подавленный, потащился на урок литературы.
– Гаврилова! Куда ты понеслась-то? Ещё десять минут до начала урока! Пошли в столовку! Я пирожное хочу! – заявила Ирка.
– Не пойду я никуда! Мне надо настроиться!
– Как это?
– Сейчас Степанида только рот раскроет, и у меня голова на части развалится! Мне надо подготовиться морально! – гнула своё Аврора. Действительно, у преподавательницы русского языка и литературы был невыносимый тембр – на два тона выше нормального женского голоса. Литераторша громко и пронзительно пищала, подобно скрипу несмазанной двери.
– Ну вот. Стой, слушай, наслаждайся! – И Ненашева вызывающе кивнула в сторону Клары Степановны. Та в строгом коричневом платье стояла у двери двадцать пятой аудитории и разговаривала с математичкой, никого не пуская в класс, пронзительно выкрикивая время от времени:
– Идите, идите! Там Метёлкин дежурит! Вот звонок прозвенит, и войдёте в чистый класс!
Наконец сигнал к началу урока был дан. Клара Степановна повернулась... И тут математичка, в ужасе схватившись за голову, воскликнула:
– Кларочка! Да у тебя весь зад грязный! В чём это? Где это ты? – Кларочка, пытаясь рассмотреть свой зад, изогнулась дугой, цепляясь кряжистой рукой за платье, до неприличия задирая юбку. – Как будто оплевал кто!
– Что же делать?
– Урок проведёшь, на перемене попробуем застирать. Ну, давай. Да постарайся не поворачиваться к этим олухам спиной.
Клара Степановна влетела в класс, плюхнулась на стул и неожиданно для себя занятие двух десятых классов начала с визгливого вопроса:
– Кто? Кто, я вас спрашиваю, черти косматые? Кто плевал в замочную скважину?! – пищала она неистово.
Два класса, подавляя в себе истерический хохот, молчали – так, что даже жужжание случайно влетевшей навозной мухи, переливающейся всеми цветами радуги с преобладающим ядовито-зелёночным, было отчётливо слышно.
– Я ещё раз повторяю свой вопрос! Кто плевал в замочную скважину?! – В ответ опять гробовая тишина. – Метёлкин!
– Что Метёлкин? – отозвался длинный парнишка с наглой, лукавой физиономией и торчащими, как ручки у кастрюли, ушами. – Как чуть чего – сразу Метёлкин! Откуда я знаю, кто плевал в замочную скважину?!
– Ты плевал! – пропищала Клара Степановна. – Больше некому!
– Да я дежурил! – убедительно врал Юрик, распахнув наивные глаза свои. – Доску мыл!
– Вот именно! Ты один был в классе и только ты мог исплевать мне всю... – тут литераторша чуть было не употребила совсем нелитературное слово, но вовремя одумалась и выпалила: – Всё моё платье!
– Но это несправедливо! Вам это могли сделать где угодно! – уверенно держался Метёлкин, чувствуя, что совершил оплошность, просчитался. Он, вымыв доску, подошёл к двери, хотел выйти, но тут его внимание привлекла огромная, развороченная замочная скважина. Он посмотрел в неё и увидел стоящую спиной к двери одну из одноклассниц – кто ж ещё может расхаживать по школе в коричневом форменном платье? И давай харкать – увлечённо, самоотверженно, с азартом.
– Признайся! Ведь это ты, Метёлкин! Ты испортил мне платье! – допытывалась Клара Степановна, усомнившись в своей догадке.
– Нет! Вот честное слово! Не я! – очень убедительно проговорил Юрик.
– Ну хорошо. Тогда скажи мне, Метёлкин, что ты делал у себя в комнате в полпервого ночи? Ребята! Иду вчера мимо Юриного дома, поднимаю голову, а в его комнате свет горит! И это в половине первого ночи! Ты почему не спишь в такой поздний час? Что ты делал? А, Метёлкин?
– А что вы, Клара Степанна, делали вчера ночью на улице, возле моего дома в полпервого ночи? – нахально спросил Юра.
– Так! Метёлкин! К доске! Живо! – Ей ничего иного не оставалось, как отомстить охальнику именно таким способом. – Ребята! Повторим материал перед экзаменом! А Метёлкин расскажет нам о мирной линии в романе Толстого «Война и мир», о чувствах и любви персонажей. Живо, живо! – Клара Степановна прекрасно знала, что мальчишки пролистывают, оставляя без внимания, «мир» в романе и с упоением читают о «войне». Однако Юрик не читал ни того ни другого. Он вышел к доске, потоптался и, почесав затылок, торжественно начал:
– Анна Каренина, главная героиня «Войны и мира», была очень красивой женщиной. В молодости она была похожа на Арку Гаврилову, – и тут все два класса посмотрели на Аврору. Она залилась краской, Костик показал другу большой палец – молодец, мол, дело говоришь, а Клара Степановна прошипела, словно змея, радуясь в душе, что не зря вызвала Метёлкина к доске – сейчас она ему за всё, за всё отплатит:
– И откуда это у тебя такая информация? – ехидно спросила она.
