повторится.
— Вот и прекрасно. Берите карандаш и начинайте работать.
Естественно, у неё ничего не получилось. Пришлось несколько раз брать её руку и показывать. И только через час вокруг кончика карандаша начали появляться искры эфира.
— Хорошо, вы на правильном пути, сударыня. Идите и отрабатывайте самостоятельно.
Рыжая, держа карандаш перед собой, как оружие, вышла из кабинета. Фух, до чего же утомительно возиться с неофитами. Ничего, потом будет легче, да и к делу я эту наглую девицу пристрою. Будет приносить пользу и учиться одновременно.
* * *
Судьба — дама с суровым характером. Она терпеть не может тех, кто ноет, получая её удары. Будь всегда настороже, бодр и весел — таков её девиз. И в то же время она щедра, легко одаривая сегодня после вчерашних неприятностей. И оттого надо праздновать даже самую маленькую победу, показывая Судьбе, что ты умеешь быть благодарным. А то ведь и обидеться может, раз не замечаешь её благосклонность.
Устроить праздник по поводу победы над шереметевскими я был обязан. Но гулять, на мой вкус, надо большой компанией. Чтобы было шумно, весело и задорно. Так что ещё рано утром я отправил с приглашением Кузьму и Прохора на двух экипажах к Добрятниковым. Эта шумная семейка вполне способна создать нужное настроение.
Настасья Филипповна, как старый генерал, командовала прислугой, наводя праздничный порядок. Бобров крутился перед зеркалом, запудривая синяк под глазом. Александра сидела в своей комнате, размахивая карандашом. И только я ничего не делал и с удовольствием наблюдал всю эту суету.
Часа в четыре после полудня приехали Добрятниковы, и дом сразу наполнился шумом, гомоном и мелькающими рыжими головами. Может, оттого, что у меня не было большой семьи, мне и нравится такое столпотворение: будто я разом обрёл многочисленных кузин, дядю с тётей, а Бобров сойдёт за троюродного брата.
Застолье получилось на загляденье. Повар и Настасья Филипповна превзошли самих себя: пять перемен блюд, шампанское, начищенное столовое серебро, ослепительно-белая накрахмаленная скатерть, хрустальные бокалы. А гости расцветили ужин смехом, улыбками и разговорами. Мне оставалось только наслаждаться этим весельем и отдыхать душой.
Звездой вечера стал Бобров. Девицы Добрятниковы взяли его в осаду и не отпускали до самого позднего вечера. Впрочем, ему такое внимание нравилось, и он щедро раздавал улыбки, танцевал со всеми по очереди, целовал ручки и остроумно шутил на грани приличия. Умеет же человек!
— Дядя Костя, — ко мне подошла Ксюшка, которой Бобров был неинтересен, — а вы почему не танцуете?
— Я не очень люблю танцы.
— А у нас вы весь вечер танцевали.
— Так ведь я был у вас в гостях, невежливо было отказываться.
— Да? — она на мгновение задумалась. — Дядя Костя, а вы не обидитесь, если я невежливо не буду танцевать? Что-то совсем не хочется.
— Нет, конечно, Ксюша. Для тебя — всё что угодно. А кто это у тебя?
Я указал на куклу в руках девочки: самую обычную, тряпичную, с нарисованными глазами. Но одета была как королева — пышное платье, на голове корона из бумаги, украшения из проволоки.
— Это моя подруга, принцесса Анна-Мария.
— Представишь меня ей? — перешёл я на шёпот.
— Анна-Мария, — девочка поддержала игру и торжественно объявила: — Разрешите вам представить князя Урусова.
— Но я не князь, — шепнул я Ксюшке.
— Неважно, — ответила она мне тоже шёпотом, — так романтичнее.
Талант в груди шкодливо толкнул меня под руку, и я влил в куклу самую кроху эфира. Анна-Мария улыбнулась нарисованным ртом и подмигнула девочке.
— Ой!
Ксюшка часто заморгала.
— Дядя Костя, вы видели? Она…
— Тшш! Сегодня такая ночь, когда вокруг полно магии. Если поискать, можно найти и не такие чудеса.
— Да? — девочка огляделась по сторонам. — Тогда мы с Анной-Марией пойдём искать.
И рыжая егоза убежала, ловко проскочив между сёстрами. Но в одиночестве я оставался недолго.
— Скучаете, Константин Платонович?
Рядом со мной присел Добрятников.
— Почему же? Хороший вечер, приятная компания. Сижу, наслаждаюсь зрелищем.
Пётр Петрович согласно кивнул.
— Вижу, ваши проблемы с Талантом решились.
— Да, так и есть.
— Не поделитесь секретом?
В его глазах блестело любопытство учёного, нашедшего новый вид какого-нибудь бурундука.
— Увы, — я развёл руками, — это сложно объяснить. К тому же, боюсь мой личный опыт будет бесполезен для других. Не обижайтесь, Пётр Петрович, но я действительно не могу рассказать. Это…
— Не объясняйте, — он вздохнул и махнул рукой. — Личный опыт — сплошная экзистенция. Такие переживания — не тема для учёных исследований.
Он помолчал, разочарованно кусая губы.
— Кстати, — перевёл Добрятников тему, — вы правильно сделали, что пригласили Надворного Судью. Шарцберг хоть и немец, но человек правильный. Он даст вашим обидчикам укорот, не сомневайтесь.
— Надеюсь, Пётр Петрович, очень надеюсь. Он попросил меня подождать с поездкой в Муром. Мол, чтобы не возбуждать местное общество.
— О! Это он правильно сделал. Слишком много буйной молодёжи, готовой творить глупости. Наверняка вас бы ждал десяток вызовов на дуэль от миньонов Шереметева. И я даже не сомневаюсь, кто бы вышел из них победителем. Так что муромские чиновники облегчают себе жизнь. А через месяц непременно случится новый скандал и вы не будете в центре внимания.
Он сделал паузу и внезапно спросил:
— Константин Платонович, скажите как на духу, что с Александрой? Это всё блажь, или девочка…
— …может чего-то достичь. Способности у неё есть, прилежание тоже.
— Она действительно станет деланным магом?
— Станет, — я улыбнулся, видя беспокойство отца, — если вы хотите для неё такой судьбы.
Добрятников грустно улыбнулся в ответ:
— Я всегда потакал желаниям дочерей. Не могу противиться их просьбам. Так что, боюсь, от меня ничего не зависит.
— Не беспокойтесь, Пётр Петрович, я прослежу за Александрой. Если она будет такой же настойчивой, её ждёт замечательное будущее.
* * *
Праздник завершился уже за полночь. Как бы ни хорохорился Бобров, но рыжие девчонки его затанцевали. Добрятниковы всей толпой отправились ночевать в правое крыло, а я к себе в левое. Но перед этим я заглянул на кухню и тихонько взял бутылку шампанского и два фужера.
Поднялся на второй этаж и уже у своей комнаты заметил на другом конце коридора фигуру орки. Стоит себе такая у окна за кадкой с фикусом, смотрит задумчиво в окно.
— Татьяна?
— Да, Константин Платонович.
В её голосе послышался лёгкий смешок. А ведь она меня ждала, хитрюга.
— Зайдите ко мне, Татьяна.
Она вошла в мою комнату, закрыла дверь и повернула ключ в замке. Соблазнительно улыбнулась и спустила с плеча лямку сарафана.
— Татьяна, я вызвал вас не для этого, — я нахмурился и сделал рукой знак подойти ближе.
Орка смутилась, быстренько