— Обследование надо производить крайне осторожно, — сказал Синицын. — Кто может знать, какие сюрпризы здесь заготовлены.
— Мы будем осторожны.
Предложение Стоуна было принято.
Робот номер два все еще неподвижно стоял у ромба. Четвертый оставался там, где застал его неожиданный отлет спутников. Видимо, приказ остановиться он получил от шара.
Но вот оба робота зашевелились. Электронный мозг шара разобрался в обстановке и принял решение продолжить работу. Второй номер снова поднял «руки» и положил их на поверхность ромба, четвертый двинулся вперед.
— В сущности, он уже не нужен, — сказал Сабо.
— Неважно, — ответил Стоун. — Противоаннигиляционная защита ему не помешает.
Гианэя повернулась к Муратову.
— Зачем вы продолжаете совершать ошибку? — сказала она. — Или вы хотите погубить ваши машины? Мне жаль их, они выглядят очень умными.
— Разве им угрожает опасность, когда нет спутников?
— Я вам говорила — уничтожьте!
— Объясните яснее, Гианэя.
— Разве я это знаю, — сказала она, как показалось Муратову, с грустью в голосе. — Я мало знаю.
— Так почему же вы так настойчиво рекомендуете уничтожить, и притом скорее?
— Потому что я слышала. Рийагейа сказал кому-то из наших, что никогда люди Земли не смогут узнать устройство ни спутников, ни базы, даже если найдут их. Он прибавил: «Такая попытка дорого им обойдется». Он хорошо знал.
Муратов поспешно передал ее слова остальным.
— Мне теперь кажется, — прибавил он, — что этот Рийагейа имел в виду, что, тронув базу, мы приведем в действие что-то относящееся к спутникам и, видимо, опасное.
— Да, вы правы, — с тревогой согласился Стоун. — Мы совсем упустили из виду, — как только была обнаружена база, спутники улетели. Может последовать команда действовать.
— И даже наверное, — раздался голос Синицына. — Они, безусловно, должны были предусмотреть возможность нахождения нами этой базы и отлично понимали, что в этом случае она будет нами уничтожена.
— Номер первый! — На этот раз голос Сабо не был так невозмутимо спокоен. — Прекратить поиск! Назад! — Он повернулся к Стоуну. — Риск действительно очень велик. Лучше не искушать судьбу.
— Как ни жаль, но, по-видимому, это будет самое лучшее.
— Уничтожаем?
— Да, — твердо ответил Стоун.
Решение было принято.
Но оно опоздало.
Хозяева базы решили все раньше.
На Луне нет звуков. И первый взрыв люди увидели. Робот номер один еще не погасил своего прожектора, ожидая, пока выйдут из выемки оба его помощника. Они как раз показались на краю площадки, когда один из куполов вдруг точно раскрылся, изнутри его вырвался сноп огня, и через мгновение на этом месте осталась только глубокая яма.
И тотчас же взорвался второй, потом третий…
Четвертый взрыв произошел уже в темноте. Шар быстро полз к вездеходам. Впереди его «бежали» оба робота-«человека».
А там, в черной мгле тени, с методической аккуратностью, через равные промежутки времени взлетали столбы огня, уничтожая не известные людям сложные установки базы, доставленные сюда соотечественниками Гианэи с другой планеты, — сгусток технической мысли неведомого народа.
Люди Земли были бессильны. Ничто не могло остановить разрушение. Никто никогда уже не узнает, что представляли собой купола и ромб. Об этом оставалось только догадываться.
«Прогремел» беззвучно последний взрыв, самый мощный.
И наступила прежняя «тишина».
Пять прожекторов без чьей-либо команды, но одновременно, осветили изрытую ямами площадку.
Все обратилось в пыль. Там, где стоял ромб, сила взрыва обрушила часть скалы, обломки гранита засыпали половину выемки.
И только ровные линии ее границ указывали, что здесь находилось искусственное сооружение.
И это было все, что осталось людям на память о пришельцах из космоса.
Нет, не все!
Оставались еще два спутника!
Где-то в пространстве они снова кружились возле Земли, неся на себе неизвестную опасность.
Нельзя было сомневаться, что «команда действовать», как говорил Стоун, уже отдана. Это логически вытекало из того факта, что база перестала существовать. Ромб должен был выполнить и, конечно, выполнил свое последнее назначение.
Что же грозит Земле в ближайшие часы, а может быть, и минуты?
И на Земле ничего не знают!
Штабной вездеход полным ходом помчался обратно к станции. Волнение и тревога были настолько сильны, что об остальных машинах вспомнили только в пути и по радио объяснили причину такого стремительного отъезда.
