Она увидела, как на территорию больницы въехал черный «мерседес», неслышно, будто крадучись, проехал к стоянке и остановился. Водитель вышел из машины, обогнул ее и через двор пошел к подъезду. Вдруг из-за туч брызнуло бледное солнце, и все, кто был во дворе, превратились из темных аморфных фигур на цветные камешки калейдоскопа — они начали быстрее двигаться, громче говорить, шире улыбаться и сильнее жестикулировать. И из пасмурного утра начал вылупляться погожий день.
Владелец «мерседеса», будто почувствовав, что его рассматривают, остановился и поднял голову. И вдруг Татьяна узнала в нем Григория. Она сдержанно улыбнулась и чуть заметно кивнула главой, здороваясь. Молодой мужчина, скорее бессознательно, понемногу превращался в жениха — оделся тщательнее обычного, а главное, — приехал на машине, которую редко выводил из гаража, поскольку боялся повредить, зная, что хозяин все равно когда-то появится, чтобы забрать назад свой свадебный подарок. Тем более что срок гарантийной доверенности давно истек, и Григорий ездил на авось, до первого постового. Но иногда рисковал, как вот теперь.
Дверь в палату отворились резко и широко, и Татьяна увидела, как сюда заходят Тамара Михайловна и какая-то старуха, а сзади, пропуская посетительниц вперед, терпеливо топчется Григорий. Как эти две женщины прошмыгнули сюда, что я не увидела? — удивилась Татьяна, тем не менее пошла им навстречу, радушно разведя руки и стараясь что-то сообразить о бабке.
— Боже! — всплеснула ладонями и остановилась посреди палаты, обращая на себя внимание всех, кто здесь находился. — Сиротка моя! Да что же это ты себе надумала, что наделала, а? Куда это тебя судьба завела без отца, без матери?!
Плакальщица посмотрела сквозь Татьяну куда-то на окно и завертела головой, рассматривая присутствующих, но, очевидно, так и не сообразила, к кому должна обращаться. А у Татьяны закрутилась в голове пленка со знакомыми словами: «Эта будет убиваться и причитать, что я совершила глупость, если бы не сирота, мол, то такого бы не случилось — родители бы не допустили». Да, это должно быть моя соседка, кажется, баба Фекла.
— Фекла Несторовна, или вы меня не узнаете? — первой решила установить личностный контакт Татьяна.
— О! Это ты? — бабця замолкла и только хлопала глазами изумленно, в конце концов, пришла в себя: — И шо там тех вавок? На лбу и на бороде заживет, а в целом — красавица.
— Мы приехали доложить, что твое поручение выполнили, — сказала Тамара Михайловна. — Все сделали хорошо и еще лучше, увидишь. Так что успокойся и выздоравливай.
— Садитесь. Гриша, подай стулья, пожалуйста, — Татьяна подошла ближе к гостям, села рядом.
— Я в основном контролировала поминки, — баба Фекла чинно вытерла платком уголки губ. — Ты поручила это дело Дарке Гнедой или, может, кому-то другому, не знаю точно. Но таких пирогов, какие пеку я, никто не сделает. Вот я им приказала пироги в столовой не заказывать. Напекла своих и принесла туда. Да. Хорошо все сделали, не сомневайся.
— Спасибо, — отозвалась Татьяна. — Я дома рассчитаюсь с вами.
— Или мы чужие? Конечно, как-то будет. А ты скоро домой?
Женщины, перебивая друг друга, рассказали с подробностями, как прошло событие. Они тарахтели несмолкаемо, и чем больше Татьяна их слушала — единственный доступный ей отдых в те редчайшие минуты, когда она выбрасывала из головы свои страшные воспоминания, — тем больше обнимала ее новая тоска. Она ощущала себя чужой среди этих людей, готовых разделить с ней ее тягости.
А Григорий тем временем отошел к окну и молча посматривал на машину. Видно было, что он хочет дождаться, пока женщины выговорятся и уйдут, и поговорить с Татьяной без свидетелей. Тамара Михайловна тоже это заметила, поэтому скоро начала прощаться и подпихивать Феклу Назаровну к выходу.
— Ты так и не ответила на бабкин вопрос, — напомнил он, расставляя на места стулья после гостей. — Так когда тебя забирать отсюда?
— Думаю, в конце недели, — ответила Татьяна. — Ты хочешь за мной приехать?
Григорий улыбнулся, будто этот вопрос показался ему странным. Ведь и так все понятно.
— А ты как думаешь? Разве я не должен это сделать?
— Должен? — переспросила Татьяна, но Григорий не съежился, как случалось с ним когда-то в подобных случаях.
— Конечно, как друг, как человек сильного пола. Тем паче что мне приятно уделять тебе внимание. Таня, — он закончил свою работу и вернулся на свое место у окна, Татьяна встала и подошла к нему, остановилась рядом, и себе посматривая вниз. — Давай прекратим какую-то пустую игру. Нам надо поговорить серьезно.
— О чем?
— О нас с тобой.
— Гриша, я стала совсем не такой, какой ты меня знал, — вдруг сказала девушка. — Не торопись с лишними для себя хлопотами. Я не немощная, не беспомощная. Пойми, я сильная, энергичная, предприимчивая женщина. Вот только с памятью мне надо бы подсобить. Но это мелочи. Ведь так?
— Ты же бабу Феклу сразу узнала.
— Нет, совсем не узнала, — созналась Татьяна. — Я вспомнила ее.
— А есть разница?
— Да, я вспомнила ее по частым причитаниям о моем сиротстве. Она моя соседка и надоела мне своей плаксивой заботой. Других, с кем общалась меньше, я даже вспомнить не сумею. Не смотри на меня так, это правда, — засмеялась Татьяна.
Григорий посмотрел на нее под новым углом зрения, примеряя только что прозвучавшие признания девушки, и убедился, что она в самом деле очень изменилась не только лицом. Например, куда и девалась ее стыдливость, зажатость, несмелость, какая-то дряблая безынициативность, что граничила с равнодушием. Продумывая вопрос о браке, Григорий полагал, что собирается свалить на себя тяжелую ношу — отвечать за травмированного человека, который не совсем отошел от потрясения, помогать девушке одолевать жизненные трудности, защищать от неприятностей и воспоминаний, в конце концов содержать материально, так как после всего из нее скверная будет сама себе кормилица.
А она все перекрутила так, будто он морочится ерундой, будто выдумал себе вину за то, что с ней произошло. И это не его дело.
— Я хотел бы исправить свою устаревшую ошибку, — снова начал Григорий. — Ты не думай, что я не замечал тебя. Замечал. Но, вишь, я несмелый по характеру, и ты такой же мне казалась. Вот я и думал, что мы очень одинаковые для того, чтобы быть нормальной парой. А теперь ты такое отчебучила, на такое себя обрекла, что я увидел твой решительный характер. Я и сам от твоей затеи как-то возмужал. Теперь мы способны быть счастливыми. Давай я заберу тебя отсюда прямо к себе домой?
— А не спешишь ли ты с этими хлопотами? Зачем они тебе?
