— Если бы я не знал, что они ни в коей мере не разумны, я бы сказал, что они нападают! — воскликнул лорд Августин.
— Что будет, если у тебя получится? — спросила Констанс.
— Их раскидает силовым полем и вельботы смогут уйти. Они не преследуют.
— А если не получится?
— Мы все погибнем. Но это только если у нас откажут все батареи. Мы можем выдержать лобовое столкновение с левиафаном… ну, вроде бы должны… А с двумя — нет. Никто и никогда еще не видел, чтобы их было двое в одном месте…
«А может, видел — но уже не сможет рассказать».
— Продолжай, Дик. Считай, что это мой приказ.
— Да, миледи!
Констанс не могла поднять головы — ускорение корабля было не меньше пяти G, компенсаторы снижали его до полутора, надсадно надрываясь: оно возрастало слишком быстро. Но Дик был иного мнения.
— Медленно, — прошептал он. — Симатта ё! Медленно!
* * *
Нельзя было не гордиться таким тиийю — даже зная, что твоей заслуги мало, нельзя было не гордиться.
В отличие от капитана, он был спокоен за жизни туата и инемийин на «Паломнике». Правда, Дику потом будет очень и очень трудно, но сейчас смерть ему не грозила: в панцире силового поля «Паломник» был почти неуязвим для одного левиафана, а вдвоем они не атакуют.
За себя Майлз тоже был спокоен. В конце концов, Шааррим благ, а проклятый судьбой и народом Диорран умер, погрузившись в воды баптистерия. Майлз Кристи родился чистым.
Он успел пожалеть о том, что не обсудил как следует с ка’эддом Августином этого левиафана. Они расходились во взглядах на его природу: Майлз считал, что он нарождается из инобытия, которое А-Тиарна устроил для равновесия, а ка’эдд Августин полагал, что он не нарождается и не переходит в инобытие, но находится в коллапсе от того, что попал в дискретную зону. Если бы они еще дальше отпустили мысль и речь, открыли бы, возможно, что в своем устремлении от массы к пустоте левиафаны должны стремиться друг к другу, ибо что же такое они сами, как не антимасса? А если они стремятся друг к другу, то почему бы не в пределах этого скопления звезд?
Еще плохо было, что не удастся обсудить с Диком Сократа. Майлз понимал, что крайне плохо годился на то, чтобы учить кого-то жить среди людей… То, что он полагал величайшими грехами в своей жизни, в их истории было делом почти обыденным — и вместе с тем, именно от них пришла весть о воплощении А-Тиарны. Подлинно, А-Тиарна есть Любовь — не любя туата, их невозможно принимать. Но таких как Ри’шаард, Констанс ка’эддайн и ее сын, капитан Хару — любить было легко и расставаться с ними было жаль.
Еще семь секунд — и Дик расшвыряет антизверей силовым полем корабля. Но этих секунд нет. Майлз видел, как вельбот настигает язык черноты, вспыхивающий и меняющий цвета, извивающийся хаотично, подобно струйке дыма — спонтанный выброс антиматерии, который левиафанеры непочтительно называют “плевком”.
Майлз был очень хорошим драйвером, но вельбот, который весил больше восьми тонн, маневрировал не так легко, как йитанна, малый боевой катер шедайин.
— Господи, в руки Твои… — успел сказать капитан.
* * *
На этот раз корабль “ослеп и оглох”, — экран залило белым светом, а затем он погас, умерли все приборы, мигнул и исчез свет в кабине — Констанс осталась в полной темноте.
Дик издал короткий, полный муки вопль — наверное, так кричит человек, получивший удар ножом в сердце: вскрик — и тишина. Только щелчки каких-то тумблеров говорили, что юный пилот жив, в сознании и действует, не поддаваясь отчаянию. Потом раздалось тихое жужжание и писк включающихся систем, замигало и загорелось аварийное освещение, экраны ожили, но показывали все ту же белесую мглу. Ускорение не увеличилось — Дик снова отключил основной двигатель, теперь корабль шел на одной инерции. Где-то поблизости выла сирена, и над дверью отчаянно мигала сигнальная панель со знаком “Радиационная опасность”.
— Нижняя палуба, сколько батарей сгорело?
— Девятнадцать, сэр, — сказал гем.
— Шестнадцать, — доложил другой.
— Меняйте как можно быстрее, — скомандовал Дик. — Мастер Порше, вы там?
— Делаю что могу!
— Сейчас мы вырвемся из облака и начнем торможение, — сказал Дик. — Мне нужно, чтобы вы поменяли все батареи, заняли места и пристегнулись, потому что компенсаторы ненадежны.
— Дик, — вступил в диалог до сих пор молчавший Морита. — Насколько я понял, силовые экраны приняли на себя максимальную нагрузку. Это значит, произошла аннигиляция?