Через десять минут Сабо и Стоун уже были в радиорубке. Прямая связь с Институтом космонавтики была установлена меньше чем за минуту, и Сабо, внешне спокойный, передал тревожное сообщение.
— Вы должны немедленно вылететь, — сказал Стоун Вересову, — нагнать эти спутники и уничтожить их. Ах, да, — воскликнул он с отчаянием, — я и забыл, на вашем корабле нет антигазовых катапульт!
— Они есть на «Титове», — спокойно сказал Вересов. — Неужели вы думаете, что на Земле не догадаются, что надо делать?
— Вы правы, — ответил Стоун. — Я потерял голову.
Гианэя сразу по приезде на станцию отправилась в бассейн. Она до странности любила воду.
Муратову нужно было задать ей несколько вопросов. Не раздумывая, он пошел туда же.
Гианэя плавала, как всегда, быстро. Он подождал, когда она приблизилась к нему, и окликнул ее.
Она остановилась и стояла в воде почти не двигаясь. Плавучесть ее тела была поразительна. Мокрые волосы черным шлейфом слегка колыхались за ее спиной.
— Извините, — сказал Муратов. — Я вам помешал.
— Это ничего, — улыбнулась Гианэя.
— Мы просим вас припомнить, не говорил ли Рийагейа, в чем именно заключается опасность спутников для людей Земли.
— Я не слышала.
— Но вы знали, зачем летели к Земле?
— Мы знали это.
— Зачем же?
— Чтобы осуществить давно задуманный план.
— Какой?
Гианэя засмеялась.
— Вы не последовательны, Виктор, — сказала она насмешливо. — Если бы я могла ответить на этот вопрос, то могла бы и на первый. Это одно и то же. Я знала, что мы хотели осуществить наш план. А какой? Об этом знали Рийагейа и еще трое.
Марина говорила брату, что Гианэя способна на ложь. И он был совершенно уверен в том, что и сейчас она лжет. Его уверенность в этом подкреплялась ее же фразой: «Люди Земли не заслуживают той участи, которую им готовили». Чтобы так сказать, надо знать, что готовилось.
— Вы знаете, Гианэя, — сказал он тихо. Снова раздался ее мелодичный смех.
— Допустим, — сказала она, нимало не смущаясь. — Но вам этого знать не нужно. Муратова взорвало.
— После того, что вы нам уже сообщили, — сказал он резко, — вы обязаны сказать все.
— Вы меня упрекаете?
Муратов понял, что надо изменить тон. Огонек в глазах Гианэи был опасен.
— Я ни в чем вас не упрекаю, Гианэя, — сказал он. — Наоборот, я восхищаюсь вашим благородным поступком. Вы оказали нам огромную услугу. Но будьте же последовательны. Нас очень тревожит неизвестность.
— Конечно, она должна вас тревожить. Но, если бы я и сказала, вы этого не поймете. — Гианэя в третий раз повторила эту фразу.
Муратов силой воли заставил себя не реагировать.
— Попробуйте, — сказал он только. — Может быть, мы способны вас понять.
Она взялась руками за край бассейна, легко поднялась из воды (ее движения всегда были легки, а здесь, на Луне, в особенности) и непринужденно села рядом с ним. Электрический свет бликами играл на ее влажном зеленоватом теле.
— Для этого вам надо знать, что послужило причиной возникновения нашего плана.
— Так расскажите это.
— Я расскажу.
— Когда?
— Когда-нибудь потом. Здесь не место для столь длинного разговора.
— Но пока вы будете собираться, — снова не выдержал Муратов, — может произойти непоправимое.
— Это возможно. Но теперь уже ничего нельзя исправить или изменить. Не говорите со мной резко, я этого не люблю. Наш план уже осуществляется помимо нас. Так случилось по вашей вине. Я вас предупреждала.
Ее хладнокровное спокойствие и необъяснимое упрямство способно было довести до бешенства. Муратов сдерживался с трудом. Ведь она сама сказала когда-то, что «спасает» людей. А теперь ни единым словом даже не пытается помочь тем же людям.
Может быть, одного ее слова было бы достаточно!
Он почувствовал что-то вроде ненависти к этой женщине чужого мира, так равнодушно говорившей об опасности, угрожавшей человечеству.
«Она сама примирилась со своей участью никогда не вернуться на Родину,— думал он. — А наша участь ее нисколько не интересует. Может, она даже радуется».
Он понимал, что не справедлив к Гианэе. Ее поразительное, до тождества, внешнее сходство с людьми часто заставляло забывать о том, что это человек иного мира, рассуждающий иначе, думающий иначе, ведущий себя иначе. Ее поведение продиктовано другими взглядами, представлениями, понятиями, совсем иным воспитанием. В чем же можно было обвинять Гианэю? В том, что она не такая, как люди Земли? Она и не могла быть такой.
