– Только не говори ничего, пожалуйста… – И добавила: – Откуда ж ты взялся такой, Маугли…
Маугли!
И, прикрыв за собой дверь, стащила через голову толстовку.
Наутро весь мир стал другим, до странности отчетливым и ярким. Я неожиданно обратил внимание на то, на что не обращал внимания всю эту неделю.
Монастырь-то изменился, наполненный шумом и деловой суетой! По дороге в трапезную я насчитал дюжину незнакомых мне людей: четверо в армейской форме прогрохотали берцами мне навстречу, а еще один, одетый в гражданское, обогнал, таща в руках явно очень тяжелый, побрякивающий металлом брезентовый сверток. Меня обдало густым запахом технического масла, и я успел увидеть выглядывавшие из-под брезента ружейные стволы…
На завтраке людей оказалось столько, что все они едва умещались за парой длиннющих столов. Даже половины из этих людей я никогда раньше не видел. Трапезная гудела от множества голосов.
– А что происходит-то? – спросил я у Деги, доскребывающего со дна миски остатки гречневой каши, обильно сдобренной пахучей мясной подливой. – Откуда столько народу?
– Очнулся наконец! – отреагировал кореш, отодвинув опустевшую миску и облизнув ложку. – Третий день уже этот кавардак!.. Шагу некуда ступить. Понаехали ратнички с шептунами со всех близлежащих округов, чтоб их!.. Порции чуть ли не вдвое меньше стали!
– Да что случилось?
– Как – что? Да то самое и случилось, ради чего в Монастырь Комбат прибыл. Он их всех и собрал.
– Для чего?
– Ты, Умник, вообще, что ли, оглох и ослеп со своей любовью? ЛОПСов по всей стране косят направо и налево. Это хоть помнишь?
– Ну.
– Гну. А в соседнем округе уже с полгода функционирует НИИ, изучающий способности лобстеров. Нагнали их туда, родненьких, поселили в палаты и аппаратами всякими просвечивают. Раньше выпускали погулять по первому же требованию, а теперь – шиш. Закрыли ворота и поставили охрану. Да такую, что им вроде даже и глаза не отведешь, чтобы свалить по-тихому. Вот наши и забеспокоились. А ну как тамошних шептунов тоже в расход пустят?.. С них станется, с этих беспредельщиков…
– И… что же?
– А то, – Дега понизил голос. – Штурмовать НИИ будем. Стволов в Монастырь навезли – мама не горюй…
– Ничего себе новости!
Вдоволь налюбовавшись на смятенную мою физиономию, Дега наконец смилостивился:
– Расслабься, Умник! Нас, новичков, туда не возьмут…
– А Ветку? – тотчас спросил я.
– И ее – тоже. И Однако, и отца Федора. Учителя здесь останутся. Да ты хавай, а то если стормозить, то добавки не хватит. У этих, которые понаехавшие, аппетит отличный!
Проговорив это, мой кореш подхватил свою миску и рысцой припустил к раздаточному окошку.
А я принялся за еду, время от времени посматривая поверх голов завтракающих, в сторону входной двери. На раздаче-то ее сегодня не было, Ветки. И в трапезной нет. Значит, скоро появится. Или уже успела до моего появления позавтракать?
Она появилась, едва я проглотил первые две ложки. Я чуть привстал ей навстречу, намереваясь указать на свободное место рядом. Ветка, скользнув по мне взглядом, тотчас спрятала глаза, поспешила к раздаточному окошку. Но я успел заметить, как она улыбнулась – мимолетно, легко, едва заметно, только для меня одного!
– Урвал маленько! – радостно сообщил вернувшийся Дега, со стуком ставя на стол наполовину полную миску. – Ну ничего… Еще пару деньков осталось потерпеть, и свалят эти нахлебники. Оглоеды. А Комбат куда смотрел? Неужели нельзя было так распорядиться, чтобы они со своим хавчиком приезжали?..
Получив свою порцию, Ветка повернулась от окошка. Я снова привстал. А она, старательно не глядя на меня, нашла себе место за дальним концом стола. Уселась, подняла лицо ко мне и снова улыбнулась. И мир вспыхнул еще ярче!
– Ты не голодный, что ли? – осведомился Дега, умудрившийся уже вторично опустошить свою миску. – Чего не жрешь? В таком случае, если не возражаешь…
– Возражаю! Убери клешни.
А все-таки немного обидно, что мы вынуждены прятать от всех наши отношения. Чего скрываться? Как будто мы что-то плохое делаем… А, ладно, какая разница. Главное, что снова все у нас как раньше. Главное, что снова Ветка – моя Ветка.
Дега откинулся от стола, сыто отдуваясь. Потом, посмотрев на меня внимательно, вдруг спросил:
– А чего это ты сегодня такой… жизнерадостный? Может быть, у вас опять закрутилось?..
