Бекки велела ей говорить: «Она — не твоя настоящая мать. Она не может заставить тебя что-нибудь делать. Скажи ей так».
Если они оставались одни — только Клер и Джози, — то падчерице не хватало смелости сказать такое. Но на коленях у отца она могла говорить все, что угодно.
— Она знает, что не твоя мать, — сказал Мэтью, пытаясь сгладить ситуацию. — Бедная Джози — иметь такую обузу как ты!.. Вот уж ужасная мысль!
— Я и не хочу быть твоей матерью, — вступила в разговор Джози. — И даже не пытаюсь быть…
— Она делает то, что раньше делала мама, — сказала Клер. — Разве не так?
— Кто-то же должен это делать, как, по-твоему?
— Наша настоящая мама, — ответила Клер.
Она крепко держалась за Мэтью. Если она хваталась за отца достаточно крепко, то ей не надо было думать о матери, коттедже и туалете в сарае. Когда девочка вспоминала об этом, то испытывала отчаяние. А проще всего было не думать о грустном или на коленях у отца, или на его чердаке. Там хранилось так много вещей из ее детства, что иногда девочка могла притворяться, что ничего не изменилось и не разрушено. Она сосчитала фотографии. На них есть все трое — она, Рори и Бекки. Но не было фотографии матери. На самом же деле, когда Клер рассмотрела снимки повнимательнее, стало заметно — у нескольких фотографий оказались странные края, словно их неровно обрезали. Когда Клер смотрела на эти обрезанные снимки, то вспоминала кое-что из того, что мать говорила об отце, о том, что он сделал, как он себя вел. Эти воспоминания лишали девочку желания покинуть чердак, даже когда Джози звала ее, отнимали способность двигаться, пока отец не поднимался по лестнице и не находил ее здесь, в его кресле, одетой в его джемпер. Своим присутствием Мэтью возвращал дочь в мир реальности.
— Я хочу, чтобы она не так цеплялась за тебя, — услышала Клер слова Джози. — Я хочу, чтобы ты не позволял ей…
— Ей только десять…
— Дело не в возрасте, Мэт. Это отношение…
Клер не знала, что значит отношение, но слово звучало как комплимент. Она была страшно рада делать то, что не нравилось Джози, причем — делать вместе со своим отцом. Бекки настраивала Клер вести себя вызывающе по отношению к мачехе, как и сама поступала из принципа. Но, хотя сестра и слушала, она почти не понимала, о чем говорила Бекки. Так было и с домашними заданиями. Она сидела на коленях Мэтью не для того, чтобы досадить мачехе — просто ей этого хотелось, так было нужно. Она не отказывалась от приготовленных Джози ужинов, чтобы позлить жену отца, отказывалась, потому что те блюда, так правильно приготовленные, такие полезные, вызывали у нее чувство вины перед матерью. Иногда она ощущала себя предательницей. Если Джози не понимала этого, то Клер ничего не могла с собой поделать. И проявляла бурную радость, когда Мэтью приходил домой.
Она смотрела с безопасной позиции на коленях у Мэтью на мачеху, которая сортировала вещи для стирки на кухонном полу.
— Я не хочу, чтобы стирали мой спортивный костюм, — сказала Клер.
Джози лежала на своей с мужем постели. Она была полностью одета и лежала совсем неподвижно, сложив руки на животе и глядя в окно. Лучи заходящего солнца и резкий оранжевый свет уличных фонарей казались неестественными и неприятными. В спальне стояла тишина — достаточная, чтобы слышать звуки внизу: телевизор приглушен, с кухни раздаются крики — Мэтью заставлял детей мыть руки, причем без особых проблем. Голоса Бекки не доносилось. Она сидела в своей комнате за закрытой дверью, куда ушла в шесть часов после звонка матери.
Надин звонила на сей раз по поводу денег. Она разговаривала сперва с Бекки, а потом потребовала к телефону бывшего мужа. Джози терла сыр на кухне и слышала, как Мэтью сказал: «Но теперь я плачу за детей, и тебе должно хватать, должно». Разговор затянулся, и когда Мэт положил трубку, его жена слышала, как Бекки говорит со страхом и яростью в голосе:
— Ты не можешь позволить ей умирать с голоду.
— Она не умирает с голоду, — ответил Мэтью. — Она просто потратила все, что ей полагается, за один месяц, а теперь хочет получить еще.
— Тогда ты должен давать ей больше денег.
— Я даю ей все, что могу, — возразил отец. Джози поняла по его голосу, как он устал. — Теперь она должна сама позаботиться о себе.
— Верно! — закричала Бекки. — Верно! И чья в этом вина?
Джози услышала шаги Мэтью, идущего по направлению к двери кухни, и склонилась над теркой.
— Я не буду с тобой разговаривать об этом, — сказал Мэтью. Он открыл дверь в кухню. — Это не твое дело.
Бекки побежала за ним. Она быстро встала на кухне, сверкая глазами в сторону мачехи. Рука Джози соскользнула на терке, и тут же яркая струйка крови потекла из ее указательного пальца. Она сунула его в рот.
— Здесь мы в недостаточно узком кругу, — заявила падчерица, по-прежнему сверкая глазами, ее голос стал глухим от сарказма. — Не так ли?
— Успокойся, — сказал Мэтью. Он взглянул на жену. — С тобой все в порядке?
Та утвердительно кивнула, не вынимая палец изо рта. Бекки фыркнула и зашагала по направлению к двери.
— Я не хочу ужинать.
— Чудесно, — ответил Мэтью.
Дверь с грохотом закрылась за Бекки. Муж подошел к Джози и обнял ее.
— Прости.
Она уткнулась ему в грудь.
— Все в порядке.
— Джози…
— Да?
— Я собираюсь положить на ее счет немного денег еще раз. Я знаю, что не должен так поступать, знаю, у нас теперь здесь дети…
— Что? — сказала Джози, поледеневшим голосом.
— Я просто сказал. Я должен снова снять немного денег для Надин. Я дал ей меньше, потому что дети здесь, но я должен прибавить.
— Потому что твоя дочь велела тебе это сделать?
Он вздохнул:
— Отчасти да, если быть честным. И к тому же, теперь, когда у тебя есть работа…
Джози высвободилась из его объятий.
— Я не могу поверить в такое.
— Что случилось?
Она ухватилась за край раковины и смотрела вниз — на струйку крови, медленно стекающую с ее пальца.
— Ты говоришь мне, что мои деньги помогут платить за твоих детей, так что ты сможешь дать больше своей бывшей жене, которая отказывается работать?
— Я заплачу за Руфуса, — ответил Мэтью. — Если это будет необходимо.
Джози открыла кран с холодной водой и сунула палец под струю. Она дрожала всем телом.
— Я не прошу у тебя ни пенни для Руфуса.
— Я знаю.
— И он вежлив с тобой. Он мил. Ты знаешь, какой он. И, несмотря на то, что…
— Не надо, — сказал муж, обнимая ее сзади. Джози прижалась к раковине.
— Прошу, не прикасайся ко мне.
Он убрал руки.
