Конечно, ничего такого я не рассказываю Дит.
— Мне нравится простая, незамысловатая жизнь, и я не особо амбициозный человек. Поэтому не думаю, что смогу остаться здесь надолго. Тебе нужен… более представительный и уверенный в себе сотрудник. Дженна подходит больше, она организована и эффективна.
— Дженна работает у меня уже некоторое время, она, конечно, хорошо организована и работоспособна, но ей не хватает воображения, и когда ей не нравится художник, она не стесняется дать ему это понять в слишком грубой форме. Я не могу терпеть подобное. Ты же, напротив, добра и чувствительна. Знаешь, что тебе нравится, но никогда не выставляешь это напоказ в ущерб объективности. Именно об этом я и собиралась поговорить: хочу спросить тебя, не согласишься ли занять её место? К этому предложению я добавлю ещё одно — провести День благодарения и последующие выходные в моём доме в Саутгемптоне и… позировать для Морриса. Однако сейчас я в полном замешательстве.
Её недовольство кажется искренним. Инстинкт кричит мне, чтобы я согласилась, приказывает не отказываться, по крайней мере, на этот раз. Возможно, я продолжу встречаться с Ароном даже после окончания судебного процесса.
Но в чём смысл, если не в том, чтобы усилить мою неспособность обладать им? Куда может привести меня тайная страсть, разжигаемая взглядами украдкой? Притворяться, что моё сердце не разрывается при каждой встрече с ним, будет непомерным усилием!
Я не могу позволить себе такую опасную смелость. Не могу остаться. Это будет слишком больно.
— Прости, Дит, но я… я не могу остаться. А что касается Морриса, думаю, он найдёт другой интересный объект для своего творчества.
— Это будет не так просто, как ты думаешь. Он подвержен бурной влюблённости художников. Сейчас он без ума от тебя. Не в романтическом смысле, я думаю, у него творческий пыл. Он попросил меня убедить тебя. Если Томас не сможет написать твой портрет, то пострадает вся его последующая работа. Он пообещал, — если ты захочешь, работа не будет выставлена на продажу. Но он должен её создать. Я надеялась, что ты передумаешь и сделаешь это в качестве личного одолжения.
— Он тоже будет в Хэмптоне?
— Я пригласила его вместе с небольшой группой близких друзей.
— А… Арон?
— Точно не знаю. Обычно праздники Арон проводит с дедушкой. Но если хочешь, чтобы он присутствовал, я могу настоять и он приедет.
— Нет! — восклицаю я, вернее, кричу, тоном человека, который считает возможное появление Арона Ричмонда на любом мероприятии равносильным присутствию ядовитой змеи.
— Чем вызвана такая яркая реакция против его присутствия? Что-то случилось? Он плохо себя вёл?
— Нет! Он… он всегда очень милый. И я сказала нет только для того, чтобы… Я имею в виду, если он празднует со своим дедушкой, мне было бы неловко отрывать его ради… ради себя.
— А я думаю, ему бы это понравилось. Арон заботится о тебе, и ему будет не по душе отставка от тебя.
— Он… Он не мой опекун. Я сомневаюсь, что он будет возражать.
— Ему будет что сказать по этому поводу. Арон воспринимает твою ситуацию очень близко к сердцу.
— Я могу позаботиться о себе сама, и хотя ценю его заботу… я… ненавижу его сострадание. Он должен заботиться обо мне только… только в зале суда. Всё остальное его не касается. — И снова мысль о его жалости вызывает во мне очень странную боль, состоящую из уныния, но и из злобной гордости. — Если Арону… Если ему нужно почувствовать себя лучше, пусть… пусть пойдёт в питомник и позаботится о щенках, которые нуждаются в помощи. Я… Я не какой-нибудь несчастный брошенный зверёк, — Быстро поняв, что выразилась слишком резко, я спешу извиниться. — Прости меня, Дит. Вы все были так добры ко мне. Я буду благодарна вам вечно. Никто не был так внимателен… я имею в виду, давно. Но я не могу здесь больше оставаться. Я должна… я должна сделать это одна. Надеюсь, ты не будешь на меня сердиться.
— Сердиться, нет, дорогая. Наверное, мне грустно, потому что не хочу так легко с тобой расставаться. Могу я попросить тебя подумать об этом? Может, ты останешься при том же мнении, но… пообещай мне взять несколько дней на размышление, прежде чем дать окончательный ответ? Давай, я задам вопросы ещё раз, а ты ответишь — «Я подумаю?» Не хочешь заменить Дженну в качестве моего ассистента, провести уик-энд Дня Благодарения в моём доме в Хэмптоне и позировать Томасу?
