Это придало обоим дополнительные силы, и уже через несколько секунд они с Вольтером на руках выбежали на Октябрьскую.
Здесь было полно народу – с разных концов перрона доносился шум и чьи-то громкие голоса, но возле разведенного в пустой бочке сигнального костра не оказалось ни одного дозорного, что очень удивило Сергея. С таким наплевательским отношением к караульной службе он столкнулся впервые. Еще больше он удивился, когда понял, что местные жители не обращают на них никакого внимания. Две прошедшие мимо в стельку пьяные женщины даже не взглянули в их сторону. Но сейчас было не до выяснения всех этих странностей. Нужно было спасать Вольтера, если ему еще можно было помочь.
Полина думала точно так же. Она уложила ученого прямо на пути и сорвала с него ненужный противогаз.
– Искусственное дыхание делать умеешь?
Сергей кивнул. Мать в детстве показывала ему приемы первой помощи, правда, с тех пор он ни разу не практиковался.
– Так делай!
Вспоминать пришлось на ходу. Сергей раздвинул выпяченные губы Вольтера и выдохнул ему в рот набранный в легкие воздух. Параллельно с ним Полина попыталась сделать ученому непрямой массаж сердца, но, видимо, у нее сложилось превратное представление об этой процедуре, и вместо того, чтобы массировать грудную клетку, она принялась стучать Вольтеру в грудь кулаком. Сергей начал поправлять ее, но она только разозлилась и оттолкнула его руки, когда он попытался ей помочь.
К счастью, уже после третьего искусственного вдоха Вольтер задышал самостоятельно и открыл глаза, иначе девушка в запале запросто могла переломать ему ребра. Он обвел мутным взглядом вокруг себя, откашлялся и спросил:
– Это Октябрьская?
Похоже, ни то, что с ним случилось, ни то, как они здесь оказались, его совершенно не интересовало.
– Октябрьская, – ответила Полина. – Вставайте.
Вольтер неловко поднялся на ноги, заметил лежащий на путях противогаз и поднял его.
– Я, кажется, потерял сознание.
Полина кивнула:
– Фильтр забился. Пришлось поменять. Кстати, одного запасного фильтра нам на весь путь не хватит. Нужно докупить еще хотя бы пару штук.
Последние слова она произнесла с явным недовольством и опаской, что удивило Сергея. Вольтера, похоже, тоже.
– Я слышал, на Октябрьской самые дешевые фильтры, – сказал он.
Полина еще сильнее нахмурилась:
– Угу. Потому что половина из них негодные.
– Почему? – растерялся ученый.
Девушка воровато оглянулась и, хотя никто на станции по-прежнему не обращал на них внимания, понизила голос:
– Местные барыги берут отработанные фильтры, выбрасывают оттуда всю начинку, потом набивают для веса золой и металлической стружкой и продают как новые.
– Не может быть! – всплеснул руками Вольтер.
– Увы, еще как может. Только болтать здесь об этом не стоит. Для здоровья вредно. – Она обвела внимательным взглядом примолкших спутников и добавила: – Ладно, я разузнаю насчет дрезины до Речного Вокзала, а вы пока прогуляйтесь по перрону. Только рот держите на замке, целее будете.
Она прямо с путей легко запрыгнула на перрон и исчезла в шумной толпе.
Вольтер проводил девушку завистливым взглядом, – молодость свою, что ли, вспомнил, и вдруг сказал:
– Вы, Сергей, простите меня за револьвер. Обещаю, как только вернемся на Проспект, я вам обязательно куплю новый. У меня деньги есть, вы не думайте, но только там.
Так он еще и револьвер потерял! Вот растяпа! Сергей уже хотел высказать ученому все, что он о нем думает, но неожиданно вспомнил о том, как накануне сам потерял свой фонарь и дробовик, и сказал совсем не то, что собирался еще секунду назад:
– Не берите в голову, такое и с опытными бойцами случается. Может, поднимемся на перрон?
– Да-да, – энергично закивал Вольтер. – Знаете, сто лет не бывал на этой станции, хоть взглянуть, во что она превратилась!
Глава 12
Перевозчики с октябрьской
Октябрьская совсем не походила на все прочие станции, где довелось побывать Касарину. С первого взгляда она поражала своими контрастами. Как он уже успел убедиться, здесь было полно народу – платформа была буквально запружена людьми, и при этом подходы к станции никто не охранял.
