Вокруг загомонили.
– Тюрков много? – задал вполне резонный вопрос рыцарь Тимо.
– Нет. Сотен пять, не больше. Но все – крепкие ребята в хороших бронях. Наемники или отряд какого-то эмира.
Горовой нехорошо посмотрел на связанного пленника. Напороться посреди «освобожденной» территории на полутысячу врага казалось маловероятным… Но возможным, учитывая размах партизанского движения в тылу крестоносцев.
Давид выдержал взгляд казака уверенно и невозмутимо.
Видимо, это же не давало покоя Косте, также не сводившему глаз с «проводника».
Подъесаул крякнул и продолжил расспрашивать разведчиков:
– Похоже на засаду?
Гарцующий за спиной Кости бравый крестоносец, сорокалетний сицилиец с обкусанными усами над клочковатой бородой, неуверенно пожал плечами:
– Кто знает? Но им сейчас точно не до нас.
– Там много христиан?
– Сотня, может, полторы. У селения есть частокол. Когда мы уезжали, шла рубка за ворота.
Вылез кто-то из благородных:
– А флаг? Флаг вы не узнали?
Флага христиан никто не распознал.
Горовой колебался недолго:
– Если мы им не поможем, то наши братья погибнут. Будем атаковать.
Несмотря на авантюрность и опасность такого варианта, по лицам крестоносцев пробежали улыбки. Это было правильное, верное решение. И неважно, что врага больше в два раза, а христиан, которые только что защищали селение, теперь, возможно, уже не осталось. Тут, вдали от родины, каждый паломник был другому больше чем просто земляком или собратом по вере. Здесь каждый чувствовал почти родственные узы, связавшие их.
А там… все в руце Божьей!
5
Пока они подтягивались к селению, бой уже давно перенесся куда-то в центр селения. Только трупы недавних врагов, завалившие подходы к выломанному проему ворот, да крики и далекий лязг железа извещали о том, что неизвестный отряд паломников еще держит оборону.
На острие атаки крестоносцев рысью шла их основная ударная сила – полусотня тяжелой кавалерии. За ней трусили в пыли пехотинцы. Впрочем, бой предстоял не в чистом поле, а на тесных улочках, между домов с высокими стенами, где практически отсутствовало место для маневра и разгона, так что минусы пехоты вполне могли обратиться плюсами.
Авангард христиан выскочил на главную площадь почти без помех. Встреченные одиночные тюрки даже не успевали поднять крик или завязать бой, как их подымали на копья или стаптывали лошадьми.
В центре кипело сражение. Бывшая православная церковь, переделанная в мечеть, служила последним оплотом горстке Христовых воинов. Створки ворот, ведущих в здание, были снесены, проем закрывала баррикада из двух телег, густо утыканная стрелами.
Видимо, среди оборонявшихся не осталось стрелков, потому как большая часть тюрок смело сгрудилась на небольшой площади. Они явно не опасались схлопотать арбалетный болт в бок. Многие даже не покинули седел, посылая поверх голов собратьев сотни стрел в проем и окна осажденной мечети, пока десятки спешенных батыров пытались растащить преграду и прорваться внутрь.
Толпа – идеальная цель для разогнавшегося латника. Горовой дал шпор Орлику и громогласно проревел: «Deus lo volt!» Тут же клич подхватил весь отряд.
Как стальная раскаленная игла входит в масло, так полусотня христиан врезалась в загалдевших степняков. Места для доброго удара было, конечно, мало, зато мусульмане не успели приготовиться. В итоге каждое копье нашло себе цель.
Пока мощные франкские жеребцы, не сбавляя ходу, опрокидывали тонконогих невысоких арабских скакунов, топча и кусая противников, их хозяева, побросав длинные копья, лишь мешающие в такой давке, обрушили на врага булавы, боевые молоты, мечи и гуппилоны.[83]
Мусульмане дрогнули. Часть из них начала отходить по улочкам, прилегающим к площади, некоторые особо горячие головы ввязались в рубку, но франкские рыцари, закованные в доспехи, легко крошили врагов.
Кто-то схватился за привычный лук. Когда на поле боя выбежала запоздавшая пехота крестоносцев, глинобитные дувалы, прилегавшие к площади, оседлали около двадцати тюрок, торопливо посылавших стрелы в мешанину конного боя.
Костя, бежавший во втором отряде, не стал ждать, пока дети степей, прекрасно владеющие луками, перенесут свое внимание на них. Несколько экономных очередей из «Суоми» – и стены снова пусты.
По рядам мусульман прокатился общий вздох. Бунчук вождя закачался и пал под ноги лошадей. Это фламандец Венегор с десятком товарищей прорубился в центр.
