Здесь Рыбоголовый жил и здесь ему предстояло умереть.
Этот день середины лета должен был стать днем его смерти. Так решили Бакстеры, двое братьев, Джейк и Джоэл, которые специально для этого приплыли сюда на своем челне. Они долго планировали убийство. А прежде чем перейти к действиям, варили свою ненависть на медленном огне. Это были белые бедняки, нищие во всех смыслах – в репутации, обеспеченности, положении в обществе; пара терзаемых лихорадкой поселенцев, живших на виски и табаке, когда им удавалось его достать, и на рыбе и кукурузном хлебе, когда не удавалось.
Их вражда тянулась уже месяц. Однажды весной, встретив Рыбоголового возле своей лодки, вытащенной на берег у трактира «Ореховое бревно», двое братьев, перебравшие спиртного, тщеславные, с той поддельной храбростью, которую приносит алкоголь, обвинили его, бесцельно и безосновательно, в краже их рыбачьей снасти – непростительное обвинение среди южан, особенно если оно касалось бедных лодочников и вообще прибрежных жителей. Видя, что Рыбоголовый молча терпит обвинения, лишь пристально глядя на них, Бакстеры расхрабрились настолько, что дали ему пощечину, после чего он весь переменился и задал им лучшую взбучку в их жизни. С носами, разбитыми в кровь, посиневшими и вздувшимися у передних зубов губами, они остались валяться в грязи. Более того, для очевидцев чувство извечной справедливости восторжествовало над предрассудками, так что никто не помешал негру избить двух свободных, полноправных белых граждан.
И за это они собирались отомстить негру. Все было спланировано до мелочей. Бакстеры планировали убить Рыбоголового на его же бревне в час заката. Чтобы не было ни свидетелей, ни последующего наказания. Простота дела даже заставила их забыть о врожденном страхе перед местом обитания Рыбоголового.
Более часа они добирались из своей лачуги, располагавшейся по ту сторону озера, на берегу вытянутого залива. Их челн, сделанный из эвкалиптового ствола с помощью огня, тесла и рубанка, скользил по спокойной воде бесшумно, как плывущая дикая утка, оставляя позади длинный волнистый след. Джейк, лучший гребец из них двоих, неподвижно сидел на скамье, быстро и без всплесков погружая в воду весла. Джоэл, лучший стрелок, примостился на корточках впереди. Между колен он держал тяжелое и ржавое ружье, обычно служившее для охоты на уток.
Несмотря на то что Бакстеры, давно следившие за своей жертвой, знали, что она не объявится на берегу еще несколько часов, удвоенное чувство осторожности заставляло их держаться ближе к камышовым зарослям. Лодка скользила вдоль побережья словно тень, двигаясь столь быстро и тихо, что бдительные черепахи в иле едва успевали поворачивать ей вслед свои змеиные головы. Так братья прибыли на час раньше, проскользнув в речное устье трясины и миновав несложную преграду в виде положенного на мелководье валуна (конечно, эта примитивная ловушка была делом рук Рыбоголового).
Там, где трясина переходила в более глубокие воды, нашлось хорошее место для засады – в кроне наполовину упавшего дерева. Наклоненное с берега, оно все еще держалось за него корнями; ствол был крепок, свесившиеся в озеро ветви сохраняли зеленую листву, и все это было обвито изобильными лозами лисьего винограда. А под деревом собралась куча плавника, в которой смешались стебли прошлогодней кукурузы, расползшиеся полосы коры, обрывки сгнивших сорняков…
Прямо в эту зеленую груду и скользнул челн, покачнулся и неподвижно встал, ткнувшись бортом в ствол дерева. Теперь убийц не было видно за живым зеленым занавесом. Бакстеры так и предполагали скрыться здесь, когда несколько дней назад, разведывая, приметили это место для маскировки и ожидания.
Никаких помех и затруднений не предвиделось. Вечером здесь не было никого, кто мог бы заметить их передвижения, а значит, через некоторое время Рыбоголовый должен был умереть. Опытным браконьерским взглядом Джейк оценил высоту солнца над горизонтом. Тени, падающие на берег, удлинились и скользили мелкой рябью. Звуки дня совсем затихли, зато возникли звуки надвигающейся ночи. Зеленые мухи улетели, сменившись крупными серо-рябыми москитами. Сонное озеро с негромким чавканьем всасывало ил с берегов, будто находило сырую грязь приятной на вкус. Речной рак, чудовищно уродливый и огромный, как омар, покрытый засохшей грязью, выполз к дымоходу и взгромоздился на нем, словно страж в доспехах на сторожевой башне. Над верхушками деревьев проносились козодои. Пушистая ондатра, заметив мокасиновую змею, стремительно рванулась прочь, держась на поверхности, но гадюка, по летнему времени смертельно ядовитая, уже столь разбухла от удачной охоты, что продолжала почти неподвижно лежать на глади озера, не обращая ни малейшего внимания на ускользающую добычу. Прямо над головами затаившихся убийц небольшим воздушным змеем висел рой мошкары.
Прошло еще несколько минут – и из леса показался Рыбоголовый. Он шел быстрым шагом, перекинув мешок через плечо. Его уродливая фигура отчетливо показалась лишь на мгновение, после чего скрылась внутри домика, будто проглоченная тьмой. К тому времени солнце почти зашло, лишь самый край его алел над линией деревьев по ту сторону озера. Все вокруг отбрасывало длинные тени. В озере пробудились большие сомы, и громкие шлепающие звуки их извивающихся тел, выпрыгивающих и падающих обратно в воду, эхом отражались от берега.
Но два брата в зеленом убежище не внимали ничему, кроме того главного, на что сейчас были устремлены все их желания и воля. Джоэл осторожно примостил ружье поперек древесного ствола, прижав приклад к плечу, и нежно погладил пальцами оба спусковых крючка двустволки. Джейк удерживал в равновесии узкую лодку, схватившись за усики лисьего винограда.
Еще немного ожидания – и вот Рыбоголовый появился в дверях хижины, двинулся к озеру по узкой дорожке, затем по бревну над водой. Он был бос и с непокрытой головой, его хлопковая рубаха распахнулась спереди, открывая желтую шею и грудь, брюки дангери удерживались на талии не поясом, а обрывком разлохмаченной веревки. Его широкие плоские ступни с растопыренными цепкими пальцами легко удерживались на наклоненной, до гладкости отполированной поверхности, хотя тополевое бревно подрагивало при каждом шаге. Наконец Рыбоголовый достиг дальнего конца и выпрямился там, сделав глубокий вдох и подняв к небу лицо, лишенное подбородка; в этой позе было что-то царственное, повелевающее. Затем он уловил взглядом то, что другой наверняка бы упустил, – нацеленное на него из узора зелени дуло двустволки и над ним сверкающие глаза Джоэла.
В это быстрое мгновение, слишком быстрое, чтобы измерить его секундами, в нем вспыхнуло осознание происходящего. Рыбоголовый задрал голову еще выше и, широко раскрыв бесформенный рот, бросил через все озеро свой клич, понесшийся над водой. Этот крик был неописуем: хохочущий голос гагары слился в нем с глухим воплем лягушки-быка, с собачьим лаем – и все это соединилось со звуками, порождаемыми вечерним озером. В нем отразились и прощание, и вызов, и мольба.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