Повсюду грязь – заплеванный перрон, закопченные колонны и покрытый сажей потолок, похоже, никто и никогда не мыл, – и в то же время очень светло. В каждой арке горели одна, а то и несколько керосиновых ламп или фонарей, освещая разнообразный товар, разложенный на самодельных прилавках, а с потолка в разных частях перрона даже свисали на проводах горящие электрические лампы. На противоположном пути стоял укороченный до трех вагонов состав (остальные вагоны жители Октябрьской, видимо, разобрали на какие-то свои нужды), в окнах которого тоже горел яркий свет. Ближайший выход на поверхность был перекрыт гермозатвором и, похоже, никогда не открывался, потому что прямо перед ним располагался местный бар. За высокой стойкой, укрепленной стальными листами, отчего она больше походила на защитный бруствер, сновал худой жилистый бармен с хищной улыбкой и холодными глазами на костлявом лице.
Перехватив взгляд Сергея, он обвел выразительным жестом выставленные у него за спиной разнокалиберные бутылки и пару самодельных кальянов и приглашающее подмигнул. Помимо выпивки и дури здесь, похоже, ничего не подавали, во всяком случае, Сергей не заметил ни на барной стойке, ни на столах никакой закуски, но посетителей это не смущало. Двое расхристанных мужиков с покрасневшими лицами вели о чем-то оживленный спор за бутылью самогона. Еще один мужчина с тонкими черными усиками и блестящими, чем-то смазанными волосами, подливал брагу и самогон одновременно из двух бутылок в кружку громко хохочущей молодой женщине. В углу молча попыхивал кальяном какой-то тип в надвинутом на лицо капюшоне, а за соседним с ним, совершенно пустым, если не считать жестяной банки с окурками, столом спал мертвецким сном еще один посетитель.
Вольтер тоже не переставал удивляться.
– Любопытный народ. Вы обратили внимание, как люди здесь одеты? – прошептал он на ухо Сергею, когда они миновали бар.
И то сказать, на Октябрьской рядом с нищим в совершенно невообразимых обносках мог оказаться разодетый тип в новенькой с иголочки кожаной куртке или длиннополом хрустящем плаще. Одежду, как и, похоже, любое снаряжение, можно было подобрать прямо здесь же, на станции, причем – на любой вкус и достаток. На одних лотках продавались все те же обноски, разве что немного подлатанные, зато на соседних – качественная, ни разу не надеванная одежда или добротное армейское снаряжение. Торговали всем этим горластые мужики, на все лады расхваливающие свой товар. Впрочем, чернявый тип, на прилавке которого лежали засаленный ватник с оторванными пуговицами и несколько пар таких или даже еще более грязных безразмерных штанов, от них не отставал.
– Вещи теплый! Савсем не дорого! – кричал он в движущуюся мимо лотков толпу, смешно коверкая слова.
Стоило Сергею чуть притормозить возле лотка, как торговец кинулся к нему.
– Атличный вещь! Теплий! И савсем не дорого, – засуетился он, хватая то штаны, то ватник и, похоже, собираясь примерить на него и то, и другое. Сергей брезгливо отшатнулся, но торговца это ничуть не смутило. – Бери. Патом пажалеешь, а поздно будет.
Сергей отмахнулся от этой невнятицы и зашагал дальше. Пока он отбивался от докучливого продавца, Вольтер куда-то подевался – видимо, заинтересовался чем-то другим. Пользуясь случаем, Касарин решил осмотреть стоящий на путях состав. Целых поездов в метро почти не осталось, кроме тех, что навсегда застряли в туннелях в момент Катастрофы. Да и те жители соседних станций постепенно разбирали на части и отдельные детали. Но здесь, на Октябрьской, похоже нашлось применение целому поезду, по крайней мере, большей его части.
Два вагона были превращены в гостиницу. На них даже было крупно намалевано от руки белой краской: «ОТЕЛЬ». Точнее, надпись была сделана на одном вагоне, а на соседнем, вместо нее, той же краской и так же крупно, были зачем-то нарисованы пять звезд. Сергей хотел зайти в поезд, чтобы посмотреть, как там внутри, но из этого ничего не вышло. В первом вагоне его остановили у дверей два мордоворота, объявившие, что «мест нет», во втором встретил плутоватый старик с продувной физиономией, предложивший с комфортом отдохнуть – он так и сказал «с комфортом», но запросивший за постой такую несусветную цену, что молодой человек поспешил ретироваться.
Однако особого внимания заслуживал третий вагон. То, что это не гостиница, Сергей понял сразу. Все окна и двери, кроме одних, здесь были забиты железными и пластиковыми листами, а над единственными открытыми дверями так же крупно было выведено: «ЛОМБАРД». Слово было незнакомым, да и надпись такая встретилась ему впервые. Заинтригованный, Сергей вошел внутрь. Изнутри вагон напоминал склад непонятно по какому принципу собранных вещей. Чего здесь только не было: одежда, оружие, фонари масляные и электрические, женские украшения, лекарства, какие-то журналы и даже несколько банок консервов.
