– О да, и этого мне не забыть. Я = XB. А ты, соответственно…
– Я = YA.
– Отлично! Мы определились с тем, кто мы есть, – давай же поспешим заняться тем, для чего это с нами было проделано. Где моя шляпа? Ага, вот…
– Нет. Это было шляпой XA. А теперь твоей голове полагается другая.
– О! Действительно…
Они с некоторым смущением обменялись шляпами (одинаково новыми, одинаково модными и вообще, строго говоря, практически одинаковыми) – и, все еще чувствуя себя неловко, вышли из квартиры. Самое странное было видеть себя со стороны – и при этом знать, что видишь на самом деле не себя, но лишь свое тело.
Впрочем, друзья обоих юношей, повстречавшиеся им на улице, тоже заметили кое-какие странности. Например, Карлтон, друг Чарли, при этом не знакомый с Джеком, был весьма удивлен, когда Чарли скользнул по нему равнодушным взглядом, зато идущий рядом незнакомец приветливо кивнул.
Ирвин Ш. Кобб
Более нетипичный для творчества Ирвина Шрусбери Кобба рассказ, чем «Рыбоголовый», трудно себе представить. Впрочем, это как посмотреть: на своем почти сорокалетнем литературном пути Кобб обращался к жанру хоррора всего дважды – зато… оба этих рассказа, «Рыбоголовый» (1911) и «Неразрываемая цепь» (1923), оказали огромное влияние на Лавкрафта (который на похвалы коллегам по жанру был отнюдь не щедр) и, к большому удивлению самого автора, вошли в золотой фонд американской литературы ужасов.
А вообще-то Кобб – преуспевающий журналист, киноактер, сценарист, автор свыше 300 рассказов и как минимум 60 произведений крупной формы, наиболее характерная особенность его рассказов – добродушный юмор (!), так что даже детективы – а он мастер и детективного жанра тоже, создатель судьи Приста, сквозного персонажа многих историй, действие которых происходит в американской глубинке, – обычно обходятся без убийств. Его личные и общественные взгляды тоже не слишком-то типичны для Америки первой половины ХХ века: Кобб с презрением относился к расизму и антисемитизму, практически в той же степени не терпел модное увлечение мистикой, а его религиозное свободомыслие доходило до атеизма.
Во всем этом он с Лавкрафтом точно не сошелся бы. Однако почетное место рассказов Кобба в жанре хоррора подтверждено не только мнением Лавкрафта и вот уже около ста лет никем не оспаривается.
Как видно, бывает и так.
Рыбоголовый
Невозможно словами описать озеро Рилфут так, чтобы вы, прочитав это, мысленно представили такую же картину, какую представляю я. Ведь озеро Рилфут не похоже ни на одно из известных мне озер. Оно появилось много позже сотворения мира.
Остальная часть континента была создана и высушена солнцем за тысячи, миллионы лет до возникновения Рилфута. Это, вероятно, новейшее создание природы в нашем полушарии сформировалось в результате Великого землетрясения 1811 года, немногим более ста лет тому назад. Землетрясение 1811 года, несомненно, изменило внешний вид тогдашних дальних границ этой страны. Оно изменило течение рек, обратило холмы в то, что теперь стало низинами трех штатов, превратило твердую почву в желе и заставило ее накатываться волнами, будто море. И среди разрывов земли и воды оно опустило на изменчивые глубины участок земной коры протяженностью в шестьдесят миль, забрав все ее деревья, холмы, лощины и прочее; трещина прорвалась к реке Миссисипи, и три дня река текла вверх по течению, заполняя расщелины.
В результате этого образовалось крупнейшее озеро юга Огайо, большей частью расположенное в Теннесси и простирающееся дальше нынешней границы Кентукки. Оно получило свое название из-за схожести контура с тем неровным, скошенным отпечатком, который оставляет ступня работающего в поле негра. Болото Ниггервул, что не очень далеко отсюда, было названо тем же человеком, который окрестил Рилфут[34], – по крайней мере, так казалось.
Рилфут всегда слыл озером загадок. На некоторых участках оно бездонно. В других местах все еще ровно стоят скелеты кипарисов, которые ушли вниз, когда землю затопило. И если солнце светит с нужной стороны, а вода менее грязная, чем обычно, то человек, всматривающийся в глубину, видит – или думает, что видит, – внизу под собой словно бы скелетированные руки, тянущиеся из глубины к поверхности, как пальцы утопленников: покрытые многолетней грязью, держащие знамена зеленой озерной тины… Кое-где слишком мелко для ныряний – не глубже, чем человеку по грудь, но даже там спутанные сети водорослей представляют опасность для неосторожного пловца. Берега большей частью грязные, как и вода, обретающая весной цвет насыщенного кофе, а летом – медно-желтый. После весенних паводков деревья вдоль берега окрашиваются грязью вплоть до нижних веток, и тонкий слой высыхающего на них ила придает древесным стволам болезненный вид.
Вокруг озера простирается девственный лес, обрываясь там, где громоздится частокол бесчисленных воздушных корней кипарисов, еще живых и уже высохших, будто надгробные камни мертвых коряг, гниющих в мягком иле. Безжизненно выглядят на болотистых берегах и посадки кукурузы, даже когда та поднимается в полный рост; столь же безжизненны возносящиеся над ней заросли древесного сухостоя – обесцвеченные, почерневшие, окольцованные паводковым илом, лишенные листьев и ветвей. На длинной мрачной отмели по весне комки лягушачьей икры липнут между стеблями водорослей, как пятна белой слизи, а по ночам на берег выползают черепахи, чтобы отложить в песок идеально круглые белые яйца в крепкой кожистой скорлупе. Заросший проток берет начало словно бы из ниоткуда, скрытый прибрежными зарослями, – и, бесцельно извиваясь по трясине огромным слепым червем, наконец присоединяется к большой реке, несущей свои полужидкие потоки в нескольких милях к западу.
Так и лежит Рилфут среди равнин, слегка застывая зимой, испаряясь знойным летом, раздуваясь весной, когда деревья обретают яркую зелень и мошкара – миллионы и миллиарды насекомых – наполняет лощину своим отвратительным жужжанием, а осенью вокруг озера распускается то многоцветье, которое приносят первые заморозки: золотой цвет гикори, желто-коричневый явора, красный кизила и фиолетово-черный ликвидамбара.
Но и деревня Рилфут имеет свои преимущества. Это лучшее место для охоты и рыбалки из всех, природных и искусственных, оставшихся на юге по сей день. В установленные сезоны сюда слетаются утки и гуси. И даже полутропические птицы вроде бурого пеликана и флоридской змеешейки, как известно, прилетают гнездиться в Рилфут. Одичавшие свиньи располагаются в грядах холмов, и во главе каждого стада стоит изможденный, дикий, жилистый старый боров. По ночам на отмелях громко вопят немыслимых размеров лягушки-быки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