В бой вступила пехота. Спешенные рыцари и кнехты двумя небольшими колоннами ударили во фланги тюрок, опрокидывая их оборону.
И как последний аккорд запел одинокий рог. Из мечети плотным строем вышли зажатые там крестоносцы. Их клин врезался в спины смешавшихся врагов подобно брошенному шару, сметающему кегли. Ярость уже простившихся с жизнью христиан была почти осязаемой. Она била струей, как освобожденный родник. Лилась и заливала все вокруг.
Воины Аллаха побежали. Сначала отступление носило организованный характер, но несколько автоматных очередей, дополненных арбалетными залпами, лишили войско степняков какого-либо порядка. Конные нахлестывали лошадей, пешие бросали оружие и щиты.
Лишь небольшая группа всадников, отличавшихся добротными доспехами и некоторым подобием дисциплины, сумела сохранить боевой строй. Они уходили, прикрыв щитами раненого вождя и огрызаясь от наседавших христиан дротиками и стрелами.
Горовой сдержал рвавшихся в проходы воинов. Узкие улочки были идеальным местом для кровопролитной засады и контрудара. Даже учитывая потери, мусульман было все еще значительно больше. А ведь, вполне возможно, за пределами городка у них могли еще оставаться резервы.
Но предводитель второго крестоносного отряда явно думал иначе. Как только вырвавшиеся из мечети израненные паломники слегка отдышались, он двинул свое воинство вослед ретировавшемуся командиру тюрок.
Впрочем, рыцарь не был бы рыцарем, если бы не поблагодарил спасителя.
Пока Горовой вытирал пот и кровь со лба и подсчитывал, скольких человек он лишился в этой атаке, к русичам подскакал невысокий, плотно сбитый воин. Всклокоченные, когда-то черные, а ныне присыпанные сединой волосы выбивались из-под помятого шлема. Порванная в нескольких местах кольчуга двойного плетения была в кровавых пятнах, плащ висел лоскутами. Левая рука, обмотанная куском холстины, держала порубленный щит. Трофейный арабский скакун нервно приседал под новым хозяином и косил кровавым глазом.
– Кому я обязан своей жизнью? – В глазах незнакомца все еще стояло безумие боя. Знакомые слова получались короткими, лающими.
– Я – Тимо, рыцарь легата Адемара. Это – мой отряд. Но своей жизнью ты обязан не мне, сеньор рыцарь, а прежде всего Господу нашему. Ну, и себе, конечно. – Подъесаул за последнее время успел поднабраться правил хорошего тона.
Рыцарь кивнул:
– Я – Рональд Бозэ, барон де Виль. – Его покачивало. – Если представится такая возможность, я постараюсь вернуть этот долг, сир Тимо.
Он повернул коня.
– Куда ты собрался, барон? – не понял Горовой.
Де Виль остановился:
– Я должен догнать того гада, который напал на нас. Догнать и покарать… с Божьей помощью. – Он перекрестился. – Тебя не зову, славный рыцарь, твои люди и так сделали достаточно. Теперь это – только мое.
Барон пришпорил жеребца.
Тимофей Михайлович, как и слышавший большую часть разговора Костя только проводил его удивленным взглядом. Впрочем, на обдумывание мотивов столь решительного поведения барона времени у них не было. Пока степняки не очухались, надо было уводить людей.
Отряд уже строился в походный порядок. Раненых клали на телеги подошедшего обоза, взамен убитых лошадей объезжались новые, трофейные, благо их на небольшой площади было предостаточно. Кто-то торопливо потрошил трупы, большинство перевязывало раны.
– Четырнадцать убитых, пять тяжелораненых, с полсотни – легко. – Малышев успел подсчитать потери.
Горовой вздохнул:
– Много…
Подскакал командир арьергарда, рыцарь Венегор:
– Почему мы не идем с франками?
– Это – его дело. Наш путь лежит в другую сторону! – ответил Тимофей Михайлович.
Седоусый ветеран не понял.
– Наша цель – сарацины. – Он ткнул окровавленным мечом на север, куда ретировался побитый противник. – А они там!
Горовой набрал полную грудь воздуха, набычился… и выдохнул. Фламандец рывком отвернул лошадь, калеча удилами рот благородного скакуна.
Оспаривать приказ больше никто не стал, но взгляды рыцарей и кнехтов, бросаемые в спину командиру, были красноречивее слов. Совсем рядом сейчас гибли те, кто шел с ними от самого дома, такие же паломники, христиане, а отряд держал путь в другую сторону.
Впереди, нахохлившись, ехал казак.
Когда показались ворота замершего селения, Костя нагнал подъесаула:
