– У нас записано, что это немой материал. Мы обсуждали это вчера на собрании…
– А что, если я хочу импровизировать? Я вообще нужна на этом шоу только затем, что я чертовски неожиданная! У меня «Эмми» за импровизации. Ты видел завоевавший награду эпизод из «Бленхеймов» про барбекю, где свинья сожрала стейк и поэтому мы зажарили свинью?
– Ну-у…
– Я это придумала! И к счастью, в тот момент ни один вонючий звукорежиссер не сказал: «Простите, я забыл идиотские микрофоны!»
– Да, но на совещании…
– Ты хоть представляешь себе, насколько я могу быть неожиданной? Непредсказуемость у меня изо всех щелей прет!
Кили, миловидная ведущая, стояла неподалеку, готовая к съемкам первой реплики. Только накануне вечером она прилетела домой со съемок шоу о путешествии на Мистик, и очень устала, но, будучи действительно милой девушкой и командным игроком (в прошлом она была герлгайд), она всегда была рада помочь.
– Берилл, а может, я озвучу твою шутку, – с готовностью предложила она. – Знаешь… «Берилл ужасно торопится, потому что Фифи сейчас надует ей в «Картье»…» Так пойдет?
Казалось, лицо Берилл окаменело.
– Кили, ты хочешь украсть мою шутку?
– Нет!
– А по мне, так это смахивает на то, что ты хочешь украсть мою шутку.
– Нет! Правда, Берилл, я просто пыталась…
– Как тебе такая мысль, Кили: ты продолжай выглядеть миленько, а умную работу оставь мне, ладно?
Казалось, Кили сейчас заплачет. Она никак не могла привыкнуть к грубости Берилл и всегда приходила в ужас, словно столкнулась с ней впервые.
Время шло. Трент посмотрел на Кельвина, а затем показал на часы. В графике первого дня прослушивания для таких заминок совершенно не было времени, и Кельвин был единственным авторитетом, который признавала Берилл.
– Берилл, – рявкнул Кельвин, – то, что Фифи надула в твою сумочку, – это великолепно, как и все твои многочисленные шутки насчет неуправляемого поведения твоего зверинца, но этот сюжет идет без звука. Так что нужно двигаться дальше.
– С точки зрения импровизации просто отлично, вашу мать, – сказала Берилл, соглашаясь с неизбежным.
Наконец получив возможность работать дальше, режиссер спросил сценаристку, какой сюжет будет следующим, и та сообщила, что прибытие Родни.
Лимузин, на котором прибыла Берилл, уехал, а на его месте появился новый. Родни с преувеличенной небрежностью прошел по всей его длине и, казалось, разглядывал блестящую черную краску. Но он никого не обманул. Все видели, что он проделал то же самое с машиной Берилл, и поняли, что он обходит лимузин, чтобы убедиться, что машина Берилл не длиннее.
Убедившись в том, что размеры его машины соответствуют его статусу, Родни взял протянутый реквизитором модный портфель и сел на заднее сиденье.
– Мотор! – крикнул режиссер.
За этим ничего не последовало.
– Мотор! – снова крикнул режиссер.
По-прежнему ничего. Режиссер подошел к припаркованному лимузину с дымчатыми стеклами.
– Родни? – Он постучал в стекло. – Ты меня слышишь?
Окно лимузина опустилось, и Родни, приятно улыбаясь, выглянул наружу.
– Да, я тебя слышу, – сказал он. – У меня все в порядке. Ты что-то хотел сказать?
– Хм, нет. Мы еще не отсняли материал.
– Хорошо, ладно. Я готов.
– Отлично. Значит, начинаем, да?
– Конечно.
Окно снова закрылось. Режиссер вернулся на свое место за камерой, кадр был помечен, и он снова крикнул:
– Мотор!
Опять ничего.
– Родни, мотор! – снова крикнул он.
Окно опустилось во второй раз.
– Я здесь, я готов. Я все слышу. Я просто жду.
Время шло. Вмешался Кельвин:
– Ну тогда вылезай из поганой машины!
– Не могу. Дверь не открыта.
– Конечно, она не открыта, ее сначала нужно открыть.
– Вот именно, и, когда мой телохранитель ее откроет, я выйду, – объяснил Родни, уверенный, что это не он задерживает процесс. – Мой выход не первый. Первым выходит телохранитель.
Кельвин повернулся к режиссеру:
– Где телохранитель? Его выход.
– Телохранитель?
– Да. Который открывает Родни дверь.
Режиссер беспомощно повернулся к монтажеру, и более решительная, нежели режиссер, девушка решила озвучить неприятную правду.
– Телохранителя нет, – сказала она, не извинившись. – В этом сюжете только Родни.
