Объехав свет кругом. В начале сказки Батюшков намекает на свое участие в заграничном походе 1813—1814 гг. и на свои военные странствования «из края в край» более раннего времени.
Гарпагон — герой комедии Мольера «Скупой»; в данном случае — скупец-богач.
Мина — денежная единица древних греков.
Землицы уголок — выражение, взятое из эпиграфа к повести М. Н. Муравьева «Обитатель предместия»: «Хотелось мне иметь землицы уголок» (М. Н. Муравьев. Сочинения, т. 1. СПб., 1847, стр. 71).
Мемфис — столица Древнего Египта.
Зачем сей создан мир? — реминисценция из «Послания к слугам моим...» Д. И. Фонвизина (1763); ср. заключительную строку этого послания: «И сам не знаю я, на что сей создан свет!» Еще более близок к Фонвизину вариант БТ: «Зачем сей создан свет...»
Зачем под пеленой сокрыт Изиды зрак. Изображение египетской богини Изиды находилось под покрывалом.
Зачем горящий Феб всё к западу стремится? Имеется в виду движение солнца.
Пифагор (VI в. до н. э.) — древнегреческий философ и математик; в дальнейшем ходе сказки осмеяны мистика и аскетизм его последователей-пифагорейцев.
Алкивиад (V в. до н. э.) — древнегреческий полководец и государственный деятель, любимец афинских женщин.
Демосфен (IV в. до н. э.) — знаменитый древнегреческий оратор.
Гликерия — афинская красавица, имя которой стало нарицательным.
Кратес (IV—III вв. до н. э.) — древнегреческий философ, последователь Диогена, отказавшийся от всякой собственности, кроме своего плаща.
Диоген — см. стр. 265.
Пирей — афинская гавань.
Судно тирское. Тир — см. стр. 278.
О чесноке святом. Чеснок считался у древних египтян священным.
И... о коте большом! В Древнем Египте кошка считалась священным животным, воплощением богини Изиды.
Кротона (Кротон) — греческий город в южной Италии, где жили пифагорейцы.
Пенье сфер. Мистически настроенные пифагорейцы доказывали возможность общения с небесными сферами.
Эмпедокл (V в. до н. э.) — сицилийский философ и поэт. Существовал легендарный рассказ о его смерти, согласно которому он бросился в кратер Этны, оставив на его краю свою сандалию.
Ристания — состязания всадников.
Лаконские горы и Тайгет — горные кряжи в Греции.
Илот — порабощенный земледелец в Лаконии, которая, так же как Арголида, Коринф, Мегарида, Аттика, являлась областью Древней Греции.
Керамик — предместье Афин.
Иллис — река в Афинах.
Фонтанку, этот дом... и столько милых лиц. Батюшков имеет в виду или дом Е. Ф. Муравьевой на углу Фонтанки и Невского, где он остановился после возвращения из заграничного похода и написал свою сказку, или дом А. Н. Оленина, находившийся также на Фонтанке, где жила любимая им девушка А. Ф. Фурман.
Аттическая столица — Афины.
Риторы — ораторы.
Софист — приверженец одной из школ греческой философии.
Архонт — один из высших сановников древних Афин.
Фрина — гетера, древнегреческая куртизанка.
Вы помните, бульвар кипел в Париже. Здесь Батюшков вспоминает о том, как русские казаки попали в Париж во время его взятия в 1814 г.; о них Батюшков говорил и в письме из Парижа к Дашкову от 25 апреля 1814 г. (Соч., т. 3, стр. 259).
Амвон — здесь: трибуна, кафедра.
Шушуканье, а там поближе громкий хохот. Рисуя картину бурного народного собрания в Афинах, Батюшков использовал книгу французского археолога Жана-Жака Бартелеми (1716—1795) «Путешествие младшего Анахарсиса по Греции», которое он называл «божественной книгой», «путеводителем к храму древности» (Соч., т. 3, стр. 57). У Бартелеми народное собрание в Афинах было описано так: «Вопли, рукоплескания, громкий смех заглушают голос сенаторов, которые председательствуют в собрании, голос стражей, расставленных повсюду для удержания порядка, самого наконец витию» (т. 2, М., 1803, стр. 298—299).
Мертвее во сто раз, чем мертвецы баллады. Здесь, вероятно, имеются в виду баллады Жуковского, где часто фигурируют мертвецы.
Эней — главный герой «Энеиды» Вергилия, вынесший на плечах своего старого отца из горящей Трои.
Рамена — плечи.
Гиппократ — см. стр. 291.
Янтарный мед Гимета — дикий мед, которым славились горы близ Афин с таким названием.