– Так книжку надо читать! Я ж не понаслышке! Только вы меня, Клар Степанна, не перебивайте, а то я мысль теряю!
– Ну, хорошо, хорошо, давай дальше, – и литераторша затаилась в сладостном предвкушении близкой мести.
– Так вот эта Нюра...
– Кто? – удивилась Клара Степановна.
– Нюра Каренина на балу влюбляется в Пьера Безухова. Да так втюрилась, что не сказать ему об этом ну просто никак не может. А тут, как назло, война начинается, и Петьку на фронт забирают, прямо на передовую. Каренина сидит у окна, слёзы льёт – ведь она так и не успела ему ни в чём таком признаться. Тут к ней приходит Соня Мармеладова и говорит: «Ты чо, дура, что ль, Каренина! Езжай на фронт да выложи ему всё как на духу!» И Нюра, грабанув бабку-процентщицу (потому что денег-то у неё на тот момент совсем не было – она их все на наряды потратила, да и вообще время-то какое – война!), отправляется к Безухову. Приезжает прямо в Сталинград, бегает, ищет своего любимого – его нет нигде. И тут ей в голову умная мысль приходит – нужно в штаб сходить, там-то точно знают, где он. И правда, в штабе сидит поручик Ржевский в белых рейтузах с чёрными усами и со шпагой. Ну, он у них там по всяким таким делам служит... и говорит: «Глупая ты, Каренина, баба! Твой Безухов на передовой фрицев бьёт! Бери мою лошадь и скачи к нему! Заодно и поможешь!» И она поскакала! Нашла Петьку и так, знаете, поднаторела в военном деле, что стала самой настоящей пулемётчицей. Ну, все в полку её так и звали – Анка-пулемётчица. А когда они Сталинград-то отстояли, решили свадьбу сыграть. В общем, поженились они. Каренина обратно в Москву прикатила, а Безухов остался фашистов добивать... И родился у них через год князь Мышкин. Ну, натуральный идиот! В кого – непонятно! Ту самую обворованную процентщицу топором убил, своего двоюродного брата Карамазова на дуэли пристрелил из-за какой-то никому не известной Нетточки Незванцевой. С рук ему это, конечно, не сошло – он угодил в острог, но в одиночестве не остался, его всё дядька со стороны матери навещал – Нехлюдов такой. Даже по этапу с ним пошёл. «Чувствую, – говорит, – свою вину. Не вмешался я вовремя в воспитание племянника – вот и результат!» Но это не помогло Мышкину, он в тюрьме совсем сдвинулся и начал записки писать... Анна пережить такого поворота судьбы не смогла и скончалась... – с невыразимой грустью проговорил Метёлкин, но, озарённый новой мыслью, продолжил вдохновенно: – Но не до конца померла Каренина! Её в гроб положили, в церковь поставили, а она по ночам из гроба ка-ак выпрыгнет и давай носиться, как очумелая. Безухов такого безобразного поведения жены стерпеть не мог и нанял некоего Клима Самгина за ней присматривать. Анна, конечно, утихомирилась, в чувство пришла. В общем, её закопали и больше о ней не вспоминали. Но кончилось всё печально – Клима черти на сковородке поджарили, а Безухов совсем разорился, оплачивая адвокатов сына и услуги Клима. Короче, не в чем ему стало совсем ходить – шинелишка его совсем поизносилась, и он в кредит заказал новую, у портного по фамилии Белкин. Тот сшил, и стоило только Безухову расплатиться за неё, как к нему в гости нагрянул старый фронтовой друг – поручик Ржевский. Приехал и всё испортил – шинель пропил, дом Безухова в карты проиграл. Ну, Пётр такого пережить не смог и умер от апоплексического удара. После смерти он превратился в привидение и, по словам очевидцев, долго ещё летал над Красной площадью, пугая разных там поручиков, – Метёлкин замолк на минуту, поражённый собственным рассказом, взглянул на ребят – одни смотрели на него во все глаза, требуя продолжения, кто-то залез под парту и покатывался со смеху, Шуркина плакала, Клара Степановна, раскрыв рот, тоже, кажется, ждала второй серии бестселлера, придуманного Юркой на ходу.
