— Все вы видите эту тарелку. Если вы захотите еще одну такую, точно таких размеров, как вы это объясните гончару?
— Это совсем просто! — выкрикнул кто-то. — Нужно просто смотреть на нее и делать вторую тарелку.
Его поправил другой:
— Это не так, если тебе нужно соблюсти ее точные размеры. Можно использовать бечевку: проложить ее по верху тарелки и обрезать в том месте, где ее концы соприкоснутся. И отдать ее гончару. Другая бечевка расскажет ему о глубине тарелки. Даже женщина с этим может справиться!
У Анспач выступили желваки.
— Если бечевка не сожмется от воды или не потеряется. Или не порвется. Но как быть, если тебе нужно, чтобы сотня гончаров изготовила по одной такой же тарелке? Дать каждому по бечевке? Возможно, но теперь посмотрите, как Избранные справятся с этой задачей!
Откуда-то из-под своих накидок девочки достали деревянные дощечки, покрытые слоем воска, и острые писала. По очереди каждая измерила при помощи единицы длины диаметр тарелки. Потом они вычислили ее периметр. Анспач собрала дощечки и отнесла их к столу.
— Смотрите, те из вас, которые умеют читать. Избранные между собой не переговаривались, но все они написали на дощечках одинаковые цифры. Размеры тарелки записаны в единицах длины. Мы можем послать эти цифры в любой уголок Трех Территорий, и гончар, у которого есть такая же единица длины, изготовит нужную тарелку.
Перемещение Анспач вдоль стола сопровождалось сердитым ворчанием, напоминавшим шум нарастающего водного потока. Тем не менее проявлялось и любопытство. На многих увиденное произвело сильное впечатление. Запрет обучения не искоренил разум, и среди присутствовавших было немало людей с острым умом, которые оживленно обсуждали возможные выгоды этого предложения.
Одна женщина неуверенно подняла руку, когда к ней приблизилась Анспач.
— Но они не мерили вокруг тарелки. Только поперек. Как можно… — И она умолкла под свирепым взглядом своего мужа.
— Научиться может каждый. Вот посмотрите еще! — Тут воодушевленная Анспач обернулась, хлопнула в ладони и пронзительно свистнула. Одна из Избранных неуклюже вошла в комнату, неся большую коробку, которую затем поставила на пол. Девочки извлекли из нее кучу бечевок и палочек и начали из них что-то сооружать. Сидевшие за столом поднялись, некоторые забрались на стулья. Несколько человек влезли на стол. Вскоре Избранные отступили, открыв взорам собранную ими модель подвесного моста.
Оставив девочек, Анспач подошла к Гэну и, положив руки на стол и наклонившись к нему, сказала:
— Мурдат, что происходит с большинством наших мостов каждую весну?
— Что происходит? Их смывает водой.
— Этот не смоет. Его концы будут покоиться на высоких берегах. Ничего не соприкасается с водой. Леклерк может построить такой мост, Мурдат, потому что сокровище Врат учит нас, как это сделать. Люди смогут доставлять товар на рынки. Вестники смогут спешить во все концы, не ожидая, пока вода спадет. Подумай о весне, Мурдат. Никто не предполагает, что ты способен быстро сманеврировать, чтобы встретить их. Леклерк не сможет перекинуть мост через Медвежью Лапу или Оленью там, где эти реки слишком широки. Но есть места, где он сможет построить через них мосты, Мурдат.
К Анспач приблизились Картер и Бернхард. Взяв друг друга под руки, они встали перед Гэном. Анспач продолжила:
— Мы полагаем, что ты — главная надежда Церкви, ты поможешь ей пережить предстоящий конфликт. Мы работаем вместе с Леклерком. Мы обещаем тебе могущество. Мы обещаем тебе лояльность. Мы предлагаем тебе все сокровища Врат. Но не даром. Аббатство Ирисов должно стать новым Домом Учителей.
Сайла была ошеломлена. В ней бушевали противоречивые чувства. Удивление, обида, замешательство и благодарность.
Если Гэн отвергнет предложение этих трех женщин, их жизнь окажется в серьезной опасности. Почти все из Трех Территорий в силу традиций считали бы их ничтожествами, худшими даже, чем торговцы. Еще хуже было то, что, какое бы решение ни принял Гэн, Сестра-Мать никогда не простит этого оскорбления. Она объявит чужестранцам анафему. Теперь, когда Сестрой-Матерью стала Жнея, это было равносильно смертному приговору.
Сайла видела, что пришельцы прекрасно понимали, что они делают. Они сохранили свои намерения в тайне, потому что не хотели вмешивать в это дело Сайлу, Ланту и их друзей. Это был невероятный риск.
Это было опасно и для Гэна. Согласившись с предложением, Гэн полностью отверг бы Дом Церкви. Он создал бы действующую анти-Церковь.
