Вылететь на ТА в ознакомительный полет мне не разрешили. Специалисты так и не прибыли, а без предполетного осмотра, выпускать летчика в воздух, было запрещено.
— Темнеет, товарищ лейтенант, — посмотрев на пока еще светлый небосклон сказал сержант Лапоть, когда мы шли от стоянки самолетов.
— Точно. Ладно, иди отдыхай, а мне еще к концерту готовиться. Запашный хочет наших гостей-перегонщиков удивить. Так что нужно выложиться на все сто.
— Ага, отдыхай. Прошлый раз не успел, так все лучшие места заняли, пришлось на дерево лезть.
— Тогда иди место занимай. Концерт начнется через сорок минут.
— Ага, ясно. А кто девушек встречать будет?
— Каких еще девушек?
— У нас тут рядом медсанбат расположился, так их комиссар Тарасов пригласил, познакомиться, да и музыку послушать, неужто не слышали?
— Не слышал. Как-то не до того было. Хм, пойду к парням, начну подготавливаться.
У меня уже была своя группа. Трое, умеющих играть на музыкальных инструментах. Мы быстро разучили простые мелодии, так что теперь у меня было музыкальное сопровождение, из гитары, баяна, и трех барабанов, что сумел сохранить один из бойцов музыкального взвода. Не фонтан конечно, но мне хватало.
Когда почти полностью стемнело, мы подхватив свои инструменты, направились к большой поляне в глубине леса, которую выбрали несколько дней назад для концертов. И от аэродрома два километра, и свет можно зажигать, правда специально назначенные бойцы сразу глушат светильники при любом подозрительно шуме, пока бог миловал, налетов не было.
Сперва мы услышали гам собравшихся людей и только выйдя на открытое место, мы подошли к сцене, сбитой бойцами из досок, и поднявшись на нее осмотрелись. По самым смелым прикидкам, народу собралось тут не меньше чем четыреста человек. И если учитывать что я никогда не собирал больше трехсот, значит было много пришлых. В первых рядах на лавках сидели начальство с важными гостями, я там заметил пару незнакомых майоров, и наших перегонщиков. Девушки в основном кучковались у больших, незнамо откуда привезенных громкоговорителей, рядом с несколькими фонарями освещающих танцевальную площадку, и ждали танцев. Пока парни проверяли инструмент, я подхватив подаренную мне три дня назад гитару, подошел к микрофону, и постучав по нему, привлекая внимание, просто сказал:
— Добрый вечер товарищи. Начинаем наш концерт:
Для меня нет тебя прекрасней, Но ловлю я твой взор напрасно, Как виденье, неуловима, Каждый день ты проходишь мимо.
Как виденье, неуловима,Каждый день ты проходишь мимо.А я повторяю вновь и вновь:Не умирай любовь, не умирай любовь, не умирай любовь!
Юрий Антонов
Я не пел военных песен. Люди и так на войне. Я пел простые жизненные песни, которые отвлекали людей от смерти и потерь.
Выйду ночью в поле с конемНочкой темной тихо пойдемМы пойдем с конем по полю вдвоемМы пойдем с конем по полю вдвоемМы пойдем с конем по полю вдвоемМы пойдем с конем по полю вдвоемНочью в поле звезд благодатьВ поле никого не видатьТолько мы с конем по полю идемТолько мы с конем по полю идемТолько мы с конем по полю идем.
группа «Любэ»
Закончив Кобзоном:
А у нас во двореЕсть девчонка одна —Между шумных подругНеприметна она.Никому из ребятНеприметна она.Я гляжу ей вслед —Ничего в ней нет.А я все гляжу,Глаз не отвожу.Есть дружок у меня —Я с ним с детства знаком,Но о ней я молчуДаже с лучшим дружком.Почему-то молчуДаже с лучшим дружком.Я гляжу ей вслед —Ничего в ней нет.А я все гляжу,Глаз не отвожу.
Двухчасовой концерт закончился в полдвенадцатого ночи, на этот раз тоже повезло, его не прерывали, и он закончился вполне благополучно. Гости из других частей уезжали вполне довольные, и радостные. Мы с парнями возвращались на аэродром, когда шедший слева Олег Мясоедов, барабанщик, спросил:
— Товарищ лейтенант, а откуда у вас эти песни?
— Нравятся?
— Да, особенно эта, про «Коня», или вот «Алиса»
— Пишу да пою. В голову приходят вот я их в тетрадку то, и записываю, а некоторые нет…
— А сколько вы песен написали, вот мы тридцать слышали, вы только их поете.
— Я пою те, что попроще. А так у меня их не меньше двухсот написано.
