— Мне очень жаль, — сказала она, когда он помог ей встать, — но если я хочу выйти замуж… мой муж вправе ожидать…
— Замолчите! — рявкнул он. — Мне осточертело это слово. — Он выронил ее руку и отвернулся. Иисусе! Это ж надо, уложить ее на пол! Он был на грани того, чтобы заняться с ней любовью и навсегда лишить невинности. И ведь знал, отлично знал, что поступает скверно, но не мог остановиться. Он всегда гордился тем, что в состоянии управлять своими страстями, но теперь…
Теперь все изменилось.
— Джеймс? — произнесла она у него за спиной, мягко и нерешительно.
Он промолчал, не доверяя собственному голосу. Даже не глядя на нее, он чувствовал, что она колеблется, не решаясь продолжить.
Но помоги ему Боже, если она еще раз произнесет слово «муж», еще хоть раз…
— Надеюсь, вы не сердитесь на меня, — проговорила она с тихим достоинством. — Но если мне придется выйти замуж из-за денег, самое малое, что я могу дать мужу взамен, — это невинность. — Короткий горький смешок вырвался из ее горла. — Вам не кажется, что тогда это будет менее омерзительно?
Он негромко ответил, стараясь говорить по возможности ровным тоном:
— Я найду вам мужа.
— Наверное, это не лучшая идея. Вы…
Резко повернувшись, он отрывисто бросил:
— Я же сказал, вы получите своего проклятого мужа!
Элизабет попятилась к двери. Ее мать всегда говорила, что бесполезно спорить с разгневанным мужчиной. Кстати, и миссис Ситон пишет о том же.
— Думаю, нам лучше отложить этот разговор, — предложила она.
Он испустил прерывистый вздох.
— Прошу вас принять мои извинения. Я не хотел…
— Все в порядке, — поспешно сказала она. — Правда. Но, возможно, нам следует отменить сегодняшние занятия, учитывая…
Он бросил на нее взгляд, заставивший ее умолкнуть.
— Учитывая что?
Черт бы его побрал, он все-таки заставит ее произнести это вслух. С загоревшимися щеками Элизабет ответила:
— То, что я освоила все возможные поцелуи, которые могут предшествовать свадьбе. — Не дождавшись от него комментариев, она пробормотала:
— Если не больше.
Он коротко кивнул:
— Вы достали список гостей, которые ожидаются завтра?
Она моргнула, удивленная столь резкой сменой темы:
— Список у леди Дэнбери. Я могу принести его вам чуть позже.
— Я возьму его сам.
Его тон не располагал к дальнейшему разговору, и она вышла из комнаты.
* * *
Все утро Джеймс пребывал в мрачном настроении. Он бросал недовольные взгляды на слуг, сердито шикал на Малкольма, и даже при чтении газеты его лицо не покидала хмурая гримаса.
Свойственную ему легкую походку сменила тяжелая поступь, и когда после двухчасового блуждания по полям он вернулся в Дэнбери-Хаус, топот его сапог мог бы разбудить и мертвого.
Чего ему не хватало, так это любимой трости его тетушки. Он понимал, что ведет себя по-детски, но испытывал определенное удовлетворение, вымещая на досках пола свою досаду. Разве что предпочел бы воспользоваться тростью, чтобы пробить в нем дыру.
Подобно тяжелому снаряду он пронесся через парадный холл, невольно замедлив шаг и навострив уши возле приоткрытой двери гостиной. Интересно, Элизабет там? Что она подумала, когда он протопал мимо? Наверняка догадалась, что это он. Нужно быть глухой как пень, чтобы не услышать произведенного им шума.
Но вместо мелодичного голоска Элизабет раздался громоподобный окрик графини:
— Джеймс!
Он издал почти беззвучный стон. Если тетка называет его по имени, значит, Элизабет нет рядом. А если Элизабет там нет, значит, Агата хочет с ним поговорить. Что никогда не предвещало ничего хорошего.
Он сделал пару шагов назад и заглянул в гостиную.
— Да?
— Мне нужно поговорить с тобой.
Один Бог знает, как только ему удалось сдержать стон.
— Я так и подумал.
Графиня стукнула тростью.
— Нечего говорить со мной таким тоном, словно идешь на казнь!
— Смотря о чьей казни идет речь, — пробормотал он.
— А? Что ты сказал? — Бум, бум, бум.
Войдя в гостиную, Джеймс быстро огляделся в поисках Элизабет. В комнате никого не было, кроме Малкольма, который тут же спрыгнул с подоконника и потрусил к нему.
— Я сказал, — солгал Джеймс, — что не отказался бы от трости.
Глаза графини сузились:
— Что случилось с твоими ногами?
— Ничего. Просто хотелось бы произвести немного шума.
— Разве ты не хлопнул только что дверью?
— Всего лишь вошел, — сообщил он невозмутимым тоном. Она фыркнула:
— Плохое настроение?
— Хуже некуда.
— Может, откроешь секрет почему?
— Только под дулом пистолета.
Графиня с заинтересованным видом приподняла брови.
— Тебе следовало подумать, прежде чем самым бессовестным образом возбуждать мое любопытство, Джеймс.
Невесело улыбнувшись, он опустился в кресло напротив. Малкольм последовал за ним и расположился у его ног.
— Так зачем я вам понадобился, Агата? — осведомился Джеймс.
— Разве твое приятное общество — не достаточная причина?
Джеймс был не в том настроении, чтобы играть в игры. Он встал, выпрямившись в полный рост.
— Если это все, то мне, пожалуй, пора. У меня есть обязанности, которые я должен выполнять в качестве вашего управляющего.
— Сядь!
Он тут же сел. Он всегда подчинялся своей тетке, когда она говорила подобным тоном. От некоторых привычек трудно избавиться.
Агата прочистила горло, что всегда было дурным признаком. Джеймс приготовился к длинной нотации.
— Последнее время моя компаньонка ведет себя очень странно.
— Неужели?
Она сложила руки, постукивая подушечками пальцев друг о друга.
— Совсем на себя не похожа. Ты не заметил?
Джеймс не представлял себе, как объяснить тетке события последних дней. Дьявол, никак не объяснишь.
— Я недостаточно хорошо знаю мисс Хочкис, — ответил он, — чтобы делать какие-либо выводы.
— Разве? — поинтересовалась она подозрительно небрежным тоном. — Мне показалось, что между вами сложились определенные отношения — своего рода дружба.
— Пожалуй. В некотором роде. Весьма приятная юная особа. — Кончики его ушей загорелись. Если румянец распространится на щеки, подумал он, ему придется бежать из страны. Он уже десять лет как не краснел.
Впрочем, почти столько же времени он не подвергался допросам своей тетки.
— Хотя, — продолжил он, тряхнув головой с таким расчетом, чтобы волосы прикрыли уши, — что можно узнать за несколько дней? Вряд ли этого достаточно, чтобы составить мнение о ее поведении.
— Хм!.. — Последовала пауза, показавшаяся ему бесконечной, затем выражение лица графини резко изменилось, и она спросила:
