Ну ничего, мне не привыкать.
Последнее, что я делаю перед выходом из дома — набираю номер дежурного кабинета. Скрываться мне не хочется, но трубку бросить придется, если её возьмет…
— Дознаватель…
— Ирмис, — прерываю я, бросая короткий взгляд на часы, — ты через час заканчиваешь?
Мужчина понимает все быстро.
— Да.
— Я заеду за тобой. Буду ждать у задних ворот, — быстро выпаливаю и кладу трубку. Передатчики вряд ли будут прослушивать — отстранив меня, Максвелл наверняка думает, что решил проблему.
Но он не учел главного — я сама по себе… та ещё проблема.
Ирмис действительно ждет меня у задних ворот — точнее, в нескольких десятках шагов от них, за углом. Густая поросль облетевшего плюща слабая защита от любопытных глаз. Спасает другое: в этой стене крепости окон совсем мало.
Извозчик послушно тормозит, повинуясь моему стуку, но дознавателю не привыкать — стоит лишь дилижансу замедлиться, а мне — приоткрыть дверцу, как Ирмис заскакивает прямо на ходу, вынуждая меня отпрянуть внутрь.
— Привет, Мейд, — он мимолетом касается моей щеки дружеским поцелуем и устраивается напротив, — о чем речь пойдет?
— О моем кабинете, — наконец трогаю животрепещущую тему я, — что там происходит?
Дознаватель фыркает:
— Цирк. Алвис и Максвелл с ночи пытаются взломать твою защиту. Я предложил, чтобы тебя, значит, позвать, но твой инквизитор на меня так зыркнул…
Я тихо смеюсь, оценив расстановку сил.
— Я не приеду. У меня допуск отозвали.
— Им никто не мешает выписать разовый.
— Это если они меня найдут, — решаюсь частично раскрыть карты.
Брови коллеги медленно ползут на лоб — аккурат под пшеничную копну вьющихся волос.
— Уезжаешь куда-то?
— Временно.
— И куда же?
— Да тут рядом.
Я не хочу сообщать подробности — и мужчина это понимает, равно как и то, что, если наша встреча перестанет быть тайной, не избежать ему допроса.
— Я смотрела твою сводку. Там много непонятного.
— Ну, что нашел… — разводит руками дознаватель, — могу ещё покопаться, да, боюсь, вызовет вопросы.
— Не стоит, — качаю головой, — этого достаточно.
— Удивлена? — уточняет мужчина и тут же добавляет, — я сам долгое время понять не мог, при чем тут Максвелл. Только когда…
— Где ты это взял?
Мой голос звучит напряженно и, как я не стараюсь, в нем все-таки проскакивают истеричные нотки.
— Попросил приятеля из закрытого архива. Он мне должен… разумеется, при моем горячем обещании, что дальше тебя это не пойдет.
— Не пойдет, — соглашаюсь, — спасибо, это многое объяснило.
— Ты про их интрижку? — уточняет коллега.
— Не только, — вспоминать прочитанное мне откровенно мерзко.
— А что еще?
Я сглатываю — не привыкла делиться насущным. Но с чего-то надо же начинать…
— Он меня отодвинул. Как табуретку, — в тишине кабины экипажа мой голос набирает громкость, — забрал все мои дела! Отстранил от службы! Не объяснил, что происходит! Решил, что я все стерплю! И… — спазм, сдавивший горло, выводит меня из строя.
Подумав, я решаю не продолжать — и так всё ясно. И Ирмис это понимает — успокаивающе дотрагивается до моей затянутой в перчатку ладони и, откинувшись на спинку сиденья, отодвигает шторку на окне.
— Мне не надо многого, — наконец решаюсь подвести итог, — я просто хочу разобраться, что происходит. Хочу истины. Если он подумал, что я бездумно приму его решение, то он ошибся! — тихо заканчиваю я и только затем замечаю, что мои руки сжаты в кулаки.
— Значит, решила не бросать начатое? — тихо интересуется Ирмис и я улыбаюсь через силу.
— Ты же знаешь, я всегда довожу дела до конца, — сообщаю очевидное и, подумав, добавляю, — особенно если меня разозлить.
— Да, ты можешь, — смеется мужчина и в этот раз я его поддерживаю.
Высадив дознавателя у дома с засыпанным снегом палисадником, я прошу возницу заложить небольшой крюк и, выскочив из дилижанса, запасаюсь газетами. Я не читаю регулярные издания, но в голове почему-то вертится разговор с Максвеллом на кухне. Ну… просмотрю, чего уж там.
