Теснейшая связь этого рассказа Джима с европейскими народными сказками не требует доказательств.
Противопоставляя американский, по его терминологии, юмористический рассказ европейским «комическим» или «остроумным» рассказам, Твэн писал, что юмористический рассказ можно рассказывать очень долго и уходить от темы сколько угодно, а комические и остроумные рассказы должны быть коротки и метки… «Юмористический рассказ передают со всей серьезностью. Рассказчик всячески скрывает, что ему в какой-либо мере рассказ кажется смешным». Образцом такого рассказа была «Лягушка».
Твэн подлинный рассказчик юморист. Героем его рассказов, как правило, является сам рассказчик, от имени которого ведется повествование. Хоуэлс считал, что Твэн «был великий актер не в меньшей степени, чем великий писатель. Он изучал каждую интонацию и каждое движение». Чтобы оценить по настоящему юмор Твэна, — говорили современники, — надо было слышать его самого: этот медленный говор, эти точно рассчитанные паузы.
Многие из недостатков крупных произведений Твэна объясняются именно особенностями его юмора, в основном создавшегося на базе анекдота, устного рассказа. Произведения Твэна в значительной мере состоят из группы нанизанных один на другой анекдотов, забавных историй. Они распадаются на отдельные части.
По природе своей Твэн был импровизатором. Обычно он начинал писать без плана, одно приводило к другому.
В одном месте «Жизни на Миссисипи» Твэн предваряет вставной рассказ следующим откровенным. примечанием: «Вот рассказ, который я услышал на пароходе в ту ночь. Я помещаю его в этом месте только потому, что это хороший рассказ, а не потому, что ему здесь место, ибо это не так».
Юмористически утрируя, Твэн как-то дал следующее описание своего творческого метода. «Если вы выдумаете двух или трех людей и затем дадите им волю на страницах своей рукописи, то что-нибудь обязательно произойдет. Этому нельзя помешать. И тогда потребуется вся остальная часть книги, чтобы выпутать их из естественных последствий этой случайности. Итак, прежде, чем вы успеете оглянуться, книга готова, и вам не пришлось израсходовать на нее ни одной мысли». В этой шутке есть доля правды, о чем свидетельствует не только композиция многих опубликованных книг Твэна, но и архив незаконченных произведений писателя, незаконченных потому, что автор не нашел выхода из тех трудностей, в которые завел его свободный полет фантазии рассказчика-импровизатора.
Твэн — очень неровный писатель. Он часто переходит от мастерской обрисовки образов к скучнейшей выдумке, от психологического юмора к грубым остротам. Очень большую роль играло и то, что Твэну часто приходилось писать книги торопливо, гнаться за большим объемом, уродовать свой талант в угоду требованиям коммерсантов-издателей.
Овладев юмористическими традициями своей страны, черпая непосредственно из богатейших источников народного юмора, Твэн в лучших своих произведениях сумел придать этому юмору исключительно широкое, яркое выражение. В более поздних своих вещах Твэн все чаще переходил от юмора спокойного и радостного к острой сатире.
УБОГИЙ ПОРЯДОК ВЕЩЕЙ
В год, когда было закончено одно из величайших художественных произведений американской литературы — повесть о Геке, Твэн особенно глубоко погрузился В предпринимательскую деятельность. Грандиозное издательское дело, организованное Твэном и Вебстером, новые проекты, связанные с финансированием изобретений, требовали много времени и денег.
Уж несколько лет, как Твэн отказался от ненавистных «лекций». Но средств не хватало, и Твэну снова пришлось собираться в дорогу. На этот раз он поехал в турне совместно с писателем Кэйблом, автором книг о прошлых днях Нового Орлеана. Кэйбл был религиозен, любил читать библию вслух, и это раздражало Твэна. Сердило также и то, что приходилось выступать на эстраде с грубыми шутками, без конца повторяться. Это утомляло, не оставляло удовлетворения.
Турне затянулось. Только на праздники Твэну, тосковавшему по родным, удалось приехать домой. Дети порадовали его инсценировкой «Принца и нищего». А потом снова поезда, гостиницы, читки. Писать, конечно; было невозможно; за целый год Твэн почти ничего не создал. Зато он обдумал план, осуществление которого должно было поставить компанию Вебстера в первые ряды мировых фирм, — Твэн решил выпустить в свет мемуары героя гражданской войны и бывшего президента Гранта. Тут могла итти речь о совершенно фантастических тиражах, издание «Гека» — пустяки по сравнению с этим проектом.
Чтения продолжались. По воскресеньям чистенький, аккуратненький Кэйбл доводил Твэна до бешенства тем, что неизменно отправлялся в церкви и воскресные школы тех городков, где их заставал день отдыха. Кэйбл был счастлив — турне удалось, писателям много аплодировали, чтения приносили немало денег. Но однажды, когда Кэйбл и Твэн возвращались после читки в гостиницу, Твэн сказал своему партнеру:
— О, Кэйбл, я унижаюсь. Я позволяю себе быть просто клоуном. Это ужасно! Я не могу этого больше вынести.
Никогда Америка не была так сильна и так богата, как теперь. Весь континент с его огромными естественными богатствами находился в руках людей, которые не хотели думать ни о прошлом, ни о будущем, которые прогнали индейцев с их земель, а непокорных уничтожили, которые не останавливались ни перед какими — самыми хищническими — методами, лишь бы поскорее извлечь из недр земли ее сокровища. Начавшийся после гражданской войны подъем промышленности был задержан на несколько лет кризисом 1873 года, но затем он получил новый размах. Ни Рокфеллер, ни Морган, Вандербильт, Гарриман, Карнеги, ни другие «денежные бароны» не участвовали в сражениях с войсками рабовладельческого Юга, хотя их сверстники были в армии. Зато они сумели полностью использовать победу над плантаторами для строительства своих железнодорожных, нефтяных, финансовых империй. Ухитряясь получать нелегальные скидки с железнодорожных тарифов, употребляя всю мощь концентрированного капитала, путем сложных комбинаций и простого обмана, рокфеллеровский трест «Стандард Ойл» захватил в свои руки огромную часть нефтяной промышленности. Карнеги создал гигантскую сталелитейную промышленность. Еще в 1870 году американская металлургия резко отставала от английской и французской. Через несколько лет Европа осталась позади. Америка уже оспаривала и вскоре захватила первое месте в мире в области фабричного производства. При этом все возрастающая часть промышленности переходила в руки акционерных обществ, в руки отдельных гигантских концернов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
