— Может представишь меня сначала? — снова звучит тихое.
А, да.
— Кхем, — громко прокашливаюсь, и все очень достоверно делают вид, что меня слушают. — Позвольте представить — Андриан. Он… — запинаюсь, — …сегодня будет ужинать с нами.
Пауза.
— Ну главное, что не гоблин, — в полной тишине говорит бабушкина сестра, и все снова возвращаются к оставленным темам.
— Да почему же все-таки гоблин? — спрашивает Андриан, помогая мне сесть и параллельно кивая сидящему рядом папе.
— Моя семья очень оптимистичная, — оптимистично шебуршу, чтобы сгладить впечатление, — и старается во всем видеть только хорошее. Хуже дракона может быть только гоблин, вот они и радуются, что ты — не он.
— Потрясающе, — в свою очередь задумчиво шебуршит Андриан.
Во время первого, второго, первой добавки и второй добавки нас на удивление не трогали, видимо, дав Андриану привыкнуть к такой концентрации яда в одном помещении. Семейство мило шипело туда-сюда на разные темы, вежливо обходя тему моего не гоблина. Но к моменту десерта мама, видимо, решила, что Андриан адаптировался достаточно.
— Милая, — ласково обращается ко мне, — раз уж ты сегодня виновница торжества, можешь сама принести и порезать торт.
Вот это привилегии! Это же можно отложить себе самый вкусный кусочек!
Подрываюсь.
— Я помогу, — слышу позади папино и, удивленно обернувшись, замечаю, как он бесцеремонно утаскивает за собой и Андриана. А, ну теперь понятно, чего это мне мама тортик доверила.
— Что вы успели сказать? — спрашивает папа строго, как только мы остаемся на кухне втроем, а комнату опутывает моё приглушающее звуки заклинание.
— Максимум «здравствуйте», — закатываю глаза, тогда как Андриан четко рапортует:
— Никаких связанных с расследованием подробностей не выдавали и, — строгий взгляд на меня, — не собираемся.
— Вот даже и не заикайтесь, — папа строго оглядывает нас обоих, — незачем волновать их, это может плохо закончится.
Ага.
По крайней мере, для тех, кто станет свидетелями их волнения.
В ответ на требовательный папин взгляд неохотно киваю, но сама начинаю сомневаться. Да, я не хочу втравливать в это свою семью и рисковать их жизнями, но, возможно, это самый лучший выход из создавшегося положения? Эти красные шнурки, о которых я, признаться, с момента похищения и допроса не вспоминала, уже перестают выглядеть как маленькое безобидное общество по интересам, даже если эти интересы — смерть всех главенствующих рас. Если они, прекрасно зная, кто я, рискнули меня выкрасть, да еще и провернуть это под носом у Андриана с папенькой, то наши игры в самостоятельность могут кончиться какой-нибудь дурью. И ладно мужчины — дракон и демон, два представителя высших рас, привыкших самостоятельно решать все свои и чужие проблемы, но я, воспитанная как истинная змейка, приученная думать, что женщины равны мужчинам в праве принятия сложных решений, почему сейчас лишь молча позволяю им разбираться с нашей вообще-то проблемой?
— Пап, мы обсудим это, — говорю серьезно и глухо, — но давай не сейчас.
— Хорошо, — папа кивает, — на самом деле я хотел сообщить вам обоим, что на твоего дедушку, Андриан, час назад было совершено покушение. Он в порядке, — поспешно вставляет, заметив, как дракоша дернулся, — его спасла твоя мать, вовремя заметившая яд.
— Стой, твой информатор! — тут же догадываюсь. — Это твоя мама сказала о готовящемся заговоре, верно?!
— Верно, — Андриан морщится.
— Почему ты не сказал? — возмущаюсь.
— Потому что ничего больше кроме этой информации мама не сказала. Ни как она узнала, ни как помогала нам эти преступления предотвращать.
Кровь отливает от моего лица.
Это для других рас все змеи якобы связаны друг с другом, и подобная информированность может показаться не такой подозрительной, но я то знаю, что никак моя недосвекровь не смогла бы достать эти сведения, не будь она непосредственно связана с этим тайным обществом красных шнурков.
Чтоб их оборотни… ну пусть будет покусали.