Думаю, я обязана предоставить Дит этот шанс. В конце концов, это правда, — она была добра ко мне, наняла несмотря на мою не слишком артистичную внешность, не просила меня прятаться за кулисами, советовалась со мной, привлекала и уважала меня, защищала. Так что я нисколько не жалею, что даю ей то, о чём меня просит.
— Я подумаю, — тихо отвечаю я, растроганная, потому что никто ещё не заботился обо мне так сильно.
До того, как Арон посвятил своё сострадание моему невзрачному существованию, никто.
***
Я продолжаю работать в «Аркадии». Работа идёт мне на пользу. Не только для моего кошелька, но и для настроения.
Вообще-то, для моего плохого настроения.
Она сдерживает его, отталкивает. Работа разбивает его, не давая ему громко звенеть и рождать эхо, которое отдаётся в голове, доводя меня до какого-то изощрённого безумия. Безумие безответной любви. Девичье безумие. Безумие сожаления. Безумие от страха снова увидеть его и понять, как сильно я по нему скучаю. Арон больше не появлялся, даже в галерее.
Я живу по-прежнему — занимаюсь делами, стараюсь не думать. Ресторанная суета, быстрота подачи блюд и невозможность отвлечься — именно то, что мне нужно.
Вдруг пока передаю заказ повару-греку, я чуть не сталкиваюсь с Доротой и Артемидой, которые прибежали из зала в полном восторге.
— Он вернулся! — восклицает Дорота, обмахивая лицо ламинированным меню.
— Интересно, кто эта? — вторит ей Артемида, немного надувшись.
Я уже собираюсь спросить, о ком они говорят, но даже не успеваю закончить мысль. Я знаю, о ком они говорят. Вернее, подозреваю. Надеюсь, я ошибаюсь.
Пусть я ошибаюсь.
Пусть я ошибаюсь.
Пусть я ошибаюсь.
Я выхожу из кухни, сердце не просто в горле. Оно повсюду. Я и есть сердце.
Выглядываю из-за перегородки с эллинскими узорами, что разделяет зал, и вижу их.
Арон и Лилиан сидят за одним из самых укромных столиков. Арон и Лилиан вместе. Они разговаривают и прекрасно дополняют друг друга, оба блондины, оба красивы. У них одинаковое прошлое, одинаковый опыт, и великая любовь, никогда не угасающая, хранимая слоями горячего пепла. Они — две стороны одной идеальной медали.
Внутри меня всё болит. Мне кажется, что меня вот-вот вырвет едой, которую съела семь реинкарнаций назад, когда была ещё лягушкой. Не то чтобы сейчас я стала принцессой: что-то от лягушки осталось. Клянусь, у меня тошнота, от которой сводит кишечник.
Делаю несколько шагов назад, возвращаюсь на островок перед кухней. Дорота и Артемида недоуменно смотрят на меня, а потом первая заявляет:
— Ты жёлтая, как лимон. Я обслужу твои столики, а ты отдохни.
— Нет, их возьму я, у тебя уже есть четыре! — нетерпеливо перебивает Артемида.
Прежде чем осознать смысл их слов, мне нужно упорядочить свои мысли. Я слишком сосредоточена, чтобы не расплакаться, как безнадёжная дура.
Арон и Лилиан выбрали один из моих столиков. Мне самой придётся идти и обслуживать их? Представиться с весёлым, но профессиональным выражением лица, спросить, что они намерены заказать и пожелать хорошего ужина? Я не могу этого сделать.
Обе коллеги смотрят на меня, призывая сделать выбор. Кому же доверю свой столик, учитывая, что я не в состоянии обеспечить достойное обслуживание?
— Я обслужу, как и запланировано, — говорю уверенным тоном. Моя твёрдость удивляет их, но больше всего она удивляет меня.
Я уверенная снаружи, пока внутри всё дрожит от сомнений.
Захожу в туалет для персонала, смотрю на себя в зеркало. Достаю из сумки пудру, освежаю слой на щеках, проверяя, на месте ли макияж и если ещё способен замаскировать шрам, превратив его в не слишком навязчивого гостя. Немного светлой помады телесного цвета. Взмах расчёской. Поправляю заколку со стразами, что удерживает волосы на одной стороне. Глубокий вдох. Два глубоких вдоха.
