Дуся бледнеет.
— Что значит, все равно казнят?
— Дуся, — смеюсь я, — дорогая, так вопрос сейчас стоит не о том, казнить мага, или не казнить, а лишь о том, где и как. Ну и, конечно, что делать с его выжившими помощниками.
Это мне папа вчера объяснил. Ну да, конечно, судьба чернокнижника меня тоже интересует. Теоретически.
— Я, — продолжаю, — понятия не имею, за что Совет так на него взъелся. Впрочем, не исключаю того, что за то лишь, что Терин с ними забыл посоветоваться, когда власть захватывал. Да и после их в известность не поставил. Но факт остается фактом — вопрос о необходимости его казнить уже решен.
Дуся глядит на меня, молча хлопая ресницами.
— И что же, — вдруг спрашивает она, — мы ему не поможем?
— Радость моя, — интересуюсь я, — ну ладно ты — прониклась к нему романтическими чувствами, плюс он тебя вроде как тоже желал, но я почему головой должен ради него рисковать?
— Но ты же…
— Да, я прикрывал тебя, я помог тебе его лечить, но дальше все, моя миссия выполнена. Если даже отбросить в сторону нашу с ним взаимную неприязнь, он заслужил наказание. На этот раз. Его никто не заставлял свергать законного правителя и держать в темнице его сына. Нет, не перебивай меня, это не месть. Я именно так сказал бы, даже если бы речь шла о другом королевстве, и меня бы это не касалось. Он это заслужил.
— Ты…
— Да, я. И я рекомендую тебе, нет, я настаиваю, чтобы ты рассказала Дукусу о своей беседе с Терином. Я не говорю, что это нужно сделать сейчас. Пусть он сначала обнаружит пропажу. Ты обязана это сделать, и, не исключено, что тем самым ты продлишь чернокнижнику жизнь.
— Ты, ёптыть, интриган доморощенный! — рявкнула я и как следует утяжелила свой ряв оплеухой… уп-с, промашка вышла! Вальдор мою руку в полете поймал и зашипел:
— Думай, что делаешь, драгоценная! Я тебе не мальчик! Надоело уже от тебя оплеухи получать!
— Раз надоело, то не получай, — великодушно позволила я, — но Терина я подставлять не буду! Ты понимаешь, что его пытать будут, чтобы вызнать, где этот артефакт несчастный?
— Ну и что? Перетерпит как-нибудь.
Вот же козел! А я молодец, что не рассказала ему, что Терин уже практически здоров и со дня на день покажет всему Совету зачем в хлебе дырочки и почему сыр с плесенью!
— Ты как хочешь, Валь, а я Терина подставлять не буду, нехорошо это.
— Я же сказал, ты ему тем самым жизнь продлишь, дура!
Ой, он на меня рычит! Прелесть-то какая! Убью засранца! Вот прямо сейчас убью и скажу, что так и было! Но вообще-то он прав. Терину терять уже особо нечего — он и так в тюрьме. А вот если Дукус решит, что я артефакт при себе имею и скрываю, то и сама я в тюрьме оказаться могу. А так я на свободе буду и придумаю, как Терина от пыток избавить. Что придумаю? Да сама не знаю, но что-нибудь точно придумаю! В общем, нам главное время протянуть, а там и Терин поправится. Но Вальдору я об этом не скажу, перетопчется! Пусть думает, что Терин там лежит весь изрезанный и ждет, когда у него все заживет естественным путем.
— Ладно, женишок ты мой недобитый, — проворчала я. — Так и быть, уговорил. Если подкатит ко мне Дукус с соответствующими вопросами, то я ему про разговор с Терином наплету.
— Дуся, я знал, что ты умная девочка.
— А я знала, что ты козел!
На том мы и попрощались.
Она и в самом деле держит меня за идиота? Она что, всерьез думает о том, что я представления не имею, на что способны предметники? Тем более такие вот влюбленные дуры. Как же, лежит там Терин весь изрезанный, слезами кровавыми умывается. Да сдох бы он давно после моей операции и без своих способностей, если бы эта, невеста моя доморощенная, с помощью своего дебильного тапка не заштопала ему раны!
Но вот если она, как она там выразилась, не переведет стрелки на Терина, я сам ее убью. Причем исключительно из милосердия, чтоб не мучилась.
Дукус явился в тот же день. Точнее уже не день был, а очень поздний вечер, когда приличные старикашки уже в постели десятый сон видят, а не по чужим невестам шастают. А этот нарисовался, фиг сотрешь! Мрачненький такой весь из себя. Ага, понятно, заслал, получается, ко мне домой зверюшку какую-нибудь волшебную, и вернулась зверюшка с пустыми лапками. И вот пришел дяденька Дукус по мою душу. Страшно, аж переночевать негде! Нет, ну правда, страшно! Но я ничем не показала, что до смерти боюсь и такую дуру включила, что любо-дорого посмотреть.
Сижу, курю, Дукус неодобрительно на это дело поморщился, сел подальше от меня и… ой, нет, это оборжаться же можно! Он достал веер и давай им обмахиваться! Тоже мне, фрейлина обморочная!
— Здравствуй, Дусенька.
Я от этих слов даже облегчение испытала. Думала он сейчас в стиле истерикуса Таурисара на меня с пеной у рта набросится и кранты мне большие и страшные придут. Поломанными руками не отделаюсь! А он вон как, вежливый весь из себя, ну прямо как отец родной!
— Здравствуй, дядя Дукус, — пропищала я, белозубо улыбаясь. Нет, ну мне это даже нравиться начинает, то, что я белозубо улыбаюсь! Все-таки умничка Терин, знал что делал!
— Вот скажи мне, Дусенька, могло ли так получиться, что кулончик ты с собой прихватила случайно?
Ага, это он типа намекает, что дает мне последний шанс прикинуться дурнее, чем я есть, и воскликнуть что-то вроде: "Ах, да конечно! Ах, какая я растяпа, да вот же он, кулончик мой! Берите дяденька Дукус, не побрезгуйте!"
Да только хрен там. Я на него глаза выпучила и возмутилась:
— Да что ж я без мозгов совсем? Это ж как я, по-твоему, могла бы случайно прихватить и забыть? Я, ёптыть, что похожа на дуру?
Дукус и посмотрел на меня как на дуру. Мол, упустила ты, Дульсинея Абрамовна свой последний шанс остаться в живых. Мне даже жутковато стало, и где-то глубоко-глубоко внутри появилось желание сдаться и наврать, что да забыла, а, оказывается, прихватила кулон и все эти дни не замечала даже, что он на шее у меня висит.
Сама не знаю, как я выдержала и промолчала. Дукус тоже долго молчал, видимо обстановку нагнетал. Перестарался. Мне скучно стало от его затянувшейся паузы. Я даже начала подумывать о том, чтобы зевнуть, как следует, но тут Дукус заговорить изволил:
— Хотел я, Дусенька, тебе к свадьбе подарочек сделать, послал в твой мир зверя волшебного за кулоном, да только не нашел мой зверь его в твоем жилище.
— Обокрали! — заверещала я на весь дворец, — Сироту обокрали, обидели! Суки, сволочи, гады!
Я даже слезу с перепугу пустила и верещать при этом горестно не забывала. Дукус от моих визгов морщился страдальчески, но убегать не спешил, хотя по роже его видела, что очень ему хотелось оказаться где-нибудь подальше, где моих воплей не слышно. Да только наверно вопли эти мои далеко слышны были, по всему дворцу так это точно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
