Передо мной как наркомом стояла задача повысить общую дисциплину, навести порядок, обеспечить более тесное взаимодействие органов общегосударственной связи с органами управления Вооруженных Сил СССР.
Что было особенно характерно в нашей деятельности в предвоенные годы? Органы связи страны в ту тревожную пору (ведь осенью 1939 г. уже разразилась Вторая мировая война) готовились к тому, чтобы достойно выполнить те задачи, которые возникнут перед нами в боевой обстановке. Какие же важнейшие меры проводились у нас тогда в жизнь? В СССР исторически сложилось так, что проводная связь имела у нас радиальное построение. Что это означало? Линии связи, особенно действующие каналы связи, расходились от Москвы к республиканским и областным центрам, от республиканских и областных центров — к районным, от районных — к сельсоветам, колхозам и совхозам.
Поэтому очень важно было эту систему построения связи как–то изменить. Что получалось? При существовавшей радиальной системе два, к примеру, сельсовета или колхоза, находившиеся буквально рядом, скажем в 5 км друг от друга, могли практически связаться между собой только через Москву. Они могли каждый связаться с районным центром, областным центром, выйдя на Москву, а затем только выйти на другую область, на другой район и тогда только установить связь между собой.
Это было, конечно, крайне неудобно, недостаток, причем довольно существенный, в системе организации общегосударственной связи был налицо.
Поэтому в предвоенные годы начали усиленно строиться соединительные линии между районами разных соседних областей, между сельсоветами, колхозами, между областями республик и т. п. Эта работа не была закончена к началу Великой Отечественной войны.
И, как показал военный опыт, мы не без оснований беспокоились, что радиальная система связи создаст нам немалые помехи. Мы не могли, например, использовать в помощь военным органам сельскую или районную связь, поскольку у нас не было непрерывных линий.
Второй, имевшийся накануне войны существенный недостаток, — это полное отсутствие междугородних кабельных линий связи. В нашей стране к началу фашистской агрессии против СССР не было ни одного междугороднего кабеля.
И произошел такой случай. Зимой 1939–1940 гг., когда шла советско–финляндская война, был один весьма неприятный инцидент. Тогда стояли жесточайшие морозы. По столбовым воздушным линиям поддерживалась связь с Ленинградом и штабом Северо- Западного фронта. Была телеграфная и телефонная связь. Во время разговора Сталина и командующим фронтом С. К. Тимошенко в телефоне стали прослушиваться какие–то посторонние разговоры. Это явилось результатом того, что сильный мороз действовал на проводах. Ведь когда натягивают провода, учитывают максимальную и минусовую, и плюсовую температуры. Но тогда морозы доходили до —40° и того ниже, провода такую низкую температуру не выдерживали: они сокращались и рвались. Их надо было ремонтировать. Ремонтировали в сильный холод, при тех же морозах и не всегда качественно. А так как там проходил не один провод, не одна телефонная сеть, то стали возможными переходные перемены в переговорах с одной телефонной цепи на другую.
И вот тогда Сталин, конечно, устроил нам разнос. Как полагается, было организовано расследование: почему все–таки такое произошло и как произошло и т. д. Мы доказали, чем все объясняется, и он нам предложил, т. е. Наркомату связи совместно с Госпланом представить предложения. Мы решили использовать такой момент и в подготовительном проекте решения предложили ему проложить междугородний кабель между Москвой и Ленинградом — первый в стране магистральный кабель связи.
Конечно, при этом мы не представляли себе, какие нас ожидают трудности. Ведь пришлось бы копать траншеи в сильные морозы.
Когда все обоснованные предложения были Сталину представлены, он заявил, что это очень дорого стоит и потребует много цветного металла. Поэтому наш проект не был им утвержден. Таким образом, мы в Великую Отечественную войну вступили, не имея магистральных кабелей.
Еще одно обстоятельство, которое отрицательно сказалось в работе органов связи в военное время. Это отсутствие запасных узлов связи. Правда, в Москве были небольшие укрытые станции, довольно примитивные, и их брать в расчет не следовало.
