Ответ последовал практически сразу:
— Сорок семь кабельтовых, господин помощник.
Это было видно и по всплескам, которые легли с недолётом примерно в двух кабельтовых.
— Хреново стреляют, господа иностранцы.
Скрыдлов, конечно хорошо знал, что дистанция стрельбы у турка сорок, сорок пять кабельтовых и потому спокойно позволял себе игнорировать их сигналы.
— Господин капитан, если вас не затруднит, спуститесь, пожалуйста, на верхнюю палубу и объясните, что господа газетчики воочию могут наблюдать пиратские действия турецкого военного корабля, британской постройки. — Даже дать им бинокль можно, пусть и название его сами прочтут.
Теофил Александрович последовал совету своего молодого коллеги и скоро на палубе «Эльбруса» представители прессы уже внимательно разглядывали в бинокли изделие Британских верфей, с турецким названием. На броненосце уязвлённым таким отношением к их угрозам дым из единственной трубы валил уже не просто клубами, а с каскадами искр. Машина его, похоже, давала такие обороты, каких судно не видело с момента ходовых испытаний. Дистанция до обречённого пассажира начала медленно сокращаться. В этот момент обрадованные турки дали ещё один залп в направлении «Эльбруса». Снова недолёт, но уже меньше. Через шесть минут, видимо канониры «Оркание» не очень торопились, раздался третий залп…. На пассажирской палубе среди приглашённых писак, возникла паническая ситуация:
— Капитан, остановите пароход! Они нас утопят! Это же турки!
Несколько наиболее активных членов, писательской братии кинулись к трапу, ведущему на мостик. Но были остановлены вахтенными, которых туда предусмотрительно направил Скрыдлов.
Обстановка на «Эльбрусе» всё больше и больше приближалась к критической, как вдруг, сразу после четвёртого залпа с турецкого броненосца ….
На атакующем корабле с секундным интервалом произошли два мощных взрыва. Со стороны борта невидимого с русского парохода, поднялись два водяных гейзера, потом повалил дым уже не из трубы а отовсюду, ещё мгновением позже начали взрываться котлы. Буквально через минуту, другую «Оркание», начал заваливаться на левый борт. Раздался грохот срывающихся с фундаментов механизмов, хорошо слышимый даже на большом расстоянии. Ещё одно «растянутое мгновение» и вот он уже перевернулся. Воронка от тонущего корабля, водоизмещением около семи тысяч тонн, затянула тех немногих, которые пытались спастись….
С мостика прозвучала команда: «застопорить машины лечь в дрейф» — «Эльбрус» постепенно начал сбрасывать ход.
— Аварийной команде спустить спасательные катера и подобрать уцелевших.
Как ни странно, не смотря на скоротечность произошедшего, через два часа поисков кого-то нашли, а уже заждавшиеся сенсации спецкоры бодро что-то строчили в своих блокнотах….
— Господин капитан, как скоро мы будем в порту. Нам срочно нужен телеграф! Такая сенсация! Это нельзя пропустить!
Бедного турка (верхнего вахтенного) которого сбросило взрывной волной в воду достаточно далеко от корабля, закормили, заинтервьюировали и даже пытались напоить. Языковый барьер не играл никакой роли. Как все моряки, спасённый знал десяток английских слов, но для прессы этого оказалось вполне достаточно! Писали каждый своё, не как было, а как он (корреспондент-очевидец) это видел.
Некоторый порядок в этой вакханалии, попытался навести капитан «Эльбруса». Он обратился к спасённому на хорошем турецком языке, и попросил его рассказать о том, что с ним произошло. Рассказ матроса, завёрнутого в одеяло, был более чем краток, кроме своих обязанностей он мало что знал. Тогда за дело взялись профессионалы пера, уговорив капитана побыть ещё некоторое время в роли толмача….
Лучше бы они этого не делали. Уже через десять минут удалось выяснить, что на судне помимо турецкого экипажа были британские моряки, причём не простые, а в ранге офицеров-наставников. Это вызвало бурный протест у одной части прессы и повышенный профессиональный интерес у другой её половины. Расспросы чуть не закончились потасовкой между газетчиками, но конец разрастающейся сваре положило решение капитана, отправить «пленённого» в карцер на нижней палубе.
Писательские страсти от этого не утихли, а только разгорелись с новой силой, но теперь каждый ваял своё, в своей каюте. На пароходе установился «хрупкий мир»!
