– Кто вам это сказал?
– Окружной прокурор, мистер Болдуин Маршалл.
– И вы подчинились его распоряжению?
– Я предпочел бы сказать так – я выполнил его просьбу.
– В такой степени, что предпочли оставить вашу невесту волноваться за вас, искать вас и не знать, где вы?
– Я только что вам объяснил, что продиктовал для нее записку, чтобы она не беспокоилась.
– Но вы этого не делали вплоть до того момента, пока не убедились, что ее нет в номере, и она не сможет лично ответить на ваш звонок?
– Ну...
– Иными словами, вы долго ничего не делали, чтобы уберечь ее от волнения?
– Вы правы, я это признаю.
– И все только потому, что окружной прокурор не велел вам ей звонить?
– Он мне сказал, что чрезвычайно важно никому не знать, где я нахожусь... Я спросил, не могу ли я сообщить об этом своей невесте, и тогда он мне разрешил оставить для нее записку, но запретил лично разговаривать. Он не хотел, чтобы меня кто-нибудь видел.
– Так... Скажите, после вашей беседы с окружным прокурором вы отправились в Мексикаль?
– Нет, сначала в Тихуану.
– В Тихуану? – деланно удивился Мейсон. – И сколько времени вы там пробыли?
– Переночевал.
– А потом поехали в Мексикаль?
– Да.
– Автобусом?
– Нет.
– В частной машине?
– В арендованном самолете.
– Кто же его арендовал?
– Мистер Болдуин Маршалл, окружной прокурор.
– Во время перелета мистер Маршалл упоминая мое имя?
– Ваша Честь, – не выдержал окружной прокурор, – вопросы адвоката зашли далеко в сторону, так что даже смешно... О чем я разговаривал с этим свидетелем, совершенно не касается разбираемого дела и не может на него влиять. При прямом допросе свидетеля ничего не обусловливало необходимости спрашивать о том, что сейчас интересует мистера Мейсона, поэтому я решительно протестую.
– Возражение отводится! – рявкнул судья Мейнли. – Продолжайте, мистер Мейсон, задавать любые вопросы, так как я уже понимаю, что вы имеете основания сомневаться в непредвзятости свидетеля.
– С разрешения Высокого Суда, – снова запротестовал Маршалл, – все это не имеет никакого отношения к настрою свидетеля. Всем совершенно ясно, что я принял необходимые меры для того, чтобы оградить Джорджа Летти от постороннего влияния.
– Мы не станем обсуждать этот вопрос, – холодно отрезал судья Мейнли, – решение уже принято. – Он повернулся к свидетелю: – Вам был задан вопрос: упоминал ли мистер Маршалл имя Перри Мейсона?
– Да.
– Неоднократно? – спросил Мейсон.
– Он обсуждал ваши действия довольно подробно.
– Он много раз упоминал мое имя?
– Да.
– Сколько? Раз десять?
– Я не считал.
– Но много раз?
– Да, много.
– И окружной прокурор сказал вам, что он рассчитывает на то, что ваши показания произведут на защиту впечатление разорвавшейся бомбы, поэтому он и принимает все меры для того, чтобы вы не разболтали эту историю кому-то еще?
– Кажется, да... Да, сэр.
– Вы с окружным прокурором много раз повторили свою историю?
– Да, мы много говорили о том, что я видел и слышал. Он все время уговаривал меня напрячь память и посмотреть, не смогу ли я несколько расширить мои показания?
– Ах, вот даже как! – воскликнул Мейсон. – Окружной прокурор хотел, чтобы вы расширили ваши показания?
– Ну он... не совсем так... но...
– Подождите, секунду назад вы изволили сказать, что он все время уговаривал расширить ваши показания?
– Понимаете, слово «расширить» было моей интерпретацией того, что он говорил.
– Ясно... На основании того, что говорил вам окружной прокурор, у вас сложилось мнение, что он желает, чтобы вы расширили свои показания, так?
– Скорее, усилил бы их.
– Усилил?
– Да.
– И он дал вам деньги, чтобы вы это сделали?
Маршалл даже подскочил на месте.
– Ваша Честь, это чисто личное дело... Я протестую, это неправильный перекрестный допрос. Это инсинуация. Это – ложь!
Но судья уже насторожился.
– Вы возражаете против данного вопроса?
– Да, самым решительным образом!
– Возражение не принимается. Садитесь!
– Отвечайте на вопрос, – сказал Мейсон. – Давал ли вам Маршалл деньги?
– Но не за то, чтобы я усилил показания.
– Давал ли окружной прокурор вам деньги?
– Да.
– Вы целиком зависели от Линды Кэлхаун в отношении ваших средств?
– У меня имелись небольшие сбережения.
– Сбережения?
– Да, на счету в банке.
– За счет чего?
– Я сэкономил их из моего содержания... из моих карманных денег, и я кое-что смог отложить.
– Из какого содержания?
– Из тех денег, что мне давала Линда Кэлхаун.
– А Линда знала, что вы откладываете деньги на счет?
– Нет.
– Линда работала?
– Да.
– Понимаете ли вы, что она лишала себя многих удовольствий, всех тех мелочей, которые так много значат для любой женщины, чтобы постоянно давать вам деньги на учебу в юридическом колледже?
– Наверное.
– А вы еще и присваивали часть денег?
– Что значит _п_р_и_с_в_а_и_в_а_л_? – закричал Летти. – Эти деньги давались мне!
– Но они вам давались со специальной целью, правда?
– Возможно.
– А вы тайком от вашей невесты часть этих денег относили в банк, где завели себе счет с тем, чтобы у вас имелись свободные деньги для других целей?!
– Вовсе не для других, нет! – возразил Летти.
– Но ведь деньги вам давались на то, чтобы вы могли учиться и закончить образование?
– Да.
– А вы их полностью не тратили?
– Я получал больше, чем мне в действительности требовалось.
– Но ведь избыток вы ей не возвращали?
– Нет. Я отказывал себе во всем, мистер Мейсон, жил экономно, чтобы иметь возможность помогать...
– Кому?
– Линде.
– Тогда вам следовало сказать ей, что она дает вам слишком много денег, и вернуть все излишки.
– Я же объяснил, что излишки относил в банк.
– Счет был открыт на ваше имя?
– Да.
– Так... Теперь скажите, вы видели меня девятого числа в Юме, штат Аризона?
– Видел.
– И вы сказали мне, что вы совсем без денег?
– Да.
– И я дал вам двадцать долларов?
– Да.
– После этого вы немедленно вернулись в Эль-Сентро, позвонили Линде и сказали, что израсходовали решительно все, и попросили телеграфом перевести вам еще двадцать долларов, так это или нет?
– Я попросил субсидию, чтобы вернуться домой.
– Вы велели ей перевести вам телеграфом двадцать долларов, не так ли?
– Да.
– И сказали ей, что все потратили?
– Да.
– Но в это время у вас еще были те двадцать долларов, которые вы получили от меня?
– Но ведь это был заем?
