Чтобы смягчить обиду, она крепко обняла меня за плечи. -Я скажу, что тебе нужно, -- прошептала она, когда молчание затянулось так надолго, что казалось, она забыла, что собиралась сказать.
-- Тебе нужен хороший ночной сон, -- наконец пробормотала она.
-- Я совсем не устала, -- возразила я. Я ответила автоматически и сразу ощутила, что большинство моих ответов противоречили тому, о чем шла речь. Считать себя правой было для меня вопросом принципа.
Флоринда мягко засмеялась, затем снова обняла меня. -- Не будь такой немкой, -- пробормотала она. -- И не надейся, что все будет для тебя расшифровано понятно и точно. -- Она добавила, что в мире магов нет ничего понятного и точного; наоборот, вещи раскрывают свою сущность медленно и неопределенно. -- Исидоро Балтасар поможет тебе, -- уверила она меня. -- Но запомни: он не будет помогать тебе таким способом, какого ты от него ожидаешь.
-- Что ты хочешь этим сказать? -- спросила я, высвобождаясь из ее рук, чтобы можно было видеть ее лицо.
-- Он не скажет тебе то, что ты хочешь услышать. Он не скажет тебе, как себя вести, потому что, как ты уже знаешь, не существует ни правил, ни руководств в магическом мире. -- Она радостно смеялась, кажется, получая удовольствие от моего растущего разочарования. -- Всегда помни, существует только импровизация, -- добавила она, потом, широко зевнув, растянулась на кровати во весь рост и взяла одно из одеял, сложенных аккуратной стопкой на полу. Прежде чем укрыться, она приподнялась на локте и приблизила ко мне лицо. Что-то гипнотическое было в ее сонном голосе, когда она советовала мне всегда иметь в виду, что я следую тому же пути воина, что и Исидоро Балтасар.
Она закрыла глаза и слабым, еле слышным голосом сказала: -- Никогда не теряй мысли о нем. Его действия поведут тебя так искусно, что ты даже не заметишь этого. Он несравненный и безупречный воин.
Я быстро схватила ее за руку, боясь, что она уснет прежде, чем закончит говорить.
Не открывая глаз, Флоринда сказала: - Если ты посмотришь внимательно, то увидишь, что Исидоро Балтасар не ищет любви или одобрения. Ты увидишь, что он сохраняет безмятежность в любых условиях. Он не требует ничего, и еще он желает отдать всего себя. Он жадно ищет указания духа в форме доброго слова, подходящего жеста, и когда он получает его, то выражает благодарность удвоением усилий.
Исидоро Балтасар не выносит приговоры. Он неистово уменьшает себя до бесконечно малого, чтобы слышать и видеть. Так он может победить и покориться своей победе, или быть побежденным и получить силу от своего поражения.
Если ты будешь внимательна, то увидишь, что Исидоро Балтасар никогда не сдается. Он может быть побежден, но он никогда не бывает разгромленным. И прежде всего -- Исидоро Балтасар свободен.
Я умирала от желания прервать ее, закричать, что она уже говорила мне все это, но Флоринда уснула раньше, чем я успела спросить у нее что-то еще.
Боясь, что не найду ее утром, если вернусь к себе домой, я уселась на другую кровать.
В голове у меня проносились странные мысли. Я расслабилась и позволила им полностью овладеть мной. Новые ощущения отличались от того, какими были обычные мысли. Я видела их, как лучи света, вспыхивающие из подсознания.
Во время одного из таких всплесков интуиции я решила почувствовать кровать, на которой сижу. И к ошеломляющему удивлению мои ягодицы ощутили, как они сами погружаются в кровать. Некоторое время я была кроватью, которая достигала моих ягодиц, касаясь их. Это ощущение доставляло мне некоторое удовольствие. Теперь я уже знала, что нахожусь в сновидении, и понимала с полной ясностью, что я только что ощутила то, что Эсперанса описывала как "мои ощущения выходят из меня". Все мое существо расплылось, или, еще лучше, -- оно взорвалось.
Хотелось рассмеяться от чистой радости этого ощущения, но я боялась разбудить Флоринду. Я все вспомнила! Сейчас не составило бы никакого труда перечислить все, что я делала в доме магов в течение тех десяти дней. Я сновидела! Под бдительным присмотром Эсперансы я все дальше и дальше углублялась в свое сновидение, просыпаясь в доме магов, или рядом с Эсперансой, или иногда в других местах, которые я не могла рассмотреть в то мгновение.
