— Есть объективный физический предел индивидуума. Ты этот предел исчерпала, красавица, поэтому можешь расслабиться. Крысы были твоим последним заданием. Ты сделала все, что могла.
Он недолго помолчал и продолжил:
— Теперь у тебя начнется другая жизнь. Хе-хе! Если это можно так назвать. Не знаю, поздравлять тебя с этим или сочувствовать. Кстати, ты опять просчиталась. Мат в двенадцать ходов. А могла выиграть. Не огорчайся. Уже значительно лучше. Все значительно лучше.
Дюймовочка нахмурила брови, пытаясь сообразить, о чем сейчас ей поведал бродяга, но не сообразила.
— Вы имеете в виду, я лучше играю в шахматы? — спросила она бродягу.
— Разумеется, и это тоже.
— Вы опять говорите загадками.
— А как ты хотела? По-другому нельзя. Мне положено говорить загадками.
— Про другую жизнь, это о чем? Перестану видеть сны?
— Да Господь с тобой! — махнул рукой бродяга. — Ты уже здесь как дома, а все говоришь о снах. Не разочаровывай меня.
— Простите, — стушевалась Дюймовочка. — Я перестану жить в этой реальности?
— Возможно. И вообще, что такое жизнь? Что такое смерть? И можно ли назвать жизнь жизнью, а смерть смертью? Все, знаешь ли, относительно, призрачно, размыто… А главное — цель. К чему все это? Если честно, то я и сам понимаю смутно. Так было и так будет. Вот и весь сказ. Опа! Кажется, ты выкрутилась! Ай да молодца! Выходит, это я просчитался?! Чудеса, да и только! Ну, выиграть все равно не выиграешь, но ты уже стала зубастой, — бродяга потрепал Дюймовочку по щеке. — Даже интересно с тобой играть. Жаль, больше уже не придется.
Дюймовочка опешила:
— Что-то я вас не поняла. Вы меня пугаете.
— А ты не пугайся. Смело смотри неизвестности в лицо. Будь храброй. Фортуна улыбается храбрым, а не тем, кто делает в штаны по пустяковым поводам. Смерть — это всего лишь смерть. Сама знаешь. Такая же неприятность, какая с тобой случается каждую минуту. Ничего особенного. Ладно, ничья!
От этих слов Дюймовочка испугалась не на шутку. В горле запершило, и она спросила сдавленным голосом.
— Ничья? Что это значит? Смерть?
— Да что ты заладила, как попка: «Смерть, смерть!» Я же тебе объяснял, что и жизнь, и смерть — одинаковая лажа.
— Лажа — это что такое?
— Это слово такое, — ответил бродяга, — скоро будет популярным. Означает проблема, неприятность, непотребное или что-то в этом роде. Но тебе не стоит над этим сильно размышлять, в любом случае — ничего нового, все как обычно, все как всегда. Лажа неистребима. Она везде и во всем. Так что не расстраивайся. Тот, кто живет в лаже этой лажи не замечает…
Исмайга открыл глаза. Минуту он лежал неподвижно, пытаясь проанализировать свое сновидение.
«Сегодня должно что-то произойти. Это что-то такое, что, скорее всего, изменит мир. Или изменит меня. Или и то и другое, хотя и то и другое не очень понятно».
Исмайга терялся в догадках. Он никогда не был оптимистом, и оттого перемены ему не рисовались радужными. О каких радужных переменах может думать человек, не умеющий мечтать?
«Наверное, я все-таки умру, — подумал он. — Но, в конце концов, смерть — неизбежное событие. Так что лучше взять себя в руки и смело посмотреть в глаза вечности. Бродяга сказал, что всему есть предел. Я, по его мнению, дошел до своего предела, значит, идти некуда. Кстати, какой сегодня день? Воскресенье. Символично. Смерть — это, по сути, воскресенье. Воскресенье в другом измерении».
Через несколько часов Исмайга уже был полностью уверен в том, что его земной путь закончен, и стал перебирать в уме варианты, как же ему встретить смерть наиболее достойно. Кому оставить свое пусть невеликое, но все же дорогое сердцу имущество: шахматы, диджериду, бубен, картины? В конце концов картинка в голове сложилась: он напишет завещание. Передаст все Стриганову — своему школьному товарищу. Ближе человека у одинокого Исмайги не было. Может, для Стриганова эти вещи и не представят великой ценности, но, несомненно, они окажутся в руках честного и порядочного человека.
Исмайга все еще лежал на своей циновке с широко раскрытыми глазами и, уставившись в небольшое желтое пятно на потолке, размышлял над тем, как же не оставить свое тело после смерти надолго в квартире и как организовать собственные похороны.
Неожиданно раздался звонок в дверь, заставивший философа вздрогнуть и выйти из оцепенения.
«Кто бы это мог быть? Странно. Я никого не жду».
Звонок повторился. Кто-то настойчиво пытался добиться встречи. Накинув на плечи любимый татарский халат, Исмайга встал с циновки и вышел в коридор. Против обыкновения дверь он открыл не сразу, а спросил:
— Кто там?
Из-за двери отозвался голос, заставивший сердце Исмайги прыгнуть, упасть и забиться с бешеной силой.
— Рома! Это я, Люся. Открой, пожалуйста.
Исмайга был готов к смерти, но услышать голос жены, давно исчезнувшей из его жизни, был не готов. Его ладони вспотели, и он резко спросил:
— Чего надо?
— Рома, — мягко, но настойчиво повторил просьбу голос, — открой. Мне с тобой поговорить нужно.
— О чем нам говорить? По-моему, мы все давно друг другу сказали! Что еще?
Сердце Исмайги не переставало биться, в глазах закружились золотые мошки: «Зачем она пришла? И как ей удалось узнать этот адрес? Значит, искала. Зачем?»
— Рома, — в голосе слышалась мольба. — Пожалуйста.
Исмайга открыл дверь.
Люся практически не изменилась, только немного похудела и осветлила волосы. Она была все так же красива. У Исмайги заныло сердце: похоже, он ее по-прежнему любил, хотя пять лет одинокой жизни заглушили это чувство, позволив спокойно жить, полагая, что оно безвозвратно ушло.
— Можно мне войти? — тихо спросила Люся.
Исмайга молча посторонился. Люся прошла в коридор и робко добавила:
— Мне действительно нужно с тобой поговорить.
— Проходи, — Исмайга жестом пригласил пройти бывшую жену в комнату.
Люся прошла и осмотрелась.
— Вот как ты живешь, — удивилась Люся.
— Как? — мрачно спросил Исмайга. Он был крайне удивлен своему волнению и старался никоим образом не проявить его.
Люся растерянно пожала плечами:
— Скромно.
— Не жалуюсь, — все так же недружелюбно сказал Исмайга и спросил: — Что тебе нужно?
— Может, давай присядем, — предложила Люся и осеклась, поняв, что сказала глупость — кроме шкафов, в комнате не было мебели.
— Давай присядем, — Исмайга уселся на циновку в позу лотоса.
Люся после некоторых колебаний расположилась рядом, поджав ноги под себя.
— Да. Не очень удобно. Ты, я вижу, ведешь спартанский образ жизни.