Послание И. М. Муравьеву-Апостолу
("Ты прав, любимец муз! От первых впечатлений...")
Ты прав, любимец муз! От первых впечатлений,От первых, свежих чувств заемлет силу генийИ им в теченьи дней своих не изменит!Кто б ни был: пламенный оратор иль пиит,Светильник мудрости, науки обладатель,Иль кистью естества немого подражатель,Наперсник муз, — познал от колыбельных дней,Что должен быть жрецом парнасских алтарей.Младенец счастливый, уже любимец Феба,Он с жадностью взирал на свет лазурный неба,На зелень, на цветы, на зыбку сень древес,На воды быстрые и полный мрака лес.Он, к лону матери приникнув, улыбался,Когда веселый май цветами убиралсяИ жавронок вился над зеленью полей.Златая ль радуга, пророчица дождей,Весь свод лазоревый подернет облистаньем —Ее приветствовал невнятным лепетаньем,Ее манил к себе младенческой рукой.Что видел в юности, пред хижиной родной,Что видел, чувствовал, как новый мира житель,Того в душе своей до поздних дней хранительЖелает в песнях муз потомству передать.Мы видим первых чувств волшебную печатьВ твореньях гения, испытанных веками:Из мест, где Мантуа красуется лугами,И Минций в камышах недвижимый стоит,От милых лар своих отторженный пиит,В чертоги Августа судьбой перенесенный,Жалел о вас, ручьи отчизны незабвенной,О древней хижине, где юность провождалИ Титира свирель потомству передал.Но там ли, где всегда роскошная природаИ раскаленный Феб с безоблачного сводаОбилием поля счастливые дарит,Таланта колыбель и область пиерид?Нет! Нет! И в Севере любимец их не дремлет,Но гласу громкому самой природы внемлет,Свершая славный путь, предписанный судьбой.Природы ужасы, стихий враждебных бой,Ревущие со скал угрюмых водопады,Пустыни снежные, льдов вечные громадыИль моря шумного необозримый вид —Всё, всё возносит ум, всё сердцу говоритКрасноречивыми, но тайными словамиИ огнь поэзии питает между нами.Близ Колы пасмурной, средь диких рыбарейВ трудах воспитанный, уже от юных днейНаш Пиндар чувствовал сей пламень потаенный,Сей огнь зиждительный, дар бога драгоценный,От юности в душе небесного залог,Которым Фебов жрец исполнен, как пророк.Он сладко трепетал, когда сквозь мрак туманаСтремился по зыбям холодным океанаК необитаемым, бесплодным островамИ мрежи расстилал по новым берегам.Я вижу мысленно, как отрок вдохновенныйСтоит в безмолвии над бездной разъяреннойСреди мечтания и первых сладких дум,Прислушивая волн однообразный шум...Лицо горит его, грудь тягостно вздыхает,И сладкая слеза ланиту орошает,Слеза, известная таланту одному!В красе божественной любимцу своему,Природа! ты не раз на Севере являласьИ в пламенной душе навеки начерталась.Исполненный всегда виденьем первых лет,Как часто воспевал восторженный поэт:«Дрожащий, хладный блеск полунощной АврорыИ льдяные, в морях носимы ветром, горы,И Уну, спящую средь звонких камышей,И день, чудесный день, без ночи, без зарей!..»В Пальмире Севера, в жилище шумной славы,Державин камские воспоминал дубравы,Отчизны сладкий дым и древний град отцов.На тучны пажити приволжских береговКак часто Дмитриев, расторгнув светски узы,Водил нас по следам своей счастливой музы,Столь чистой, как струи царицы светлых вод,На коих в первый раз зрел солнечный восходПевец сибирского Пизарра вдохновенный!..Так, свыше нежною душою одаренный,Пиит, от юности до сребряных власов,Лелеет в памяти страну своих отцов.На жизненном пути ему дарует генийНеиссякаемый источник наслажденийВ замену счастия и скудных мира благ:С ним муза тайная живет во всех местахИ в мире дивный мир любимцу созидает.Пускай свирепый рок по воле им играет:Пускай незнаемый, без злата и честей,С главой поникшею он бродит меж людей;Пускай фортуною от детства удостоенОн будет судия, министр иль в поле воин, —Но музам и себе нигде не изменит.В самом молчании он будет всё пиит.В самом бездействии он с деятельным духом,Всё сильно чувствует, всё ловит взором, слухом,Всем наслаждается, и всюду, наконец,Готовит Фебу дань его грядущий жрец.
Между июлем 1814 и 24 мая 1815