— Да, — ответил мальчик.
— Я иду на нижнюю палубу менять батареи, — сказал вавилонянин. — Там нужны все руки.
— Аригато, Морита-сан.
— Мы скоро покинем аннигиляционное облако?
— Минута или две, Морита-сан.
— Ты начинаешь торможение и ложишься в дрейф? — по голосу Мориты было слышно, что он быстро бежит вниз по лестнице.
— Да.
— Бесполезно. Живых не осталось.
— Я должен убедиться в этом, Морита-сан.
“Живых не осталось”. Констанс посмотрела на Дика, но тот не отрывал взгляда от экрана и от прибора, названия которому Констанс не знала — он ориентировал корабль относительно зенита, надира, “севера” и “юга” Галактики. Тогда Констанс посмотрела на Гуса и тот, сняв очки, кивнул, отвечая на ее немой вопрос: не осталось и не могло. Или все-таки кто-то мог уцелеть? Дик, судя по разговору с Моритой, на что-то рассчитывает…
Эмоции не успевали за сознанием. В уме Констанс уже промелькнуло все, чем грозил такой поворот событий: они затеряны в дальнем пространстве, на корабле, экипаж которого погиб, и единственный, кто уцелел — это младший матрос, мальчик пятнадцати лет. И всему виной — ее безрассудство, ее податливость эмоциям… Ну, и где же они теперь, эти эмоции? Она ничего не чувствует, просто ничего — даже беспокойства за свою, Джека и Бет судьбу…
Боже мой! Джек! Как он там, в койке, пристегнутый ремнями безопасности, как он перенес нарастающее ускорение и внезапное погружение в эту жуткую темноту?
Белая мгла поредела, “Паломник” вырвался из пылающего облака, а через несколько секунд Рэй доложил Дику, что все батареи сменены, и все на нижней палубе заняли места и закрепились.
— Торможу, — сказал Дик, и Констанс ощутила, как ее повело вперед. “Паломник” сбрасывал скорость. Когда прибор показал остановку, Дик отключил основной двигатель и включил маневровые. Констанс плавно вжало в боковушку кресла.
— Дик, — спросила она. — Когда можно будет встать?
— Скоро, миледи, — ответил юноша.
Корабль теперь был повернут “головой” к месту гибели экипажа. Там угасала небольшая звезда, по форме напоминающая волчок; свет отступал от ее краев к сердцевине, и края были теперь как разлохмаченная кромка штормовой тучи. Два левиафана, разбросанные в разные стороны, разбегались по “оси волчка” — один в ее зенит, другой — в ее надир.
Капитан Хару, Майлз, Аникст, Болтон — они не могли там уцелеть, поняла Констанс. Они превратились в свет, в плазму, в раскаленный летучий газ…
— Уже можно, — сказал Дик, когда ускорение пропало. Констанс расстегнула ремни и сняла обруч коммуникатора. Голова ее слегка кружилась, и потому она не спешила встать.
Дик вынул из креплений пилотского кресла наношлем и надел.
— Идите миледи, — сказал он. — Я должен задраить за вами люк. По инструкции, мостик должен быть задраен, когда там никого нет или есть только пилот в наношлеме.
— Идем, Стаси, — Гус помог ей подняться и выйти из рубки, хотя его самого слегка пошатывало. Дик закрыл двери.
— Гус, ты уверен? — спросила она, идя по коридору.
— На сто процентов. Мы уцелели потому, что сработали силовые экраны.
— Значит, если хотя бы один вельбот был защищен, он мог уцелеть?
— Теоретически — да… Если был защищен… Но… Пойми, как только один из вельботов аннигилировал, там как бы образовалась звезда. Несколько тонн вещества превратились в чистую энергию… Формулу учат в школе, можешь подсчитать сама. Батареи, даже если их успели поставить, сгорели снова, и… Думаю, второй вельбот должен был просто испариться. Если Господь не сотворил чуда.
Они спустились на жилую палубу и услышали плач Джека — его действительно напугали перегрузки и погасший свет. Констанс вошла в каюту и увидела мальчика на руках у Бет — девушка уже выбралась из койки и отстегнула брата. Теперь она держала малыша на руках, прижимая к себе.
— Мама! — Джек вырвался из рук сестры и кинулся к леди Констанс. Бет поднялась.
— Нас больше не будет кидать туда-сюда? — спросила она. — Охота закончилась?
— Да, — ответила Констанс.
— Они поймали кого-нибудь?
— Нет, — сказала Констанс, и в этот момент к ней подступила скорбь. — Они погибли, Бет.
— Что? — переспросила девочка.
— Они все погибли. Все, кто вышел на лов. Капитан Хару, Джезекия, Майлз, мастер Аникст…
— Как? — спросила Бет. Скорее ошеломленное междометие, чем вопрос, но Гус понял его буквально.