Родни не был крупным мужчиной и к тому же сидел в огромном лимузине, но все в пределах пятнадцати метров почувствовали его негодование.
– Только Родни? – почти прошипел он.
– Да, – бесстрашно ответила монтажер, а затем взглянула на свои заметки по сюжету и прочитала: – «Кадр второй. Утро. Подъезд к залу для прослушиваний. Общий план. Родни вылезает из машины и рысью пробегает мимо камеры».
– Рысью?
– Да. Ты спешишь.
Лицо Родни начала заливать краска. Привычные к этому гримеры подскочили с влажными салфетками и холодными полотенцами наготове. Они знали, что если Родни потечет, то его придется снова пудрить, подправлять ему глаза и губы, а к этому моменту Кельвин, вероятно, всех уволит.
– Кельвин? – прошипел Родни сквозь сжатые зубы, очевидно пытаясь справиться с эмоциями.
– Да, дружище?
– У Берилл есть жирный, лысый телохранитель, который открывает ей дверь, а затем уважительно и с серьезным видом следует за ней по пятам в здание. А я должен открывать дверь сам и рысью бежать в здание в одиночестве?
– Родни, в сцене моего прибытия тоже нет телохранителя.
– Да, Кельвин, я знаю, но ты ведь сам за рулем. Ты прибываешь как высокое начальство за рулем собственного «роллса». Берилл встречает телохранитель, а я… я…
Кили, неизменно добрая и веселая, снова попыталась исправить недоразумение:
– Родни, я могу подбежать и открыть тебе дверь. Я не против.
– Ты что, хочешь попасть в мою сцену? – ледяным тоном спросил Родни.
– Нет! – почти крикнула Кили, пораженная тем, что Родни так воспринял ее невинное предложение.
– Тебе не кажется, что раз уж ты открываешь шоу, участвуешь во всех объяснениях, представляешь кандидатов, отправляешь их к нам, обнимаешь победителей, рыдаешь вместе с проигравшими, а также предваряешь и завершаешь все рекламные паузы, то у тебя и так сцен выше головы? Без того, чтобы прорываться еще и в мои?
– Нет, правда, я…
– В сцену моего прибытия, не больше и не меньше. Одну из очень немногих во всем чертовом шоу, где я один.
– Но… но… – Кили не могла найти слов, чтобы доказать свою невиновность.
– Может, снова используем парня Берилл? – предложила монтажер. – Сделаем из него сопровождающего для гостей?
Из палатки-костюмерной, где Берилл переодевалась из дублинского наряда в бирмингемский, послышался злобный вопль.
– Пошли НА ХЕР! – крикнула она, просовывая голову между полотнами. – Хрена с два я отдам ему своего парня!
– Берилл, пожалуйста, – крикнули одновременно парикмахер и гримерша. – Прическа!
Берилл не обратила на них внимания.
– Какая это охрана? «Ой, Берилл, извини, мы не можем защитить тебя от этого ненормального фаната, потому что нам нужно идти открывать дверь вонючему Родни Руту». Все, я сказала, ПОШЛИ НА ХЕР!
Берилл исчезла в палатке, и парикмахер и гримерша кинулись к ней.
– Кельвин? – сказал Трент, снова с отчаянием глядя на часы. – Время…
– Отлично! – решительно произнес Кельвин. – Родни, садись в машину, мы подъедем вместе.
Лицо Родни тут же оживилось.
– А что, мы с тобой в одной машине? Как настоящие друзья? – сказал он, едва смея верить в свою удачу.
– Да. Ты можешь даже выйти с той стороны, где камера, а я выйду из дальней двери и обойду машину следом за тобой.
– Это потрясающе, – ахнул Родни. – Отличный сюжет. Никаких телохранителей, никакой охраны. Никакой суеты. Только двое крутых профессионалов, коллеги и лучшие друзья, которые вместе приехали на работу.
– Да, Родни, садись в машину.
– У меня есть мысль, – пылко сказал Родни. – Давай, когда будем выходить, сделаем вид, что что-то оживленно обсуждаем? Знаешь, мы можем говорить что-нибудь, когда будем закрывать двери, и войдем в здание вместе, не обращая ни на кого внимания, занятые своими серьезными делами…
– Родни, это сцена без звука. У нас нет микрофонов. Садись в машину.
– Но звук и не понадобится. Будет немой сюжет. Мы можем разговаривать о чем угодно, ведь потом на изображение наложат музыкальную заставку, нам просто нужно выглядеть так, будто мы что-то оживленно обсуждаем, как двое крутых профессионалов, не обращающих внимания на…
– Родни, твою мать, садись в машину.
– Отлично.
– И по команде вылезай из нее и иди мимо камеры в здание. Я пойду следом.
Родни и Кельвин сели в машину.
– Мотор! – услышали они голос режиссера.
