— Докажу. Вы думаете, что хорошо разбираетесь в компьютерах и, возможно, ваших знаний достаточно для того, чтобы произвести впечатление на дилетанта. Но мои эксперты — настоящие профессионалы. Мы уже знаем: письма отправили вы. У нас есть доказательства.
Он обдумывал мои слова, гадая, стоит ли ему по-прежнему упираться или надо избрать новую тактику. Остановился на втором варианте.
— И что с того? Даже если я послал эти письма, какое я причинил беспокойство? С каких это пор отправление сочинения университетскому профессору стало преступлением?
Действительно, сильный аргумент.
— Я прослежу за тем, чтобы тебя уволили, — подала голос Люси.
— Может, меня уволят, а может, и нет. Если на то пошло, оправдываться придется тебе, а не мне. Это ты солгала насчет своего прошлого. Это ты изменила фамилию.
Лонни нравился наш спор. Он выпрямился, положил ногу на ногу и выглядел таким самодовольным. Мне очень хотелось врезать ему по физиономии. Люси лишь продолжала смотреть на него. Она стояла чуть сбоку, и я отошел, чтобы она могла посмотреть ему прямо в глаза.
— Я думала, мы друзья, — произнесла она.
— Так и есть.
— Тогда почему?..
Он покачал головой:
— Ты не понимаешь?
— Объясни.
Лонни вновь взялся за серьгу.
— Не при нем.
— И все-таки придется рассказать при мне, Лонни. — Я хлопнул его по плечу. — Я теперь твой лучший друг. И знаешь почему? Потому что я влиятельный и разозленный сотрудник правоохранительных органов. И я уверен: если мои следователи как следует тряхнут твое дерево, с него что-нибудь да свалится.
— Напрасный труд.
— Совсем не напрасный. Хочешь пример?
Лонни не ответил.
Я показал ему блэкберри:
— Вот здесь у меня материалы о твоих арестах. Зачитать?
От его самодовольства не осталось и следа.
— Обо всех арестах, друг мой. Даже та информация, что засекречена. Вот почему я говорю, что я влиятельный и злой коп. Одно мое слово — и тебя вышибут отсюда до воскресенья. Поэтому не темни и рассказывай, почему ты прислал эти сочинения.
Я встретился с Люси взглядом. Она едва заметно кивнула. Мы обговорили нашу тактику до появления Лонни. Если бы она осталась с ним наедине, тот попытался бы выкрутиться, заговорил бы ее, спекулируя на их достаточно близких отношениях. С такими мне уже доводилось сталкиваться. Они изображают крутых, пыжатся, пускают в ход обаяние, но стоит надавить — ломаются. Лонни не был исключением. Более того, с такими, как он, угрозы зачастую приносят результат очень быстро.
Он посмотрел на Люси:
— Меня загнали в угол.
Уже оправдывается. Хорошо.
— По правде говоря, я это сделал ради тебя, Люси, чтобы защитить. Ну ладно, и себя тоже. Видишь ли, я не написал про эти аресты, когда подавал документы о приеме на работу. Если бы администрация об этом узнала, меня бы не взяли. Так мне сказали.
— Кто тебе сказал? — спросил я.
— Я не знаю их имен и фамилий.
— Лонни…
— Я серьезно. Они мне не сказали.
— А что они сказали?
— Пообещали, что Люси это не причинит никакого вреда. Она их не интересовала. Они сказали, что ей это даже пойдет на пользу, что, — Лонни театрально повернулся ко мне, — они лишь пытаются поймать убийцу.
Он смотрел на меня как мог сурово, но все-таки суровости не хватало. Я ждал, что сейчас он крикнет: «J'accuse!»[40] Он не крикнул, поэтому заговорил я:
— Хочу, чтобы ты знал: я весь дрожу.
— Они думают, что вы, возможно, имеете какое-то отношение к этим убийствам.
— Спасибо за важную информацию. И что произошло потом, Лонни? Они велели тебе подсунуть эти сочинения Люси?
— Да.
— Кто их написал?
— Не знаю. Наверное, они.
— Ты все говоришь «они». Сколько их было?
— Двое.
— Как насчет имен, Лонни?
— Я не знаю. Послушайте, они частные детективы. Понимаете? Сказали, что их наняла семья одной из жертв.
«Семья одной из жертв». Откровенная ложь. Опять «Эс-вэ-эр», частная детективная фирма из Ньюарка. Все вдруг встало на свои места.
— Они упоминали фамилию клиента?
— Нет. Сослались на конфиденциальность.
— Еще бы. Что еще они сказали?
— Что их фирма разбирается с этими убийствами. Что у них нет доверия к официальной версии, согласно которой все убийства совершил Летний Живодер.
Я посмотрел на Люси. Ранее я рассказал ей о моих встречах с Уэйном Стюбенсом и Джеффом Бедфордом. Мы поговорили о той ночи, о нашем участии в тех событиях, о сделанных нами ошибках и нашей былой уверенности в том, что все четверо мертвы и убил их Уэйн Стюбенс.
