— Ничего, симпатичная мелодия, — сказала Наташа приобняв меня за плечо.
— И если не лень! — продолжал изгаляться над песней Санька, — бухай каждый день! Бутылки сдавай и снова себе давай наливай!
— Да заткнись ты! — не вынеся бездарных куплетов друга, закричал Толик.
Он со злости шлепнул по всем струнам разом, снял с себя гитару и присев на деревянный корпус усилителя зарыдал.
— Толенька, ты что? — бросилась его успокаивать сестра.
— Первый раз в жизни сочинил что-то стоящее, а вы своим давай наливай, все опошлили! — давясь слезами, ответил Маэстро.
— А давайте так споем, — мне вдруг пришла в голову интересная строчка:
Давай не зевай, на танцпол выходи, Пусть разгорится от улыбок пожар в груди… — А дальше? — Толик вмиг забыл, что еще секунду назад его короткая жизнь была «кончена».
— Дальше… — я почесал свой волшебный затылок, у меня родилась еще одна строка:
Гони свою грусть, гони свою лень, И проживешь самый волшебный на свете день… — Все ради любви, — вдруг тихим голосом подсказала мне продолжение песни Иринка.
— Точно! — я еще раз спел первое четверостишие и добавил новые слова:
Все ради любви, на танцпол выходи, Хмурое утро, солнечный день все ради любви… — О, какие вы хитренькие, новую песню себе сочиняете, — теперь уже Наташка готова была пустить слезу, — а, я что буду петь?
Я хотел было успокоить подругу, что эту вещицу в свое время исполняли Крис Норман и Сюзи Кватро, но вспомнил, что это только еще произойдет.
— Почему себе? — я приобнял подругу, — песня будет исполняться на два голоса, строка для Толика, строчка для тебя.
Я выразительно посмотрел на создателя музыки будущего хита, или лучше сказать хита из будущего, Маэстро, конечно, был не доволен, но вынужден был одобрительно кивнуть в ответ. Всю оставшуюся репетицию, мы буквально наскоком досочинили еще один куплет и небольшой припев, который можно было исполнить несколько раз в конце песни.
Давай не зевай, нужно в жизни успеть, — запели Толик и Ниташка, -
Сделать сотни открытий, сотни песен допеть. Полсвета объехать, полмира пройти, Невзгоды осилить и исполнить свои мечты. Все ради любви, полмира пройти, Солнечный день и звезды в ночи, все ради любви. — Все ради любви, все ради любви, — этот припев мы уже пели на три голоса:
Хмурое утро, солнечный день и звезды в ночи, Все ради любви, все ради любви, Хмурое утро, солнечный день и звезды в ночи. На выходе из школы нашу компанию встретила грустная и понурая фигура Виталика, человека, который сделал нам всю электронику.
— Виталя! Привет! — я пожал руку товарищу, — ты чего на репетицию не заглянул?
— Там было закрыто, — промычал паренек, — и еще объявление висело.
— Не для тебя же объявление! — вмешался в разговор Санька, — дубина! Ты же из нашей команды!
— Я микрофоны сделал и еще один усилитель под них, — Виталик приподнял авоську, в которой звякнули какие то железки свернутые в газетку.
— Вадька, прими, — попросил я друга, — сегодня нужно будет сделать корпуса к микрофонам и усилку. Эх, еще решить проблему с барабанами. Ладно, что-нибудь сочиним. Пойдемте все к нам в детский дом пить чай с мармеладом!
— Я не могу, — виновато призналась Иринка, — мне заниматься надо, скоро экзамены.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Хорошо, — быстро согласился я, хоть кто из группы нормально закончит восьмилетку, — Толик, проводи, пожалуйста, Ирину, вдруг кто ее обидит по дороге. А мы в обиду своих не даем.
Вадька и Санька с трудом сдержали свое конское ржание, а Толик и Иринка стали красными, как помидорки. Маэстро что-то невнятное буркнул, взял портфель самой красивой девочки среди всех жгучих брюнеток школы. И парочка медленно двинулась в другую сторону.
— Подумать только, — Наташка положила руки себе на бедра, — я ведь ее терпеть не могу, а тут глядишь и породнимся.
Тут мы с парнями не выдержали и попадали от хохота. Самая красивая девочка среди всех блондинок школы сунула мне свой портфель в руки, и мы пошли своей дорогой.
В двухэтажном корпусе детского дома, где размещались мастерские, мы на деревянных ящиках попили чай, и принялись за изготовление корпусов к микрофонам. Наташка и Тоня пообещали сегодня представить нам наши новые концертные костюмы и перебрались в кабинет со швейным оборудованием. Я сделал набросок, как примерно должен выглядеть микрофон. А дальше Бура рубанком стал вытачивать заготовки. Толик, который уже успел проводить Иринку, пытался руководить работой Вадьки Буракова, чем скорее ему мешал, нежели помогал. Санька куда-то загадочно исчез. Вот он только что лопал мармелад, и вот его нет.
— Третий вечер где-то пропадает, — заметил Маэстро.
— Последний остался без подружки, — пихнул я Толика в плечо, — может, где нашел зазнобу.
— Аха, бабка Настя, что самогоном промышляет, ему лучшая подружка, — заржал Вадька.
— Понятно, — засмеялся и я, — пятьсот рублей ему в руки попало, пока он их своим коммерческим гением на ноль не помножит, не успокоится.
— Ребята мне домой пора, — так же тихо посмеиваясь, сказал Виталик.
— Сколько мы тебе должны за электронику? — спросил я его.
— Триста рублей, — совсем тихо проговорил одноклассник.
— Небось, все деньги отец изымет? — спросил я, отсчитывая требуемую сумму.
Виталик грустно кивнул.
— Вот тебе пятьсот рублей, — я протянул ему пачку из десятирублевок, — двести оставь себе. Не забывай, в субботу должен прийти на дискотеку с подружкой. Хватит быть таким мямлей. Не позволяй никому испортить свою жизнь.
И пока шмыгая носом, Виталик прятал деньги, я хлопнул себя по голове.
— Блин! Сколько время? — вспомнил я свое обещание повесить полку учительнице русского и литературы.
— На моих соломенных, корова стрелку съела, — хохотнул Толик, намекая на то, что такого добра, как личные часы, еще не имеет.
Я же под недовольный взгляд Вадьки захватил ручную дрель и несколько, деревянных пробок и саморезов.
— Не скучайте я быстро! — крикнул я ребятам, выбегая.
8
Комната, которую предоставила школа нашей литераторше Юлии Николаевне Семеновой, располагалась в трехкомнатной квартире. В небольшой прихожей висели тазики и сушились пеленки.
— Две комнаты занимает семья с детьми, — на мой вопросительный взгляд ответила Юлия Николаевна.
— Наверное, шуму много? — спросил я, проходя в комнату.
Обстановка в ней была ближе к спартанской. Кровать полуторка, круглый стол, шкаф и комод с зеркалом. В углу лежали две настенные полки, которые уже были забиты книгами, и так же книги столбиками стояли поверх полок. Подоконник был заставлен баночками с крупами, солью и сахаром.
— Я уже привыкла, — ответила учительница, поправляя прическу, — кстати, думала, что ты не придешь. Ведь ты пропускаешь уроки, и мне сказали, что ты изучаешь труды Карла Маркса и Фридриха Энгельса, и параллельно готовишься к шахматному турниру.
Я молча стал освобождать заваленную литературой мебель, не хотелось врать, что это так и есть, и не хотелось раскрывать и правду. Молчание золото подумал я, и спросил, — Юлия Николаевна, куда планируете поместить свою библиотеку?
