– Отбоя?
– У нас есть определенные правила, – повторил он. – Так вот, поскольку она ушла самовольно, я сделал вывод, что она решила уйти совсем. Но мы все равно искали.
– Сейчас вернусь, – сказала Ева Рорку и вышла.
– Пожалуй, я все же возьму себе это пиво. – Себастьян, прищурив один глаз, посмотрел на Рорка. – Точно не хотите?
– Да, да, точно, но все равно спасибо.
Себастьян прошел к бару и вернулся с бутылкой.
– Восхищаюсь вашей женой, – заговорил он.
– Я тоже.
– Она настолько предана делу и такая сильная – и все во имя торжества справедливости. Она найдет того, кто это сделал.
– Не остановится, пока не найдет.
– Интересная у вас двоих жизнь!
– То же самое я мог бы сказать и о вашей.
– Меня такая жизнь устраивает. Думаю, вы понимаете, какие перспективы открывает расплывчатость границ, которые другие люди – такие, как ваш лейтенант, – наверняка расценивают как незыблемые нормы.
– Я понимаю, когда корректировать нормы закона заставляет нужда.
Себастьян посмотрел на свое пиво и молча кивнул каким-то своим мыслям.
– Им некуда идти. Многие возразят, что они могут пойти в органы опеки и ими займутся. Эта система специально была создана, чтобы заботиться о таких. Но мы знаем – вы, я и ваш лейтенант, – что слишком часто система дает сбои. Даже если ее работники, поклявшиеся опекать заблудших, полны энтузиазма и делают все возможное, чтобы исполнить свой долг, она дает сбои. И когда это случается, те израненные, униженные, невинные души, что есть среди нас, страдают.
– С этим не поспоришь. И лейтенант не станет спорить, что система подчас не оправдывает ожиданий и какие это влечет за собой последствия. Значит, она будет биться в рамках системы, чтобы их все равно защитить. А если защитить не сможет – чтобы в результате ее упорной работы обиженных защитило правосудие.
– Даже если для этого приходится иметь дело со мной.
– Даже так. Судя по всему, какое-то время некоторые из этих несчастных были вашими. Теперь они все – ее.
Вернулась Ева – твердый взгляд, стремительная походка. И протянула свой компьютер.
– Айрис Керквуд.
Себастьян взглянул на экран, на изображение девушки с прямыми, соломенного цвета волосами, широко распахнутыми глазами и легкой, нежной улыбкой на устах.
– Да, это Айрис. – Он взял свое пиво и медленно отхлебнул. – Она тоже в их числе?
– Пока не знаю. Ее матери нет в живых – забил до смерти сожитель в Северной Каролине. В апреле сорок пятого.
– Это примерно через шесть-восемь месяцев после того, как Айрис ко мне пришла, и за пару месяцев до ее ухода.
– Были еще девочки, которые ушли примерно в то же время?
– Нет. Если и были, то только те, кого отправили назад к родителям или опекунам. Что я всегда приветствую, когда они вешают мне лапшу – как Мерри.
– Как Мерри?
– Вы же уже покопались в ее прошлом, стало быть, знаете, как знал и я, что она была из самой обыкновенной семьи. Никаких данных о насилии, об инцесте – да, да, я знаю, что зачастую об этом не заявляют. Я всегда вижу, когда девчонка мне заливает. А ее россказни об издевательствах и мучениях в родительском доме были сплошным враньем.
Он помолчал и глотнул еще пива.
– Она заплатила за это слишком высокую цену. Если – или когда – у вас появятся еще фотографии, я готов их посмотреть.
– Он присматривал себе жертв среди ваших. И среди обитателей Обители. Вы где базировались в то время?
– За тот год мы сменили три базы. Ну, может, не за год – за полтора. Я предвидел, что вы спросите, поэтому записал на бумажке. – Он достал из кармана и протянул ей листок. – Все три здания претерпели реконструкцию, и теперь в них живут, но в то время они пустовали.
– А где сейчас ваша база?
Себастьян улыбнулся.
– Правду я вам не скажу, а врать не хочется. Ну что… – Он элегантно развел руками и опять принялся за свое пиво. – Если захотите еще со мной поговорить, Мейвис знает, как со мной связаться.
Ева выпрямилась и подумала. Она не станет нарушать данное Мейвис слово и задерживать его по целому букету обвинений, сформулировать которые не составляло труда. Тем более что он еще может быть полезен.
– Две другие из компании Шелби. Что вам о них известно?
– О мальчишке – ничего. А Делонна… – Он помялся. – Она жива-здорова.
– Мне необходимо с ней переговорить.
– Это неудобно. Я с ней свяжусь, попрошу позвонить вам. Большего сделать не могу – я ей обещал.
– Судя по всему, она живой свидетель многих убийств.
