неловко, будто только что подглядела в замочную скважину и сделала для себя открытие.
Нет, уж! Надо держаться подальше от этого человека!
Глава 22. Эрик
Арина уходит, а я падаю в кресло. Что со мной? В честь какого рожна проявляю заботу о враге? Ну порезалась бы, и что с того? Радоваться надо, кровь за кровь…
Думаю так, а сердце не на месте. Одно дело посадить в тюрьму, и совсем другое лично причинить вред. Раньше придушить готов был, а сейчас что-то изменилось. Но что?
Встряхиваюсь, растираю виски: это временное помешательство, больше не допущу такой оплошности. Хватаю телефон, и тут же брякаю:
– Санек, куда Васильева намылилась?
Пауза на том конце трубки шарахает по башке. Блин! Мат срывается с губ. Костерю себя по-черному. Идиот! Только что дал себе зарок и сразу его нарушил.
– Арина, ой, простите, – в голосе помощника звучит ирония, – Васильева сейчас в бытовке уборщиц, меняет инвентарь. Ее пригласить к вам?
– Нет! – взвизгиваю так торопливо, что у Санька наверняка уши сворачиваются в трубочку. – Ты… это… найди мне информацию о ее работе в колонии.
– Будет сделано.
Мне кажется, или помощник посмеивается? Черт! Ну, и влип я с этой Васильевой!
Хватаю флешку, которую с утра передал мне помощник. Наконец-то мастерам удалось обработать ее и рассмотреть того придурка, что сидел за рулем.
Пока файл открывается, от нетерпения ерзаю в кресле. Наконец видео запускается. В сотый раз разглядываю дорогу, вижу огни встречной машины. Вот они надвигаются, становятся ближе, ближе. Теперь угадываются четкие силуэты водителя и пассажира. Сомнений никаких нет: за рулем мужчина. Но кто?
Останавливаю кадр, вглядываюсь: водитель улыбается. Его голова повернута к партнерше. Запускаю видео снова. Теперь лицо мужчины заслоняет затылок женщины. Она вдруг наклоняется, словно заглядывает в лицо спутника.
Жму на "стоп", задумываюсь. Теперь понятно, почему оперативники не смогли разглядеть водителя.
– Чем эти двое занимались в пути? – ворчу под нос.
Опасная дорога, гром, молнии и дождь стеной, а они развлекаются?
Глубоко вдыхаю, подавляя раздражение, поднимающееся изнутри. Одному смотреть на это невыносимо.
– Санек, иди в кабинет.
– Но я…
– Живо! И передай Васильевой, пусть тащит кофе.
– Шестьдесят восемь градусов?
Опять этот паразит издевается?
– Плевать на градусы! – рявкаю сердито.
Пока жду, досматриваю видео до конца. Голова пассажирки исчезает, и я угадываю в открывшихся чертах лицо Стрельникова.
Попался, гаденыш! Вытираю внезапно вспотевший лоб. Чувство такое, что балансирую на краю открытия, вот только, что оно мне даст?
Помощник входит одновременно с Васильевой. Они улыбаются, как заговорщики. У меня все вскипает внутри. Сплошные стрессы, ни дня покоя!
Арина ставит на стол поднос с кофе, бросает на меня быстрый взгляд и опускает веки. Я успеваю заметить блеск больших глаз, а что он выражает, нет, и это бесит еще больше.
– Что-то случилось? – тихо спрашивает Санек.
Он прекрасно изучил все оттенки моего настроения.
Молча разворачиваю ноутбук экраном к Васильевой и запускаю видео.
Ее невозмутимое до этого момента лицо бледнеет, губы начинают подергиваться.
– Что скажешь? – спрашиваю и вглядываюсь в ее лицо, боюсь упустить важный момент признания.
Она вздрагивает, вжимает голову в плечи, будто ожидает удара.
– А что-то должна?
– Ну, неужели не видишь?
– Что я должна увидеть? – Васильева отвечает вопросом на вопрос, явно растеряна, тянет время, чтобы выкрутиться.
– Мой помощник нашел видеорегистратор. Это твоя машина?
– Не знаю. Номера в тумане.
Начинаю заводиться: вот партизан на допросе! Товарищей не сдам, страну не выдам, пусть будет мне хуже! Жертвенница, мать ети! Главное, был бы достойный мужик, можно было бы и побороться, а этому хлыщу даже улыбки жалко.
Пересиливаю взрыв эмоций и увеличиваю кадр. Теперь хорошо читаются номера.
– А на это, что скажешь?
– Поймали. Машина моя. И что?
– Так, за рулем сидит мужик! – не выдерживаю, срываюсь. – Домик в кемпинге был забронирован на двоих.
– Это ни о чем не говорит. Мы отдохнули с другом и разъехались по домам.
– На твоей машине?
Молчание. Даже прижатая фактами к стене, Васильева упрямо гнет свою линию.
– Да, на моей, – она дерзко вскидывает голову и в упор смотрит на меня.
Санек подается вперед. Защитник хренов!
– Признайся, ты же Стрельникова покрываешь. Я все о тебе знаю.
– Странная у вас политика, босс, – отвечает тихо Васильева. – То вы со свету меня сживали, слушать ничего не хотели, даже подставили, лишь бы посадить в тюрьму, а теперь вдруг нашли другого водителя. Как мне понимать такие метаморфозы?
– Никак. Я самодур!
– Оно и видно.
– Поговори мне!
– Арина, расскажите правду, – просит и Санек. – Эта история всех измучила, пять лет никому покоя нет.
– Что вам даст мое признание? – шепчет она. – За одно и то же преступление дважды не наказывают.
– Но ведь подонок живет и радуется! – я уже кричу. – Ему твоя верность не нужна!
– Знаете, есть пословица: предавший однажды, предаст снова. Извините, я не из тех людей. Могу я уйти? Работа ждет.
– Свободна!
Васильева тихо закрывает за собой дверь, мы с Саньком остаемся одни. Он качает головой, словно в такт своим мыслям, наконец говорит:
– Н-да! Вот это натура!
– Да что в ней хорошего? Упрямая, как столетний пень! Его рубят, щепки летят во все стороны, а выкорчевать не могут.
– Не скажите, Эрик Борисович. Цельный характер. Худенькая, хрупкая, а, как кремень, несгибаемая. С такой женщиной можно и в огонь, и в воду, всегда подставит плечо.
– Ага! Еще коня на скаку остановит, в горящую избу войдет.
– Иронизируете? – помощник сурово смотрит на меня. – Я же вижу, что вы все понимаете, поэтому Арина вам и нравится.
– Спятил? – я даже подаюсь назад от возмущения. – Кто кому нравится?