Когда я начал работать в Наркомате связи, мы внесли в правительство предложение и нам специальным постановлением разрешили построить в Москве запасной узел связи. К началу фашистской агрессии он полностью закончен не был. Но мы все же туда аппаратуру внесли, т. к. если бы, не дай Бог, упала бы какая–нибудь крупная бомба на Центральный телеграф, то Москва сразу же лишилась бы всех связей (и телеграфных, и телефонных) со всей страной, по всем направлениям.
Это было самое уязвимое место, и оно постоянно вызывало законную тревогу, буквально не давало спать по мере усиления угрозы фашистского нападения.
К началу войны мы построили здание в глубине на 35 м, недосягаемое для вражеских бомб, т. е. его укрытие было достаточно надежным. К этому узлу были проведены линии связи по линиям метро. Там мы установили несколько передатчиков с антеннами.
Но это был единственный узел, который гарантировал нам, что воздушное нападение противника на средства связи нашей столицы не повлияет на их нормальную работу.
Г. А. Куманев: А какой Вы нашли работу отечественной почты после того, как вступили в должность наркома связи? Существует, Иван Терентьевич, с чьей–то подачи мнение, что накануне военных испытаний ее деятельность во многом оставляла желать лучшего. Утверждается, что всяких перебоев в почтовой связи, в том числе пропаж писем, хищений переводов, посылок и других безобразий было тогда предостаточно. И только, мол, во время войны удалось более или менее наладить эту работу.
И. Т. Пересыпкин: Все это сильно преувеличено, хотя, конечно, недостатков здесь, как и в каждом большом деле, было немало. С деятельностью Почтамта я стал знакомиться сразу после Центрального телеграфа. Ведь почта является наиболее разветвленной отраслью хозяйства связи и постоянно требовала к себе большого внимания.
Неспециалисту, который поверхностно оценивает деятельность почтовой связи, трудно представить себе ее конкретное содержание и масштабы. Я приведу Вам на память только несколько данных о работе нашей почты, скажем, в довоенном 1940 г. В течение этого года наши почтовые работники (а тогда в стране было более 51 тыс. предприятий почтовой связи) перевезли и доставили около 2,5 млрд. писем и более 6,5 млрд. газет, журналов и других периодических изданий.
Зачастую даже не все связисты задумываются над тем, как ответственна и с какими трудностями сопряжен труд почтовых работников и какой длинный и сложный путь проходит от отправителя до адресата обыкновенное письмо. Но кто и когда подсчитал ежедневные усилия, которые затрачивает почтальон на регулярную и оперативную доставку писем и газет в городах и селах. Я убежден, что такой труд вполне соизмерим с трудом рабочих тяжелой промышленности.
Что касается периода Великой Отечественной войны, то, конечно, в этой суровой обстановке ответственность почтовых служащих за обеспечение четкой и слаженной работы неизмеримо возросла. В своем подавляющем большинстве они глубоко понимали, что значит для фронтовиков и тех, кто остался в тылу, получить весточку от своих родных и близких и поэтому трудились поистине самоотверженно, выполняя свой патриотический долг перед Родиной.
И если у нас по итогам минувшей войны, кажется, уже кое–где появились памятники не только знаменитым гражданам нашего Отечества, но и представителям некоторых профессий — памятник безымянному танкисту, летчику, шахтеру, врачу, учителю, строителю, то обязательно необходимо соорудить памятник и почтальону.
Г. А. Куманев: Что Вы можете еще сказать о степени готовности наших средств связи на случай войны и как Вы и Ваши коллеги ощущали приближение фашистского нападения? Ведь, как известно, связисты иной раз первыми узнают о многих событиях.
И. Т. Пересыпкин: Мы хорошо чувствовали неумолимое приближение войны: за несколько дней до 22 июня 1941 г. дипломаты, находившиеся в Москве, никак не могли попасть по телефонным связям в свои страны. Берлин все время тормозил эти связи. Это было примерно в середине июня, и мы вынуждены были доложить в правительство относительно того, что берлинская станция саботирует транзитные связи из Москвы с другими государствами. То заявляли о технически неисправной линии, то еще какие–то причины находили…
Это был дополнительный штрих к тому, что немцы уже хотели изолировать нашу столицу от внешних связей, в том числе и дипломатические представительства в СССР.