Теперь мы так думать не могли.
— Что-нибудь еще?
— Это все.
— Да перестань, Лонни.
— Это все, что я знаю, клянусь.
— Я так не думаю. Эти парни хотели увидеть, как отреагирует Люси на полученные сочинения. Так?
Он молчал.
— И тебе поручили наблюдать за ней. Поручили сообщать им, что она говорит и делает. Вот почему ты пришел к ней на днях и сказал, что многое выяснил о ее прошлом. Ты надеялся, что она тебе доверится. Именно такое ты получил задание? Воспользоваться ее доверием и выудить что-нибудь важное?
Ему это не понравилось.
— Ничего подобного не было.
— Конечно же, было. Тебе предложили вознаграждение, если ты что-то раскопаешь?
— Вознаграждение?
— Да, Лонни, деньги.
— Я это сделал не из-за денег.
Я покачал головой:
— А вот это уже ложь.
— Что?!
— Не будем притворяться, будто ты боялся, что тебя выведут на чистую воду, или всего лишь помогал в поисках убийцы. Тебе заплатили, так?
Он открыл рот, чтобы все отрицать, но я его опередил:
— У следователей, которые узнали о твоих арестах, есть доступ и к банковским счетам. Они с легкостью находят пятитысячные переводы. Вроде того, что пять дней назад поступил на твой счет в отделение банка «Чейз-Манхэттен» в Уэст-Орандже.
Конечно же, мы узнали это благодаря таланту Мьюз. Мне оставалось только восторгаться ею.
— Я не сделал ничего противозаконного, — пробурчал Лонни.
— Это момент спорный. Но сейчас мне не до этого. Кто написал сочинения?
— Не знаю. Мне принесли текст и велели переслать Люси по частям.
— И они не сказали, откуда у них эта информация?
— Нет.
— Даже не намекнули?
— Они сказали, что у них свои источники. Послушайте, обо мне они знали все. Они знали все и о Люси. Но нацелились они на вас. Их интересовали только вы. От меня требовали передавать все, что я услышу о Поле Коупленде. Они думают, что, возможно, убийца — вы.
— Нет, они так не думают, Лонни. Они думают, что ты, возможно, тот идиот, который сможет опорочить мое имя.
На лице Лонни отразилось недоумение. Он посмотрел на Люси:
— Я очень сожалею. Никогда не сделал бы ничего такого, что могло причинить тебе вред. Ты это знаешь.
— Окажи мне услугу, Лонни, — произнесла она, — исчезни с моих глаз.
Глава 30
Александр (Сош) Сикерски стоял в центре гостиной своего пентхауса.
Человек привыкает к окружающей среде. Так уж он устроен. Сош привык к комфорту. В далеком прошлом он и мечтать не мог о таком комфорте. А теперь другого образа жизни он и не представлял. Сош задался вопросом: остался ли он тем крепким орешком, каким был когда-то, смог бы, не зная страха, войти в те кабинеты, в те логова? Он, разумеется, знал ответ: нет. И силу отнял у него не возраст, а комфорт.
Когда Сош был совсем маленьким, его семья оказалась в блокадном Ленинграде. Нацисты окружили город, что привело к невероятным страданиям жителей. Сошу исполнилось пять лет 21 октября 1941 года, примерно через полтора месяца после того, как немцы блокировали город. Потом исполнилось шесть лет, семь, а блокада все продолжалась. В январе 1942 года рацион уменьшился до четверти фунта хлеба в день. Брат Соша, двенадцатилетний Гавриил, и сестра, восьмилетняя Алина, умерли от голода. Сош выжил. Потому что ел дворовых животных. Главным образом кошек. Люди слушают истории, но не могут представить того ужаса, той агонии. Ты совершенно беспомощен. А потом ты привыкаешь даже к такому ужасу.
Как и комфорт, страдания могут стать нормой.
Сош помнил свой приезд в США. Еду можно купить везде. Никаких очередей. Всего полно. Он помнил, как купил курицу. И держал ее в морозильной камере. Не мог в это поверить. Курица. Просыпался ночью в холодном поту. Бежал к холодильнику и открывал дверцу морозильной камеры, чтобы посмотреть на курицу и почувствовать, что он в безопасности.
Такое случалось с ним и теперь.
Большинство его советских коллег грустили о прошлом. Им недоставало власти. Лишь некоторые вернулись в Россию, большинство остались там, где работали. Чуть ли не все озлобились. Сош взял к себе на работу некоторых, потому что доверял им и нуждался в помощи. Они не забывали о прошлом. И Сош знал: в тяжелые моменты, когда бывшие чекисты особенно жалели себя, они тоже открывали холодильники и поражались тому, как далеко им удалось продвинуться по жизни.