Представляете, что творилось на трапе в порту Ростова на Дону, а позже в здании телеграфа, когда «Эльбрус» ошвартовался, наконец, дома.
Добавлю ещё чуть от себя.
Николай Илларионович, по окончанию таможенного досмотра в порту назначения, постучался в каюту капитана корабля.
— Разрешите, Теофил Александрович?
— Да, да господин Скрыдлов, проходите, пожалуйста.
— Господин капитан, получена телеграмма, я должен покинуть борт вашего гостеприимного корабля.
— Как же так Николай Илларионович?
— Приказ, дорогой Теофил Александрович, приказ.
Не давая капитану «Эльбруса» задать вопрос о принадлежности приказа, Николай продолжил:
— Да, конечно, как вы понимаете, он подписан и господином Аркасом. Копия будет в РОПиТе, видимо чуть позднее. — Как вы знаете, подобные депеши не обсуждаются. Мой поезд отбывает через три часа.
— Очень, очень жаль. Я уже успел к вам привыкнуть, как к родному. Когда вы были на вахте, я позволял себе спать, как младенец.
— Мне тоже очень жаль, дорогой Теофил Александрович. Под вашим командованием я узнал много нового и полезного, чего ни один учебник не сможет дать, но в Николаеве на верфях меня ждёт строящийся корабль. Думаю, что нашим судам ещё будут предстоять совместные плаванья. Так что обязательно увидимся.
Два моряка, один на закате своей карьеры, другой в самом её начале, крепко обнялись и расстались. Судьба припасёт им ещё несколько встреч, но об этом они пока ничего не знают.
Тетрадь тридцать седьмая Дневник Тринадцатого императора
(18 70 год, сумасшедшее лето).
Историческая справка
Великий князь Николай Константинович (2 февраля 1850 года, Санкт-Петербург — 14 января 1918 года, Ташкент) — первый ребёнок великого князя Константина Николаевича, младшего брата будущего российского императора Александра II, внук Николая I.
Николай Константинович — выпускник Академии Генерального штаба, в которую он поступил по собственной инициативе в 1868 году. Великий князь Николай Константинович стал первым из Романовых, окончившим высшее учебное заведение, причём в числе лучших выпускников — с серебряной медалью.
После завершения учёбы он путешествовал за границей, где начал собирать свою коллекцию западноевропейской живописи. После путешествия по Европе великий князь поступил в лейб-гвардии Конный полк и в 21 год стал командиром эскадрона. В это время на одном из балов-маскарадов он познакомился с американской танцовщицей Фанни Лир. (Потом была странная история с «похищением брильянтов» и объявление великого князя душевно больным и недееспособным). Лично я, думаю что это просто подстава, чья сейчас это уже не так важно.
В 1873 году Николай Константинович отправился в составе русских экспедиционных войск в поход на Хиву[1], в этом походе получил боевое крещение. Он во главе авангарда Казалинского отряда,[2] понёсшего наибольшие потери, следовал одним из труднейших маршрутов, через пустыню Кызылкум. Первая же разведгруппа, возглавленная им, попала в такой плотный артиллерийский огонь, что в отряде их возвращения живыми уже не ждали. В этом походе Николай Константинович проявил личное мужество и являлся примером для других. За участие в Хивинском походе он был награждён орденом Святого Владимира 3-й степени.
Великий князь занимался предпринимательством, был владельцем ряда предприятий в Ташкенте — завёл мыловаренный завод, фотографические мастерские, бильярдные, продажу кваса, переработку риса, мыловаренные и хлопковые мануфактуры, регистрируя, во избежание родственного гнева, все организуемые предприятия были оформлены на жену.
На деньги, получаемые от своей предпринимательской деятельности, им был построен первый в Ташкенте кинотеатр (тоже как бизнес-проект) — «Хива», на свои собственные деньги он занимался прокладкой оросительных каналов в Голодной степи.
Доходы от его предпринимательской деятельности составляли внушительную сумму — до полутора миллионов рублей в год. Николай Константинович оказался превосходным предпринимателем. Он одним из первых обратился к наиболее доходной тогда области промышленности в Туркестанском крае — строительству и эксплуатации хлопкоочистительных заводов. При этом он использовал самые передовые технические идеи своего времени — на его заводах использовался безотходный технологический цикл — семена хлопчатника, остававшиеся после переработки сырца в волокно, употреблялись в качестве сырья на маслобойнях, а жмых шёл как на удобрения, так и на корм скоту.
