Форд Мустанг Босс 302, V-8, 1970 года был оранжевым снаружи, с чёрным салоном. Задний привод, идеальный для бесснежных южных дорог. Я обожала каждый его жёсткий дюйм. Я до сих пор могу почувствовать папину руку на своей, пока он направляет меня при переключении передач и учит чувствовать, когда трансмиссия угождает в то самое сладкое местечко. В салоне машины пахнет его любимыми мятными конфетками, витает лёгкий аромат его лосьона после бритья и серный запах утомления. Солнце пятнами светит в лобовое стекло, опьяняющий аромат южного лета влетает в распахнутые окна и ерошит мои волосы.
Чары Зимы — та ещё задачка. Но они не являются непреодолимыми. Я действительно сдалась слишком легко. Мы врезаемся в них с такой силой, что это вышибает из меня дыхание, но мы не отскакиваем назад в Честер. Я инстинктивно обмякаю, не противлюсь. Вместо этого я принимаю силу, которая рябит вокруг замка, открываюсь для неё, приветствую её как Верховная Королева Фейри, чту её мощь, предлагаю слиться, соединиться и оставить её даже чуточку богаче за возможность пройти через неё.
Это настолько просто, потребовалось лишь предложение моей энергии, никаких встречных чар, рун или заклинаний не понадобилось. Я начинаю подозревать, что королева наиболее сильна потому, что просто может предложить наиболее щедрую связь с земной магией, и по мере опускания по иерархии фейри чем ниже каста, тем менее сильна её связь. Моё правление гарантировано тем простым фактом, что я способна черпать больше силы, чем любой другой фейри.
Мы проявляемся внутри Северной Башни. Зима стоит спиной к нам, лицом к окну, не догадываясь о нашем вторжении. Она представляет собой этюд мерцающего льда, длинных, серебристых волос с инеем, платья с сосульками; кожа её длинных худых рук белая с синими венами и морозная с длинными ледяными когтями.
Я отвожу взгляд, осматриваю круглую комнату и замечаю моего отца, привязанного к креслу изо льда. Его голова свесилась вперёд, кожа сделалась бескровной и бледной, если не считать того места, где она покрыта коркой застывшей крови. Он сильно ранен. Дэни нигде не видно.
«Папочка!» — кричу я безмолвно.
Натужное молчание усиливает мою ярость до невыносимых высот. Мне отказано в простой разрядке криком.
Как Зима подавила звук? В воздухе присутствует плоскость, ощущение двухмерности, словно применённое ею заклинание удалило сами молекулы нужного резонанса.
Вновь действуя инстинктивно, поскольку это сработало с охранными чарами, я применяю схожий подход, но вместо того чтобы давать силу самому заклинанию, я предлагаю дар своей энергии пустоте воздуха, предлагаю ей восстановить себя.
Открываясь, я осознаю, что воздух голоден. Он хочет вернуть свою субстанцию. Ему не нравится быть плоским и двухмерным.
Сила вырывается из моего тела в круглую башню, в воздух за её пределами и дальше, в слишком тихое королевство, и внезапно звук крика вырывается из моих лёгких, эхом отражаясь от застывших стен.
Зима резко разворачивается от окна, рыча в ярости.
Я с ужасом понимаю, что я только что облажалась. Знатно облажалась.
Предложение силы имеет свою цену, особенно когда ты посылаешь его целому королевству пустого воздуха.
Я иссушена.
Я даже не уверена, что сумею призвать достаточно энергии, чтобы просеять нас отсюда. Я могу лишь не свалиться на пол. У меня едва хватает силы стоять.
«Соберитесь нахер, мисс Лейн, — безмолвно посылает Бэрронс через нашу связь, — и в следующий раз, возможно, подумайте о том, чтобы атаковать само заклинание, а не восстанавливать саму Природу своим даром, который явно не безграничен».
«Я всё ещё учусь».
Но его наставление вколачивает сталь в мой позвоночник. Я выпрямляюсь, расправляю плечи и отвечаю Зиме таким же рычанием.
«Доброта и жестокость», — напоминает Бэрронс.
«Через какое время мои силы вернутся?»
«Ни единой грёбаной идеи. Хотя я подозреваю, что если вы встанете на землю босыми ногами, это поможет. Оттуда исходит ваша сила».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Моей жестокостью стало бы прямое нападение на саму Зиму.
Моей добротой — восстановление её двора.
К сожалению, в данную минуту, глядя в глаза моего врага, женщины, которая в настоящий момент обладает большей силой, чем я, и держит в заложниках моего явно умирающего отца, я не способна ни на то, ни на другое.
Глава 26
Если бы я могла через себя освободить твою душу[34]
Кэт
Когда я в последний раз отправилась в Дрохечт, чтобы навестить Шона, я не посылала Кристиану смс с просьбой просеять меня из аббатства в его продуваемый всеми ветрами замок. Вместо этого я проделала долгий и тяжёлый путь из Ирландии в Шотландию — десять часов за рулём и два часа на пароме.
Я жаждала побыть наедине с собой, чтобы подумать, и получила этого в избытке.
Однако на сей раз у меня имелась более существенная причина посадить Рэй в машину и проделать эту дорогу, которая не лишена риска, поскольку по земле бродят старые боги и блуждают МЭВ.
Я не хочу, чтобы моя дочь видела принца Невидимых в первый раз, пока она не встретится с Шоном.
Когда мы входим на землю Кристиана, простирающуюся на пятьдесят тысяч акров, пересечение границы охранных чар заставляет меня задрожать, и Рэй восклицает:
— Что это было, мамочка? Мы уже на месте?
Если мне больше никогда в жизни не придётся услышать слова «мы уже на месте», я сочту это за благословение. И всё же Рэй, надёжно пристёгнутая в детском автомобильном сиденье, хорошо перенесла поездку, несколько раз ненадолго вздремнув и не расставаясь со своим обычным блеском энтузиазма в глазах. Её очаровывали пейзажи, меняющееся небо и земля, поездка на пароме, и она большую часть дороги восторженно болтала, выдумывая истории обо всём, мимо чего мы проезжали.
Вскоре после её рождения я решила, что моя дочь не будет воспитываться в убежище. Я хочу, чтобы она видела всё, пробовала всё, знала, что она может стать кем угодно, и кем бы она ни решила стать (лишь бы это не что-то злое), это идеально устроит меня, и я хочу для неё лишь этого.
Я хочу видеть свою дочь счастливой. Любимой. Довольной. С широко раскрытыми глазами, с целым и сильным сердцем.
В ночь, когда она сказала мне, что папочка навещал её во снах, я позволила ей уснуть, не задав дальнейших вопросов — не потому, что я хорошая мать и понимала, что она нуждается в отдыхе сильнее, чем я нуждаюсь в ответах, а потому что в тот момент я была трусихой.
Я не хотела знать, есть ли у «папочки» огромные чёрные крылья.
Мне понадобилась неделя, чтобы подготовить себя и узнать это. Неделя, во время которой я не расспрашивала её, а она больше не упоминала своего отца. Неделя, на протяжении которой Рианнон постепенно набиралась сил, чтобы встать с кровати, а мы отправляли отряды, безуспешно пытаясь найти спирсидхов. Рэй была права. Крохотные, похожие на фей садовые фейри пропали, их домики были покинуты в спешке.
— Это, любовь моя, — говорю я Рэй, — были охранные чары. Мощное защитное заклинание, которое…
— Я знаю, что такое охранные чары, — говорит она и закатывает глаза. — Учителя говорят о таких вещах в школе. Просто я никогда не чувствовала именно такого. Те, что в аббатстве, другие.
Я делаю мысленную пометку запланировать неожиданный визит в детсад Рэй в ближайшем будущем, чтобы узнать, что ещё подслушивают её любопытные ушки. Она как ненасытная губка впитывает всё и связывает факты в тревожащей и часто проницательной манере.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Мы почти на месте.
— Мне нравятся приключения с тобой, — говорит она, сияя. — Мы можем всегда так делать, мамочка?
— Да, — говорю я, и эту клятву я сдержу. Я хочу показать своей дочери мир. Я хочу смотреть, как её лицо освещается восторгом, когда она узнает многочисленные чудеса.