Возница, видя кипу изданий, ухмыляется:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— В дорожку, мисс?
Не видя смысла поддерживать разговор, я киваю, а мужчина, будто не замечая, продолжает:
— Тоже верно. Оно в пути быстрее спорится.
От дальнейшего разговора меня спасает стена дилижанса и, радуясь, что в этот раз путешествую в тепле, я сбрасываю верхнюю одежду. Дилижанс сразу же трогается с места, минует привратную площадь и выезжает за городские ворота. Выглянув в окно, я замечаю столпотворение гвардейцев у боковой калитки и мимолетно хмурюсь: подобное у нас только в преддверии важных праздников. Но день Отца позади и в ближайшее время никаких мероприятий не планируется.
Но не мешало бы проверить.
Газеты мирно дожидаются моего внимания на сиденье и, разворачивая верхнюю, я даже успеваю полюбоваться на забавную иллюстрацию, нарисованную неизвестным художником. Мы, одаренные, не приветствуем карикатуры на начальство, но здесь, пожалуй, можно сделать исключение: мастер карандаша и ластика удивительно умело изобразил кардинала, вещающего с трибуны на фоне нашей лаержской крепости.
При воспоминании о работе, с которой меня так ловко подвинули, я заполняюсь горечью. Но грустить не время и, пролиствая страницы, мне удается погасить возникшее вновь раздражение. Все образумится — и я твержу себе это так уверенно, что и сама начинаю в это верить.
Ветви заснеженного леса проносятся мимо. На удивление, начинает теплеть — и белоснежные сугробы проседают просто на глазах. Я некоторое время бездумно гляжу в окно, а затем возвращаюсь к газетам. Пролистываю пристально, вглядываюсь в каждую страницу. Тщетно — ни ярмарок, ни каких-либо других массовых собраний. Даже мероприятия, посвященные открытию нового магазина перенесены на неделю, о чем и имеется соответствующая статья.
Тогда почему столько охраны?
Я почему-то вспоминаю нашу поездку в Нойремштир и особенно — гвардейца, остановившего экипаж перед въездом в городок. А ведь там тоже был усиленный патруль — правда, я связала это с проведением ярмарки: повышенное столпотворение требует повышенного внимания. Но… не обязательно ведь причина должна быть единственной, верно?
Эти моменты требуют осмысления и я пересаживаюсь к другому окну — туда, где нашел свое пристанище миниатюрный раздвижной стол. Планшет почти закончился — и, глядя на оставшиеся пустые страницы, я почему-то испытываю жгучую тоску.
Стены Нойремштира будто выныривают из-за бесконечного леса. Красноватый камень стен, узкие бойницы — декоративные, конечно же: никто здесь не воюет уже давно, — и красно-черные мундиры гвардейцев. Стоит мне увидеть служащих кардинала, как дилижанс, будто по сигналу, замедляет ход и останавливается аккурат у ворот. Я отдергиваю шторку и изучаю сложившуюся обстановку. Взгляд выцепляет из черно-красного водоворота мундиров золотые пуговицы — но удивиться парадному варианту формы я не успеваю: в окно заглядывает усатое лицо.
— Цель визита?
Я не тороплюсь отвечать — и рассматриваю гвардейца. Круглое лицо, красный нос картошкой и пухлые, словно обиженно надутые губы. Такому что ни скажи — будут дополнительные вопросы.
— Начальника позовите, пожалуйста, — прошу я и отворачиваюсь, чтобы парень не увидел моих вспыхнувших щек.
Мысли в голове быстро выстраиваются в логическую цепочку. Временное отстранение от службы всегда носит локальный характер. И, даже если Максвелл решит известить об этом окрестные управления, ему потребуется время. Но, судя по всему, сейчас инквизитор занят моим сейфом — а значит, у меня все шансы сыграть на опережение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Старший гвардеец Вествуд, — в окне появляется другое лицо.
— Дознаватель Локуэл, — я разворачиваю на ладони знак института дознания и она озаряет тусклым зеленым светом внутренности экипажа, — в местное управление.
Вествуд кивает, но отходить не спешит — вначале пристально изучает метку: изображенный в круге колос пшеницы в обрамлении зеленоватых лучей, проводит над ней ладонью и я едва не вздрагиваю, ощущая резкую боль в ладони. Да, охрана-то явно непроста: среди гвардейцев одаренных — единицы.
