Некоторые из царапин словно складывались в цифры…
Пять, ноль, потом маленькая царапинка, похожая на запятую, а за ней еще несколько цифр. Потом ниже: четыре, пять, и снова запятая, и снова еще один ряд…
Я помотал головой. Что это? Я все-таки схожу с ума? Говорят, такое бывает, и даже слово какое-то есть для поиска тайных посланий в хаотических природных рисунках.
Я снова взглянул на ладонь. Цифры никуда не исчезли. Я решил, что подумаю о том, что это может значить, позже. Мне хотелось сохранить остатки рассудка.
* * *
Ночью я ворочался с боку на бок часа два, пока не осознал окончательно, что уснуть мне не светит. Кровать была словно чужая, комната — незнакомая, а стоило мне закрыть глаза, как перед ними всплывали то бессмысленные глаза огромного черного насекомого, то несущийся навстречу камень посреди заснеженного поля, то робкая улыбка Киры…
Я лег на спину, с отвращением ощущая под собой влажную смятую простыню. Я чувствовал себя солдатом, вернувшимся с фронта и не знающим, что делать в мирной жизни. Когда-то я читал про такое в книгах, но никогда не думал, что буду испытывать нечто подобное сам.
Вот только мне было в чем-то даже хуже, чем тем солдатам: я никому не мог даже рассказать о случившемся, чтобы не загреметь в дурдом. В этом мире я снова студент-оболтус на шее у родителей. Думать об этом было странно — словно я попал в тело чужого мне человека.
Я поднялся с кровати и вышел на кухню, включив свет и налив в стакан из фильтра прохладной воды. Отчего-то мне показалось, что она горчит — даже на вкус все было иным в этом мире, ставшим мне чужим.
Минут пятнадцать я стоял у окна в одних трусах, глядя на ночные огни за окном и прихлебывая воду, глоток за глотком, словно смакуя. За этим занятием застала меня мама.
— Ты чего не спишь? — спросила она, встав в дверях, взволнованная, в старом розовом халате и мягких уютных шлепанцах.
— Да так, — ответил я. — Не спится что-то.
Она взглянула на меня подозрительно.
— Ты ничего сказать не хочешь? — осторожно проговорила она.
— Нет, мам, все нормально, — ответил я, выдавив из себя с трудом беззаботную улыбку и стараясь не демонстрировать исцарапанные ладони.
Мама озабоченно покачала головой. Интересно, о чем она сейчас думает? Наверное, подозревает, что я подсел на наркоту, и раздумывает, не стоит ли тащить меня к врачам прямо сейчас. Ну, еще бы: на днях пришел домой среди ночи на рогах, а сегодня и вовсе явился весь грязный, в разорванной рубашке, ничего толком не объяснив.
— Мам, мне надо будет уехать на пару дней, — сказал я вдруг неожиданно для самого себя.
На самом деле, я был совсем не уверен, что мне действительно это надо. Еще в метро я не удержался и погуглил, что могут значить цифры на моей руке. Ну, конечно же: широта и долгота. Если предположить, что широта — северная, а долгота — восточная, то указывали они на небольшой городок в Волгоградской области, а если все цифры я разобрал правильно — то даже на конкретный дом в частном секторе. «Виктор живет где-то на юге». При мысли об этом у меня затряслись руки. Может ли это все оказаться настоящим?
Я чувствовал себя словно в невесомости. Как будто я не могу понять, где верх, а где низ, оттого, что они постоянно меняются местами. Я запретил себе думать об этом — и все равно, весь остаток дня об этом думал.
Каждая попытка собрать голыми руками разваливающийся мир вызывала тошноту и головокружение. Живя в мире Чернолесья, я был уверен, что если когда-нибудь вернусь домой, то хотя бы обрету твердую почву под ногами. Но этого не случилось — я все еще не знал, где сон, а где явь. И сейчас, стоя посреди кухни, окончательно осознал, что есть лишь один способ узнать правду. Хотя бы попытаться узнать.
— Куда ты собрался? — взволнованно спросила мама.
— Да мы с ребятами на фестиваль блогерский собрались, — ответил я, стараясь, чтобы это звучало как можно более беззаботно. — Лето же. В Волгоград съездим. На «Родину-Мать» посмотрим. Никогда там не был.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Фестиваль в эти дни действительно был, я специально погуглил — какой-то местечковый и совершенно неинтересный, но не все ли равно, если родители ничего в этом не понимают? До самого Волгограда я и не собирался доезжать, мне предстояло сойти с поезда на пару станций раньше.
— И когда едешь? — голос мамы звучал недоверчиво, но, кажется, мое поведение не выходило слишком далеко за рамки привычного. Черт возьми, после трех с лишним лет вдали от родных я не всегда мог даже понять, что покажется им странным!
— На следующей неделе, во вторник, — ответил я. Это был ближайший день, на который я смог купить билет через приложение. На верхнюю боковую полку в плацкарте — да и плевать. Я должен знать.
Эпилог
День был жарким и безветренным. Над недавно заасфальтированной дорогой клубилось тягучее марево. В траве стрекотал кузнечик, где-то вдалеке слышался детский смех и грохотал разбитой подвеской старый грузовик. Я перешел через дорогу по горячему черному асфальту и остановился в тени высокого тополя, у самого входа.
Обычная зеленая калитка, а в щель между ней и забором виднеется заросший снытью участок. Ухаживать за ним, должно быть, некому. А вот дом — добротный, кирпичный, не слишком старый.
Возле калитки примостилась черная клавиша домофона. Не было ничего проще, чем нажать ее — наверняка здешний хозяин сможет меня впустить дистанционно.
Вот только что я ему скажу? «Здравствуйте, мы с вами виделись в другом мире, куда меня отправил безумный маг, чтобы защищать тамошних обитателей от нежити?». Такое себе начало для знакомства.
Может быть, просто сказать, что я Роман, и мы с ним уже общались, а дальше он сам поймет? А вдруг не поймет или сделает вид, что не понял? А если вообще нет здесь никакого Виктора, и все это бред, а мне надо лечиться?
Я тысячу раз прокручивал в голове этот диалог, пока трясся в плацкарте, вертел все возможные фразы и так, и эдак, но так ничего толком и не придумал. Но теперь не время было рефлексировать — нужно было действовать, раз уж приехал. Что-нибудь придумаю в процессе.
Я протянул руку и положил палец на клавишу домофона. На секунду в моей голове промелькнула мысль, что тот Рома, каким я был еще неделю назад — или три с половиной года! — долго колебался бы, прежде, чем нажать кнопку, и, может, даже не решился бы вовсе из страха оказаться в глупом положении. Мне же теперь ничего не страшно.
Но вдавить нагретую солнцем черную кнопку я так и не успел — за спиной послышались торопливые шаги, а секунду спустя мое сердце сжалось, когда знакомый запыхавшийся голос произнес:
— Привет! А я уже третий день жду, когда же ты приедешь. Не хотела идти к нему без тебя.
