Эльвира Павловна с интересом рассматривала мастерскую, хотя ее взгляд непроизвольно возвращался к широкой кровати. Глядя на вызывающе ярко-красный шелк постельного белья, она испытывала непривычное волнение, которое с каждой минутой становилось все сильнее. Совсем недавно женщина была полна решимости принять ухаживания этого столь внезапно появившегося в ее жизни мужчины, но сейчас оробела и стала мысленно искать повод, как прервать свидание. Она с ужасом смотрела на широкую двуспальную кровать и понимала, что совершила ошибку.
Характеру Эльвиры Павловны не были свойственны сомнения. Обычно, приняв решение, она без колебаний претворяла в жизнь задуманное.
Не далее как вчера Эля убеждала себя, что всякая приличная женщина должна иметь любовника, и тогда любые семейные неурядицы не смогут стать чем-то, что способно разрушить жизнь до основания. Связь на стороне в этом случае будет душевным утешением.
И вот теперь, впервые в жизни, Эльвира Павловна сомневалась в правильности своего решения. В ее жизни был всего лишь один мужчина — Ковард. Не то что бы Ферзь был ей неприятен или совсем неинтересен, скорее наоборот: приятен и интересен, но мысль о том, что она в этой мастерской оказалась не случайно, а по поводу, который уж никак не назовешь невинным, смущала.
— Не смущайся, — Ферзь порывисто снял плащ и повесил его на ветвистую инсталляцию. — Позволь я за тобой поухаживаю. Обувь можно не снимать, но лучше, чтобы ноги отдохнули. В тапочках тебе будет комфортнее. У меня есть чудные мягкие тапочки. Вот.
Он помог Эльвире Павловне снять плащ и опустился на колено — расстегнуть замки ее сапог.
«Будь что будет, — подумала она, — в конце концов, я в любой момент могу уйти. Не станет же он меня силой держать!»
— К сожалению, картин в мастерской немного. У меня они не задерживаются. Поначалу мне даже было слегка грустно. Говорю всем, что художник, а показать, по большому счету, нечего. Ну а потом перестроил свои мозги, — Ферзь улыбнулся и легонько потер пальцами свои виски, — и понял, что для художника на самом деле важно только вдохновение. А созерцание собственных старых работ — это ловушка, клетка, в которой вдохновению не выжить. Кофе, чай, кальян?
— Ты куришь кальян?
— Да. Но безобидный, — Ферзь засмеялся, — без всякой дури. Что ты стоишь? Присаживайся, — он указал взглядом на большое кожаное кресло, стоявшее посреди мастерской. — Будь как дома. А хочешь — поброди, посмотри, освойся.
Эльвира Павловна коротко улыбнулась в ответ. Она все еще чувствовала себя не в своей тарелке.
— Я сварю кофе, — продолжал суетиться художник.
— Валерий, а как часто вы приводите женщин в мастерскую? — спросила она.
— О! — весело округлил глаза Ферзь. — Обожаю, когда меня ревнуют.
— Еще чего! — хмыкнула Эльвира Павловна.
— Не часто, — ответил Ферзь. — И, кроме того, женщина женщине рознь. Поверь, с тобой сравниться не может никто! Ты просто украла мое сердце.
В его взгляде появилась скрытая страсть. Казалось, еще мгновение — и он набросится на Эльвиру Павловну.
— Понятно, — холодно ответила она, и взгляд Ферзя потух.
— Не веришь? Хм. Я тебе могу это доказать.
— Доказать? И как?
— Смотри. Минуточку, — Ферзь ненадолго скрылся в комнате и появился с бутылкой вина в руках. — Вот.
— И что это?
— Это «Каберне Совиньон» из долины Напа урожая 1941 года. Самая дорогая в мире бутылка вина. Она стоит двадцать тысяч долларов.
— И что с этого?
— Я поклялся, что выпью это вино только с той женщиной, которую полюблю с первого взгляда. Нет, конечно, мне нравились женщины. Но ты та, которая меня действительно ошеломила. Ты — совершенство. Ангел.
— Хм. Меня никто так не называл.
Ферзь подкрутил усы и пригладил эспаньолку:
— Богиня, — проговорил он сквозь зубы. — Будь моей.
Он поставил вино на журнальный столик и стремительно ринулся к Эльвире, пытаясь заключить ее в объятья.
— Что за бред! — возмутилась она и оттолкнула Ферзя. — Что вы себе позволяете?!
— Как?! Разве мы не за этим сюда пришли?! — возмутился Ферзь. — Или это просто капризы? Не понял!
— Нет, не капризы. Я не могу так сразу!
— Хорошо. Я могу подождать. Сколько ждать: час, два?.. — в голосе Ферзя слышалось раздражение.
Эльвира Павловна испугалась. Кровь ударила ей в голову: «Боже, зачем мне это нужно? — в отчаянии подумала она. — Кому и что я хочу доказать?»
Тем временем Ферзь взял себя в руки.
— Прости. Прости меня. Я напугал тебя? Прости. Конечно, ничего не будет, если ты не захочешь. Давай выпьем вина. Я хочу, чтобы ты мне доверяла.
Эльвира Павловна перебирала в уме варианты. Уйти прямо сейчас глупо — зачем тогда приходила? Лучше побыть немного для приличия и, сославшись на головную боль, все же уйти да забыть эту свою глупость как страшный сон. Она улыбнулась:
— Хорошо. Давай выпьем. Это правда такое дорогое вино? Разве может бутылка стоить как целая квартира?
— О да! Это вино коллекционное. Но поскольку у меня нет погреба, я купил для него специальный контейнер, в котором поддерживается определенная температура. Для того, чтобы вино сохранило свои волшебные качества.
— Я не очень люблю алкоголь, — сообщила Эльвира.
— О! Это не алкоголь! Это вино не нужно пить, им нужно наслаждаться. Я тебе обещаю, что ты не пожалеешь. Присядь. Хочешь, я принесу плед укутать ноги?
— Нет. Спасибо. Мне не холодно.
— Да. Ты права. Плед это лишнее. Давай пить вино.
Ферзь подвинул ближе к креслу, в которое все же уселась Эльвира Павловна, журнальный столик, достал из шкафа-горки два великолепных хрустальных бокала, откупорил бутылку вина.
— Ты только пригуби — и сразу все поймешь, — сказал он, разливая вино по бокалам. — Чувствуешь аромат?
Эльвира Павловна взяла бокал. Тонкий аромат вина был действительно восхитителен.
— Я хочу выпить это вино за здоровье самой прекрасной женщины, которую когда-либо встречал!
Ферзь сделал глоток и вожделенно закатил глаза:
— Да! Это вино стоит таких денег!
И гостья пригубила вино из бокала, но оно ей показалось совершенно обычным.
«Ничего особенного», — подумала она и сделала большой глоток.
— Ну как? — спросил Ферзь.
Эльвира виновато улыбнулась:
— Я не очень хорошо разбираюсь в винах.
— Нет-нет, ты сейчас поймешь. Что ты чувствуешь? Хорошее вино будит любовь в сердце. Сделай еще глоток и прислушайся к себе.
Эльвира Павловна послушно сделала еще один глоток. Возникшее ощущение легких уколов сотен иголок сняло напряжение мышц и заставило посмотреть на происходящее, да и на мир в целом, другими глазами.
