— Девочки, идемте со мной! Армянский коньячок, японский магнитофон — ох хорошо будет!
И обниматься, гад, лезет — пользуется, что у них руки заняты. А у самого рожа синяя и пытается грустно улыбаться. Есть такие кандидаты в алкоголики, которые из себя жертв строят — я, мол, парень на все сто, да вот винцо меня губит. Ты меня, девушка, приголубь, и тогда я, может быть, перестану себя безжалостно втаптывать в грязь. Ну, Маша этому «красавцу» дала…
Маша бы и покрепче сказала, если бы Зойки с Ленчиком не было. Но он и от этого опешил — попятился, глазками заморгал. А потом вдруг начал слюной брызгать:
— Не нравлюсь я, да? Плохой тебе? А знаешь, тебе кто хороший? Сказать?
Тут Геннадий возле него вырос. Маша не кровожадная, и ей вовсе не хотелось драки, но на место ханыгу он поставить должен был. Вместо этого Геннадий вдруг забормотал: «Ты чего, Толик, ты чего…» и, чуть ли не извиняясь увел пьяницу. Оказалось, что это его знакомый вертолетчик. Тогда Маша сунула пакет с пивом Зойке и повернулась домой…
* * * Из дневника Лены Маркеловой
Кокетничать — значит хотеть казаться лучше, чем ты есть. Стремиться казаться, а не быть — значит знать, что ты хуже, но скрывать. Это унизительно — обманывать себя. Но когда тебе говорят комплимент, как-то забываешь об этом. Не думай, насколько комплимент изящен, — хотя, разумеется, с остроумным человеком общаться приятно. Смотри — искренни, теплы ли слова. Пусть они неловки, грубоваты, но если парень или мужчина своими словами хотел сделать приятное от всей души — ему простишь неловкую неправду. И всегда, наверное, если человек сделал что-то искренне, без тайного умысла — ему простишь. Не каждого воспитывали папа с высшим образованием или высококультурная мама — иногда человек даже не догадывается, что совершает проступок.
* * *
Ученые ломают копья — сможет ли ЭВМ заменить человека. Как они не догадываются, что человек — это итог его собственной жизни. Дайте машине возможность горько поучиться на ошибках, научите получать удовольствие от совершения добра — и она, может быть, заменит человека. А придет ли такое время, когда все люди будут правильными и перестанут ошибаться? Доброта и ум начнут встречаться так часто, что станут почитаться за должное (если честно — удовольствие от встречи с ними снизится?).
Танцы, производство и многое другое
Всего труднее Лене давалась сбивка бумаги. Представьте, толстенную кипу листов хватаешь обеими руками и бьешь о верстак сгибом «на головку». Звук такой, будто марширует взвод солдат. Если нумерация листов снизу — бьешь кипу другой стороной «на ножки». Точно так же с другой кипой, пока края не встанут ровно, — а когда тираж большой, и с третьей, и с четвертой, и только потом режешь. «Афиша» сбивается быстро, еще лучше обложечный полуватман — он жесткий и гладкий, как карточная колода. С обыкновенной же газетной приходится помучиться, потому что ее легко смять, и тогда кипа, как осьминог, вихляется в руках. Резать — это нравится. Нажимаешь обеими руками кнопки — они расположены на разных концах верстака, чтобы не нажал одной рукой «пуск», когда вторая под ножом — сначала кипу придавливает пресс, потом наискось опускается нож и «хр-р-рм!» Вкусно так, будто стопку блинов.
Лена резала этикетки для промкомбината. Сначала разрезала кипу на полосы, а потом уже кромсала их на квадратики. Пододвинет рулем полосу под нож, посмотрит на цифры в «окошко», установлен ли формат, ногой на рычаг — идет пресс, руками на кнопки — «Хр-р-рм!» Знай себе стригутся «Рукавицы спец.», «Простыня арт. 6201», «Трусы муж. разм. 56». Что ж, жизнь, она ведь не только из цветочных лепестков состоит. Особенно много «трусов муж.» было — Зойка для них устала пакеты сшивать. Лена с ней научную организацию труда придумала. Когда она режет — Зойка продукцию по пакетам рассортировывает или бланки в пачки связывает. Когда Зойка переплетает — Лена форзацы и коленкор, нарезает, картон приносит, клей подсыпает… Одно и то же надоедает делать, а так — переключаешься, снова интерес появляется.
Зойка спросила:
— Неужели у нас в районе все мужчины такие высокие?
— Конец месяца, — сказала Лена, — план натягивают. Большие трусы ведь и стоят больше.
— Да их, наверное, не покупает никто! Сказать надо, чтобы материал не тратили…
— Что-то вы, девушки, о мужиках, — вмешалась в разговор Раиса, — давайте лучше о нашем, о бабьем. Разве мужики к нам когда прислушиваются, да еще которые начальники? Им главное не человек, не чувство, а цифра — вот за нее они друг друга уважают. А слова… — и она махнула рукой, — испокон веков до первой зорьки!
Лена хотела объяснять Раисе — не нравоучительным тоном, а незаметно, как бы расспрашивая и сама давая ответы, — что все на свете начинается со слов. Они в языке каждого народа выражают все, чего хотят люди. Слова не всегда произносятся вслух — но ни любовь, ни работа без них невозможны.
Только Лена набрала в грудь воздуха, как в станке лопнул марзан. Марзаны — пластмассовые подкладки, о которые стукается нож, когда режет продукцию. Их вечно недостаток, и это ее злило, потому что деревянных брусков, которыми пользуются взамен, хватает всего на час хорошей работы.
— Елки-палки, — сказала Лена. — Придется к Юхану за деревяшками идти…
Юхан — наладчик, неповоротливый и очень смирный прибалтиец. Теряется от одного взгляда нормировщицы, а если директор голос повысит — неделю ходит сам не свой. Но стоит с ним встретиться в пустом коридоре — и откуда в таком теле ловкость берется? Лена перестала обижаться, когда поняла — он просто не знает, как обратить на себя женское внимание. Да и «ухаживания» у него смешное — загородит дорогу и стоит пыхтит, улыбается.
Она отключила станок, показала Зойке, куда ставить пакеты, и у самого выхода столкнулась с Сычевой.
— Лена, — сказала она, — зайдите на минутку к Рашиду Олеговичу.
Когда Лена выходила из цеха, то услышала, как Раиса шепнула Зойке:
— Все, сгорела девонька.
А Сычева, подождав, пока мимо проплыл безмятежный Юхан, сказала:
— Я сколько раз, Лена, предупреждала — соблюдай субординацию. Отчаянная голова… Но держись спокойно, я — рядом.
До того как прийти в типографию, Лена работала секретарем-машинисткой в местном нефтедобывающем управлении. В Удмуртии начались разговоры о нефти, в газетах прочитала о покорении Западной Сибири — вот и приехала сюда, решила опыта поднабраться. Район второго Баку, как-никак… На прием к начальнику мимо нее шли разные люди: молодые, старые, простые рабочие, инженеры — и на чувашском, и на марийском, и на мордовском приходилось отвечать, не говоря уже о татарском — в Поволжье с кем только не встретишься. Она знала почти всех — «беспроволочный телефон» у секретарш работает хорошо. И что интересно — кого у начальника ожидал «втык», тот обязательно приносил ей шоколадку или другую мелочь. Причем эти люди не всегда были подхалимами или трусами — тех-то за версту видать, как снисходительно уборщице кивают. Просто они не верили, что начальник поймет их логические выводы, и искали на всякий случай «черный ход». Есть еще такие начальники, для которых власть — это право накричать и обвинить, а потом прикрыться фразой о «чести коллектива»…
— Здравствуй, Маркелова, — сказал директор, — садись… В кресло вот, оно помягче…
Лена села, оба молчали. Директор начал нагонять на нее страх — устало вздохнул, сжал скулы, стал постукивать пальцами о стол. Потом строго посмотрел, но увидел, что это не действует, и сказал:
— Ну, расскажи, Маркелова, как ты мой авторитет подрываешь.
— Не подрываю, — сказала Лена. — Просто не хочу перерасхода по статье «награждение передовиков». Очень уж их у нас много развелось.
— Ты же, Маркелова, в политсети «Капитал» изучаешь и должна знать, что передовики двигают производство вперед. Разве не так?
— А наши двигают назад.
— Ишь ты, — усмехнулся директор.
— Печатники у нас работают по девять-десять часов…
— Это производственная необходимость.
— А выработку им на восемь часов делить тоже необходимость? Стоит у нас «самонаклад», и еще десять лет при таких премиях стоять будет — вот тебе и «вперед».
— Ну, автомат у нас по другой причине стоит, — махнул рукой директор. — Ты же знаешь, бумага для него неделю отлеживаться должна, а мы вынуждены с рулона печатать. Бумаги в стране не хватает, вот в чем беда.
— И не будет хватать, — сказала Лена, — пока мы топором рулоны с «афишкой» разрубаем. Вы же видели, сколько в отходы идет, когда под формат подгоняешь!
— Пробовал я газолинщикам ручной размотник заказать, а они, знаешь, какую цену заломили? — директор подпер щеку рукой, но потом спохватился. — Ты лучше мне вот что скажи — почему пыталась сорвать изготовление, как их… наставления мы в прошлый раз печатали… инструкций для газолинового завода?