Какое-то движение привлекло внимание Сайлы. Настоятельница Фиалок выходила из своего темного угла. Ее неожиданное появление заставило Сайлу снова пережить замешательство. Она неподвижно сидела, наблюдая за происходящим.
Став в том месте, где столы соединялись, настоятельница подняла указующий перст. Даже до того, как она заговорила, ее обнаженная ярость прекратила всякий разговор.
— Мурдат! — Это единственное произнесенное ею слово прозвучало, как ломающаяся кость. Избранные бросились прочь от своей модели моста и окружили троих чужеземок. Картер и Анспач наклонились и обняли их. Бернхард встала между ними и настоятельницей.
Старая женщина снова заговорила:
— Гэн Мондэрк! Слушай слово Церкви и повинуйся!
При этих словах в зал вошел вестник. Сняв плоскую алую шапку, он поклонился, сверкнув плащом того же цвета, что и его шапка. Выпрямившись, он окинул взглядом весь зал и закрыл глаза. Черты лица вестника стали жесткими. Прямо держа спину и отведя назад плечи, он открыл глаза и заговорил:
— Я обращаюсь к Гэну Мондэрку и всем его последователям.
Посланец сделал паузу. Ланта прошептала Сайле на ухо:
— Это Жнея. Как им это удается? Его вид и голос совершенно похожи на нее!
Сайла молча нетерпеливо кивнула. Язык жестов и интонации, схваченные вестником, могли сказать ей почти столько же, как если бы перед ней стоял тот, кого тот имитировал. Вестник продолжал:
— Женщина, которую прежде знали под именем Жрицы Роз Сайлы, была отвержена по ошибке. За это несу ответственность только я одна.
В зале послышался взволнованный шепот. Нила с облегчением радостно заулыбалась. Сайла заметила это краем глаза, но инстинкт подсказывал, что она должна сосредоточиться на своем враге. Искаженное ненавистью лицо настоятельницы Фиалок выражало удовлетворение.
Посланец продолжал:
— Та, которую зовут Сайлой, заставила гору сгореть. Она заставила жену Капитана — правителя Кос — совершить самоубийство. Но перед этим Сайла сговорилась с темными силами, чтобы заставить жену Капитана назвать своего первого младенца Джессаком по имени злого духа. Сайла навлекла мор. Сообщницей Сайлы является мятежная провидица, которая продает свои способности ради выгоды Сайлы и собственной. Сайла наложила на меня, Сестру-Мать, знак.
При этом обвинении присутствовавшие в зале невольно вздохнули. Сайла на миг отвернулась от настоятельницы Фиалок, пытаясь буквально рассмотреть этот печальный вздох.
Снова заговорил вестник:
— Женщинам запрещено налагать знак. Это известно всем, и Сайле в том числе. И все же она это сделала. За все свои прегрешения она была объявлена отверженной. По согласованию с Хранительницами Орденов Церкви решено, что этого наказания недостаточно. Слушайте меня все, кто может быть вылечен или исцелен или благословлен или прощен Церковью! Сайла! Слушай меня, пока ты способна слышать. Все имеющие с тобой дело — прокляты. Все, кто тебе помогает, — отвержены. Церковь тебя будет искать. Церковь тебя уничтожит, как того требует ритуал. Я — Сестра-Мать, я объявляю тебя ведьмой. Ведьмой!
Книга вторая
Яд
Глава 28
Комната была полна людей. Все они смотрели на Сайлу с напряжением гончих, готовых в любой момент сорваться с привязи. Всякий раз, когда их взгляд наталкивался на взгляд Сайлы, напряжение возрастало. Люди недовольно ворчали, задетые ее гордостью, вызовом и неповиновением. Заметив, что Гэн поднялся, она почувствовала облегчение. Мужчины и женщины в безумном трансе жаждали благословения Церкви для расправы над ведьмой. Это было обязательным условием. Но даже больше, чем обвинений в колдовстве, Сайла боялась обвинений в трусости: трус всегда становился изгоем.
Душа Сайлы не принимала церковную догму, требующую для ведьм смерти. Она всегда считала, что к ним следует относиться как к больным, изолируя и позволяя общаться только с целительницами Церкви. Сейчас такая изоляция оказалась бы для нее самой милосердной судьбой. В сознании людей, с жадностью ожидавших начала расправы, жизнь была бы для нее слишком дорогим подарком. В их лицах она видела нечто большее, чем просто религиозную, фанатичную уверенность в своей правоте: страстное вожделение, ожидание безнаказанного убийства. Для казни мог быть избран самый страшный способ. Всегда находились желающие и умеющие продлить агонию ведьмы. Крики проклятия, ужаса и боли уносили имена торжествующих мучителей в преисподнюю. Затем мертвое тело сжигалось до последнего кусочка.
