— Попутный ветер для бомбардирских кечей, сэр, — сказал Буш, — они, должно быть, уже подобрали Виккери и теперь идут к нам.
— Да.
Буш окинул пристальным взглядом мачты, чтобы убедиться, что впередсмотрящие находятся на своих местах и не спят. В двенадцати милях от них лежал Негрюнг, длинная песчаная коса, отделяющая залив от Балтийского моря, с которой Маунд со своими бомбардирскими кечами должен был снять Виккери и его людей. Виккери должен был в сумерках высадиться на Негрюнге, бросить свои шлюпки, пересечь косу и выйти в точку рандеву с Маундом за час до рассвета. Со своей малой осадкой кечи могли безопасно маневрировать среди мелей, так, чтобы подойти достаточно близко, спустить шлюпки и снять Виккери и его моряков с косы. Конечно, все четыре шлюпки Виккери были бы потеряны, но это была лишь малая цена, за опустошение, которое он произвел своим рейдом и Хорнблауэр полагал, что с учетом демонстрации ввиду Пиллау, проведенной им самим, возможность подобного развития событий, равно как и мысль о том, что британцы бросят свои шлюпки, никогда не придет в голову противнику, а значит Виккери не встретит на Негрюнге никакого сопротивления, но даже, если бы это и случилось, то коса протянулась на целых пятнадцать миль и Виккери с полуторастами отчаянными матросами смог бы пробиться сквозь жидкий заслон дозорных или таможенников. Если все прошло хорошо, кечи должны появиться очень скоро. Следующие несколько минут могут оказаться решающими.
— Вчера мы не могли слышать пушечных выстрелов в заливе, сэр, — Буш размышлял вслух, — ветер дул с моря. Отряд Виккери мог встретиться и с каким-нибудь вооруженным судном.
— Вполне мог, — согласился Хорнблауэр.
— Вижу парус! — крикнул матрос с салинга, — два паруса на левом траверзе! Это бомбардирские кечи, сэр!
Возможно, они вынуждены были вернуться, так и не подобрав Виккери, но в таком случае непонятно, почему они решили вернуться так быстро. Буш расплылся в широкой улыбке — все его сомнения развеялись.
— Думаю, капитан, — проронил Хорнблауэр, — вы можете положить руль под ветер и двинуться им навстречу.
Достоинство коммодора не позволяло ему приказать поднять сигналы с расспросами как только корабли сблизятся на дистанцию прямой видимости, так, чтобы сигнальные флаги можно было различить с «Гарви» в подзорную трубу. Но «Неустанный» шел со скоростью добрых пяти узлов, вода весело журчала под его форштевнем, а «Гарви» сближался с ним так же ходко, так что оставалось подождать всего несколько лишних минут.
— «Гарви» сигналит, — доложил мичман. Он прочел флаги и теперь быстро листал сигнальную книгу, — моряки на борту, сэр!
— Очень хорошо. Поднимите сигнал6 «Коммодор капитану. Прибыть на борт с мистером Виккери для доклада».
Оставалось подождать совсем немного. Два кеча подошли на расстояние оклика и легли в дрейф; с «Гарви» спустили гичку, которая, раскачиваясь на волнах, быстро подошла к «Несравненному». Через входной порт понялся измученный Виккери, за ним следовал Маунд. Лицо первого было серым и свежие морщинки, появившиеся у глаз, свидетельствовали о трех успешных для службы, но бессонных ночах. Как только они оказались в каюте Хорнблауэра, он, получив разрешение коммодора, с благодарностью сел.
— Итак? — начал Хорнблауэр, — сперва я послушаю вас, Виккери.
— Все прошло очень хорошо, сэр, — Виккери вытащил из кармана своего сюртука измятую бумажку, на которой предусмотрительно делал заметки.
— Мы без труда прошли мимо бона ночью 15-го. Противника не было видно. На рассвете 16-го мы вошли в устье реки Кенигсберг. Здесь мы захватили и уничтожили каботажник «Фред Рич», из Эльбинга, около двухсот тонн, семь человек команды, с грузом ржи и живых свиней. Мы сожгли его, а команду отправили на берег в их собственной шлюпке. Затем мы также захватили «Молнию», также из Эльбинга, около ста тонн, с грузом зерна. Ее мы тоже сожгли. Дальше была «Шарлотта» из Данцига, с корабельной оснасткой, четыреста тонн, команда из двадцати пяти человек, генеральный груз — военное имущество: палатки, растяжки, подковы, десять тысяч ружейных лож. Мы ее сожгли. Затем, «Рыцарская Лошадь», пороховая барка, около семидесяти тонн. Ее мы взорвали.
— Полагаю, мы это видели, — заметилХорнблауэр, — ее захватил тендер с «Несравненного».
— Да, сэр. Все это было на этом конце бухты. Потом мы двинулись к западу и захватили «Висс Рос» из Кольберга, двести тонн. На нем было четыре шестифунтовки и он, похоже, собирался драться, но Монтгомери высадился на него прямо с носа и противник сложил оружие. У нас были ранены два матроса. Мы сожгли его. Затем…
— Сколько всего?
— Один корабль, сэр. Одиннадцать каботажников. Двадцать четыре баржи. Все уничтожены.
— Великолепно, — подытожил Хорнблауэр, — а затем?
— К тому времени стемнело, сэр. Мы встали на якорь у северной оконечности бухты и простояли так до полуночи, а затем подошли к песчаной косе. Здесь мы обнаружили двух солдат и взяли их в плен. Пересечь косу было просто. Мы зажгли голубой фальшфеер и установили контакт с «Гарви». Они начали принимать нас на борт в два часа ночи, а я поднялся в три, перед тем, как начало светать. Перед этим я вернулся и поджег наши шлюпки, сэр.
— Очень хорошо.
Таким образом, противник не получил даже ничтожных трофеев в виде четырех корабельных шлюпок, которые, впрочем, были бы жалкой компенсацией за ужасное опустошение, произведенное Виккери в заливе. Хорнблауэр повернулся к Маунду.
— Не могу сообщить ничего особенного, сэр. Этот район, без сомнения, мелководен, сэр. Но мы без труда вышли в точку рандеву. После того, как мы приняли на борт отряд мистера Виккери, было отмечено касание дна, сэр. У нас на борту дополнительно было больше сотни матросов и, должно быть, наша осадка увеличилась на фут или около того. Но все обошлось благополучно. Я приказал матросам разом перебегать с борта на борт, чтобы раскачать корабль и мы сошли с мели, сэр.
— Понимаю.
Хорнблауэр смотрел на бесстрастное лицо Маунда и улыбался про себя, слушая его бесцветный рассказ. В полной темноте, среди мелей, точно выйти в точку рандеву само по себе было достижением, достойным эпического сказания. Хорнблауэр вполне мог оценить отличную морскую подготовку, которая позволила это сделать, но не в обычаях флота было живописать преодоленные трудности. Кстати, менее добросовестный офицер мог бы попытаться скрыть тот факт, что его корабль сел на мель. К чести Маунда, он не сделал этого.
— Я намерен обратить особое внимание Адмиралтейства, — произнес Хорнблауэр, из всех сил стараясь избавиться от напыщенности, которая сквозила в каждом слове этой торжественной фразы, — на поведение вас обоих во время операции. Лично я нахожу его великолепным. Конечно же, я жду рапортов в письменной форме.
— Есть, сэр!
Теперь, когда он стал коммодором, Хорнблауэр почувствовал больше симпатии к своим бывшим начальникам, которые когда-либо были высокомерны по отношению к нему; теперь он и сам вел себя также — это было единственным способом скрыть тревогу, которая так мучила его совсем недавно.
Глава 16
Хорнблауэр обедал в одиночестве. Перед ним на столе, опираясь на край глиняной миски с сыром, лежал раскрытый томик Гиббона; ноги он с наслаждением вытянул. Сегодня, против обыкновения, он позволил себе полбутылки вина и потому даже обычный корабельный обед выглядел необыкновенно аппетитно. Это был один из тех дней, когда в мире просто не может случиться ничего плохого, когда можно наконец позволить себе отдаться убаюкивающему ритму легкой корабельной качки, когда еда кажется особо вкусной, а вино — просто великолепным. Хорнблауэр как раз погрузил ложку в мясной пирог, когда раздался стук в дверь и вошёл мичман.
— С наветренного борта виден «Клэм», сэр, — доложил он.
— Очень хорошо.
Хорнблауэр продолжал перекладывать пирог с блюда на тарелку, но не смотря на это успокаивающее занятие, почувствовал, как его успокоившийся было мозг вновь начал работать. «Клэм», скорее всего, привезет новости; именно для этой цели — в ожидании новостей — его и оставляли в Санкт-Петербурге. Возможно, Россия уже ведет войну с Бонапартом, а возможно — Александр все же предпочел пойти на унизительные уступки, которые позволили бы ему этой войны избежать. А может быть, Александр уже мертв, убитый, подобно его отцу, своими же офицерами. В таком случае, вероятно, политика России вновь может измениться — и уже не в первый раз эти изменения станут следствием дворцового переворота. Может быть — может быть все что угодно, а пирог между тем все остывает. Хорнблауэр как раз собирался наконец-то заняться им вплотную, как мичман снова постучал в двери.