– Может быть, – с удовольствием ответил я.
– Хо! Расскажешь?
– Разбежался…
– Ну хоть намеками? А я сам дофантазирую? А?
– Иди ты знаешь куда, фантазер…
– Знаю, знаю… Кореш ты мне или нет, в конце концов?
– Отвяжись!
Дега приглушенно захохотал. Я не выдержал и рассмеялся тоже. И почувствовал, как от этого смеха раскалывается и кусками валится с меня короста тоски, сковывавшая тело всю неделю.
За весь день мне с Веткой удалось только раз перекинуться фразами:
– Придешь сегодня ночью?
– Приду, Маугли… – сказала она и скользнула в полутьму коридора, немедленно наполнившуюся гамом от очередной спешащей куда-то компании.
Никогда раньше я и представить себе не мог, что с таким горячечным нетерпением буду ждать ночи. Вернувшись к себе после занятий, я стащил куртку, кинул ее на тумбочку и бестолково закрутился по келье, не зная, куда себя деть. Целая вечность еще оставалась до наступления ночи. Выйти, что ли, пройтись куда-нибудь? А вдруг Ветка раньше придет? Меня даже пот прошиб, когда я только предположил, что сегодняшняя встреча может сорваться… Я даже остановился на мгновение. Правда, только на мгновение. И закрутился снова – от стены к стене, от стены к стене.
И снова остановился.
Что-то было не так. Что-то мешало мне, раздражая, будто соринка в глазу, и я не мог понять – что именно.
Я осмотрел келью. Все как обычно. Только… Нет, показалось.
И внезапно – словно в абсолютно темной комнате зажгли яркий электрический свет – я заметил его. Полулежащего на моем топчане Макса.
Нет, не так… Не я его заметил. Это он позволил мне себя увидеть.
Я замер и замолчал, совершенно оглушенный.
Макс приподнялся, сел прямо. Бледный, осунувшийся, сумрачный, какой-то почти незнакомый. Человек из прошлой жизни. Моей прошлой жизни.
И, конечно, Веткиной.
– Ну, привет, Умник, – проговорил Макс. – Хваткий ты парень, факт…
И взгляда его, запомнившегося мне светлым и бестревожным, я не узнавал. Глаза брахмана были теперь темны.
– Здравствуйте… – пробормотал я.
Он медлил сказать что-то еще, смотрел на меня, будто изучая.
– Как здоровье? – с великой натугой нашел я, как продолжить разговор.
– Спасибо, оклемался, – ровно ответил он. – Семеныч свое дело туго знает, и не таких с того света вытаскивал и на ноги ставил, – добавил он и опять умолк.
Понемногу я стал приходить в себя. Сколько раз я представлял себе эту нашу встречу, мысленно репетировал разговор: то в агрессивном ключе, то в покаянном – сообразно с настроением, в котором на тот момент пребывал. А вот сейчас все эти заготовки слепились в бесформенный ком и выкатились куда-то из моей головы…
– Ты… Вы наслушались, наверно, всякого… – затянул я первое, что придумалось, – а на самом деле все не так. У нас с Веткой не просто… не как у всех… У нас по-другому… Я не специально, вы не подумайте, а оно само… закрутилось… и… Вы тут вообще ни при чем…
Слова еще – точно помимо моей воли – продолжали выговариваться, вразнобой склеиваясь в несуразные предложения, а я в то же самое время словно слушал себя со стороны. Господи, какую чушь я несу!.. А если она сейчас войдет, моя Ветка? И увидит меня такого?..
И подумав об этом, я почему-то сразу успокоился, заткнул льющуюся из меня бессвязицу, заложил руки в карманы, вольно отставил ногу. И проговорил, с радостью отметив, как изменился, отвердев, мой голос:
– Ну и что теперь?
– Вот и я хочу выяснить: что теперь? – отозвался Макс.
– А чего выяснять? – Я без труда усмехнулся. – Она со мной. И нечего больше выяснять. Все ясно. Она меня любит. А я – ее. А тебя… А вас больше не любит. И у нас, между прочим, уже все было. И, между прочим, не один раз.
На скулах Макса заиграли желваки. Но он сдержался, что стоило ему явно немалых усилий.
– Пошлая ситуация, – сказал он. – Не находишь?
– Не нахожу.
– Пошлая, банальная ситуация. А исход ее может быть очень даже не банален.
– Пугаете, да?
– Ну зачем… Ты парень пуганый.
– Да поймите! – То, что я говорил, мне самому казалось предельно ясным. – Не может она с вами остаться! Плохо ей с вами. А со мной – хорошо. Я ей то даю, чего вы дать не можете. Она с вами по привычке просто была, а со мной… Неужели не понимаете? Или мне прямым текстом сказать?