Клара говорила, что прежде чем какой-то отдельный предмет, замеченный в сновидении, сможет зафиксироваться в моей памяти, мне нужно увидеть его дважды. Я видела всех женщин более двух раз; они оставили неизгладимый след в моей памяти. Сидя здесь на кровати и наблюдая, как спит Флоринда, я вспомнила других женщин из партии магов, с которыми я взаимодействовала в сноподобном состоянии в течение тех забытых дней. Я видела их так ясно, как будто они проходили передо мной, или как если бы я возвратилась телесно к тем событиям.
Больше других меня поражала Нелида, которая была так похожа на Флоринду, что вначале я приняла их за близнецов. Она не только была такой же высокой и тонкой, как Флоринда, но у нее был тот же цвет глаз, волос, та же комплекция; даже выражения у них были одинаковые. По темпераменту они тоже были похожи, только Нелида казалась более мягкой, менее воинственной. И еще, в Нелиде был особый покой и тихая сила, которые очень успокаивали.
Хермелинда могла легко сойти за младшую сестру Кармелы. Она была тонкая, небольшого роста, всего пять футов и два дюйма и имела просто исключительные манеры, а также очень следила за своим телом. Она казалась менее самоуверенной, чем Кармела. Говорила Хермелинда тихо и двигалась быстрыми рывками, которые как-то сцеплялись в грациозность, изящество. Ее компаньоны сказали мне, что осторожность и спокойствие делают ее лучшей среди других и что она не может общаться с группой или даже двумя людьми одновременно.
Клара и Делия составляли изумительную команду проказниц. На самом деле они не были такими большими, как казались. Их здоровье, их сила и энергия заставляли других думать, что они крупные и деструктивные женщины. Они играли в самые восхитительные состязательные игры, демонстрируя свое необычайно эксцентричное снаряжение при первой же возможности. Обе очень хорошо играли на гитаре и имели прекрасные голоса; они пели, стараясь превзойти друг друга не только на испанском, но и на английском, немецком, французском и итальянском. Их репертуар включал баллады, народные песни, всевозможные популярные песни, даже самые последние поп-хиты. Достаточно было только напеть или повторить вслух первую строчку почти любой песни, и сразу же Клара и Делия заканчивали ее всю. Ко всему прочему они писали стихи, тоже состязаясь, часто к определенным случаям.
Они написали стихи для меня и протолкнули под дверь, не подписав. Я должна была определить, кто именно написал стихотворение. Каждая утверждала, что если я искренна в своих чувствах к ним, люблю их, то интуитивно буду знать автора.
В этом соперничестве не было перевеса, и поэтому оно было особенно трогательным. Ведь подразумевалось развлечение, а не намерение поразить друг друга. Излишне говорить, что Клара и Делия получали такое же удовольствие, как и их зрители.
Если им кто-то нравился, как это, кажется, случилось со мной, не было предела их расположению и преданности. Обе они охраняли меня с удивительным упорством, даже когда я была неправа. В их глазах я была безупречна и не могла поступить неправильно. От них я научилась тому, что такое доверие требует двойной ответственности. Неверно было бы сказать, что я боялась разочаровать их и пыталась подтвердить ожидания, однако наиболее естественной вещью для меня в этой ситуации было верить, что я безупречна и вести себя с ними безупречным образом.
Самой странной из всех женщин-магов была моя учительница сновидения, Зулейка, которая никогда ничему меня не учила. Она даже никогда со мной не разговаривала или, возможно, не замечала, что я существую.
Зулейка была, как и Флоринда, очень красива; возможно, не так замечательна, но она отличалась какой-то неземной красотой. Она была маленького роста, с темными глазами и крылатыми бровями, маленьким правильным носом и ртом, прекрасными вьющимися темными волосами, которые отливали серым. Это придавало ей тончайший оттенок поглощенности другими, неземными интересами.
Эта необычная, но величественная красота имела характер неослабевающего самоконтроля. Зулейка тонко ощущала комические моменты того, что она красива и привлекательна в глазах других. Научившись распознавать это и использовать как свое преимущество, она была, однако, совершенно безразлична к чемуили кому-либо.
Зулейка научилась чревовещать, и это стало превосходным искусством. Она считала, что слова, которые произносились движениями губ, становились более запутанными, чем они были на самом деле.
Меня восхищала ее манера говорить как чревовещательницы со стенами, столами, посудой или любым другим предметом перед ней, и я могла часами следовать за ней, что бы она ни делала. Она ходила по дому, казалось, не касаясь земли и не производя движения воздуха. Когда я спросила других магов, не иллюзия ли это, они объяснили, что Зулейка ненавидит оставлять следы.