— Ого, — загалдели мои спутники. Шли мы толпой человек в сорок. Тут были и мои музыканты, и слушатели в основном из моей группы, и другие присоединившиеся, так что слышали все.
— А спойте какую-нибудь, которую мы не слышали, — стали простить меня мои спутники.
— У меня горло пересохло, хриплю уже.
— Ну пожалуйста, товарищ лейтенант, — узнал я голос нашей официантки Любы.
— Ну хорошо, слушайте эту.
Мы расположились где-то в двухстах метрах от наших землянок, и я, глотнув воды, поданной мне кем-то в темноты, спел им «Дрессировщика», благо хрипел почти как Боярский. Что ни говори, а они таки заставили спеть ее на бис, и только потом скрепя сердце отпустили. И почему все концерты заканчиваются так одинаково?
Утром приехали специалисты из КБ, которые устроившись в специально приготовленных для них землянках, стали возиться с самолетами. Старшим у них был сам авиаконструктор и создатель этих машин Таиров.
Пилоты, назначенные на машины осматривали их, восхищаясь огневой мощью, все-таки оно состояло из одной крупнокалиберной пушки «ШФК-37» калибра 37 мм, двух 23-мм пушек, и двух пулеметов «ШКАС», а это не фунт изюма, а реальная мощь. Блин, мне эти машины нравились все больше и больше.
— Всеволод Константинович, когда вы все-таки дадите разрешение на ознакомительный вылет? Мне хотелось бы погонять его на виражах, проверить устойчивость, и систему управления, не сложна ли она для переучивания на новую машину, — спросил я у Таирова.
— Через полчаса. Сейчас Павел закончит осматривать «шестерку» и вполне можете пробовать.
— Хорошо. Вы не знаете что там с установкой трофейной радиостанции на самолет?
— Этим Борис Фельдман, занимается. Это его специфика, насколько я знаю. Там есть некоторые проблемы, но они решаемы, все самолеты будут радиофицированы, если будут радиостанции.
Вылетов пока не было, и я, пользуясь этим решил облетать одну из ТА-3. Пока самолет готовили, я поболтал с конструктором.
Оказалось, опытных вариантов машин было создано десять, то есть без моторов вооружения и оснастки, но только две из них доукомплектованных допустили к испытаниям. Из-за войны их опробование понемногу стали сворачивать, вот Всеволод Константинович и подсуетился с боевой проверкой, с помощью своего родственника, и товарищей в штабе ВВС, которые подали докладную записку Сталину. Именно он приказал отправить все машины в наш полк, видимо из-за меня, Таиров прямо не сказал, просто намекнул. И только по счастливой случайности оказалось что дивизией командует родственник конструктора. Быстро дооснастив остовы машин, и погоняв их, Всеволод Константинович отправил самолеты своим ходом на наш аэродром, а сам двинулся со своими людьми поездом и машинами, так они и оказались у нас.
Аппарат мне понравился, делая виражи на десяти тысяч, в летном комбинезоне, я дважды одни и те же ошибки не повторяю, так что мне было довольно комфортно.
— Смотрите, в штопор свалился, — выкрикнул кто-то из персонала КБ.
Сотрудники КБ с Всеволодом Константиновичем тревожно следили за всеми маневрами едва видневшегося самолета, и срыв в штопор, заставил поволноваться их. ТА-3, было детищем не только Таирова, но и их тоже, и работники переживали не меньше отца машины.
— Не видно, упал похоже, — упавшим тоном выдохнул один из спецов, когда самолет стал не виден из-за деревьев. Все ожидали толчка земли, от упавшего в двух километрах самолета. Или звука взрыва, но вместо этого, неожиданно, ревя обеими моторами. Над ними пронеслась стремительная тень и крутнувшись вокруг своей оси стала снова набирать высоту, как вдруг у самолета заглох один мотор. Было видно, как пилот пытается справиться со сразу ставшей неуклюжей машины, сменившей на свои элегантные порхания на резкие рывки.
— Черт! Рации нет, нужно немедленно дать приказ на посадку, — громко скомандовал кто-то рядом. Обернувшись, Всеволод Константинович увидел командира одного из полков, с которым познакомился всего пару часов назад.
— Дежурный, ракету! — скомандовал майор Запашный.
Самолет, в это время выпустив шасси пытался набрать высоту, но потом после ракеты стал планировать на ВПП. Вот он коснулся полосы и покатился по ней, но тут вдруг неожиданно запустился заглохший мотор, и «тройка» снова стала набирать высоту, оторвавшись от полосы. На трехстах метрах у нее снова заглох мотор, но на этот раз другой, уже правый.