Похоже, пора снова брать разговор со свекровью в свои руки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ладно, тортик! — выбрасываю на время из головы грустные мысли. В конце концов я почти четыре месяца дома не была, имею право просто насладиться ужином.
И тортиком.
Да.
Больше не обращая внимания на невзгоды, в частности, те две, что в мрачном молчании следуют за мной, несу в столовую свое сокровище.
— О, тортик! — восклицают сразу несколько алчно-жаждущих голосов, и я ревниво беру в руки нож, мягко намекая на то, что…
— Астра, — мама не дремлет, — режь торт.
Ну торт так торт.
Аккуратно режу свою ароматную шоколадную прелесть под прицелом множества горящих взглядов.
Чувствую невероятную ответственность…
Отрезаю самый красивый кусочек с вишенкой…
— Бусинка, не положишь бабушке лакомку, уж больно хочется попробовать, — с милой улыбочкой той еще гадины протягивает мне тарелку бабуля.
Учится мне еще и учится резать тортик.
Скрепя зубы, отдаю бабушке кусочек с вишенкой.
Грустно.
Грущу.
Следующее распределение кусочков я производила уже в беспристрастном порядке: как поделилось, так и поделилось, а для всех несогласных у меня в руке нож.
— Хочешь я отдам тебе свой? — шепчет мне на ухо улыбающийся Андриан, слегка подвинув ко мне свой кусочек, когда я уселась обратно.
Буквально кожей чувствую последовавшую серию ошеломленных и умиленных взглядов. Андриан, вероятно, не понял, но только что он завоевал очки безоговорочной симпатии у, как минимум, половины присутствующих.
— Нет, ну что ты, кушай, — говорю ласково, — я только вот этот краешек с кремом попробую, ты не против?
— Шэрон, — отвлекает меня троюродная сестра от захватнических планов на кусочек моего щедрого ректора, — никогда бы не подумала, что ты выберешь себе дракона. Что на тебя такое нашло?
Вопрос прозвучал явно с целью повышения градуса токсичности в помещении. Но возвести его в абсолют я не успеваю, в разговор вмешивается моя двоюродная бабушка:
— Ах, дети-дети, кто бы знал, каким сердцем они выбирают, — громко обращается она куда-то в никуда, — так иногда посмотришь — один под забором, второй вообще дракон… вот как тут жить в мире и согласии, если категорически не хочется мирно согласиться? — салютует мне бокалом.
Напрягаюсь.
Так, не поняла, это официальная версия?
Смотрю на мирно жующую вишенку бабушку.
— Не соглашусь с тобой, Мисти, — говорит наконец бабушка, вдумчиво пережевав ягодку, — дети — цветы нашей жизни, — сидящий напротив дядя покосился на свои «цветочки» и подавился наливочкой от несогласия, — пусть цветут так, как им того вздумается.
Фух.
Значит нет, не официальная версия, просто локальный бунт.
Двоюродная бабушка, на самом деле милейшая от природы змея, с рождения считает, что ей на роду написано быть властной, вредной и вечно чем-то недовольной. Якобы сюжет жизни обязывает. Женщина она обстоятельная и ответственная, поэтому периодически и оправдывает наложенные жизнью обязательства, вставляя палки в колеса там, где они требуют своего сюжетного присутствия.
Вот и сейчас сюжет просто обязывал сказать:
— По-моему, у тебя с такой логикой одни сорняки выросли.
Сестра, под шумок пытавшаяся стащить у меня остатки тортика, услужливо подтвердила вышеизложенное наглядно, дернувшись в последний момент и опрокинув на себя чай, который всегда пила исключительно в виде стоградусного пара (ведьма). Короткое взвизгивание и последовавшее падение моего тортика на брюки Андриана показало, что таки да: что выросло — то выросло.
— Ничего страшного, — быстро проговаривает Андриан, предвосхищая готовые разразиться извинения, и одним щелчком пальцев очищает испачканную штанину.
А я одним щелчком пальцев готова очистить этот мир от одной рыжей гадины.
— Ну я извиняюсь, — бормочет та гадина.
— У нас на младшенькую сил уже не хватило, — хмурится папа, тоже считающий, что сочетание рыжих волос и змеиного характера в нашей семье — к беде.