– Очень в этом сомневаюсь, иначе она бы что-то сказала или сделала. Она любила Шелби. И Микки. Но могу обещать, что сегодня же с ней свяжусь и уговорю ее встретиться с вами.
– Верю на слово.
– Мое слово верное, почему я его редко и даю. Как они умерли? Как он их…
– Пока я не могу вам сказать. – Ева опять вышла из кабинки. Ее бесило, что на его лице отражалось неподдельное горе. – Когда будет можно, я вам скажу.
– Спасибо.
– Если я узнаю, что вы имели к этому какое-то отношение, – гнев Господень будет ничто по сравнению с моим.
– Надеюсь, что это правда. Надеюсь, когда вы его найдете, на него обрушится гнев тысячи богов.
Она повернулась, чтобы уйти, и нахмурилась, видя, как Рорк протянул Себастьяну руку.
– Приятно было познакомиться.
– Мне тоже. С вами обоими.
Пока не вышли на мороз и ветер, Ева хранила молчание.
– До чего ты вежливый!
– Для невоспитанности вроде нет причины.
– Он тебе понравился!
– Скажем так: антипатии не вызвал, – уточнил Рорк, взял ее за руку и зашагал к машине.
– Он скрывает девчонок от властей, воспитывает их во лжи, непочтительности, неуважении к закону. Учит облапошивать людей, красть. А ведь они могли бы… – Она махнула свободной рукой. – Могли бы учиться в школе, например.
– Верно, они должны были ходить в школу, – согласился Рорк. – А не служить боксерской грушей или чем похуже для своих родителей. Не остаться без попечения и не быть брошенными на произвол судьбы, один на один с насилием, наркотиками, беспорядочным сексом и всем прочим, чему они подвергались в так называемых родных стенах.
Он открыл ей дверь машины. Ева смерила его испепеляющим взглядом и села.
– И сколько, интересно, девочек, прошедших его воспитание, – заговорила она, дождавшись, когда Рорк сядет за руль, – теперь за решеткой, или мертвы, или торгуют собой на улице – и все из-за сформированного благодаря ему образу жизни?
– Полагаю, есть и такие, но они, скорее всего, и так оказались бы в тюрьме, независимо от того, с ним они росли или без него. Зато я знаю по меньшей мере одну – счастливую, успешную, имеющую семью и живущую прекрасной жизнью.
– И только потому, что Мейвис…
– А ты думаешь, где бы она сейчас была – учитывая то, как и где она прозябала, учитывая ее образ жизни и возраст, – если бы он не дал ей приют?
– Я думаю, ее замели бы, полиция и соцработники ее опросили бы, изучили бы ее жизненные обстоятельства, засадили бы ее никчемную, опустившуюся мать в психушку, а для Мейвис подыскали бы приемных родителей.
– Такое тоже возможно, – согласился он, следя за дорогой. – Как возможно и то, что какой-нибудь любитель молоденьких девочек ее в лучшем случае изнасиловал бы, а то бы и продал в сексуальное рабство, если вообще не убил. Вариантов масса, но факт тот, что, если бы не Себастьян, она не была бы такой, какая есть, и вы с ней сейчас не были бы ближе родных сестер. Понимаешь, любовь моя, достаточно изменить чуть-чуть что-то одно – и изменится все.
– То, чем он занимается, неправильно! Я закрыла на это глаза, потому что мне надо было, чтобы Мейвис уговорила его на этот разговор. И еще потому…
– Ты дала ей слово, что не арестуешь его.
– Теперь это уже не важно.
– Ты же не думаешь, что этих девочек убил он!
Черт побери, нет, конечно, она так не думала – и очень надеялась, что ее не обвели вокруг пальца.
– Думать – это еще не доказательство, а он ко многим из жертв имел отношение. Обманщик, вор, мошенник!
– Ты сейчас о ком? О нем или обо мне?
Ева бессильно откинулась на спинку сиденья.
– Прекрати.
– А что? Бандой девочек я, конечно, не заправлял, но сам в банде был. Я обманывал, я воровал, время от времени кого-то разводил. Ты научилась с этим жить, но оно тебя время от времени беспокоит.
– Ты давно бросил.
– Да, и вначале – ради себя самого, когда мы еще не были знакомы. А окончательно – ради тебя. Ради той жизни, о которой я мечтал для нас двоих. И у меня был Саммерсет, в противном случае мой батя так и продолжал бы из меня душу выколачивать, пока не прибил бы до смерти. Тебе лучше многих известно, что система опеки срабатывает не всегда, как бы ее работники ни старались. И что не все, кто берет под опеку детей, делает это из чистых побуждений. У тебя, лейтенант, свои установки, у меня – свои. Но не думаю, что в этом деле мы сильно различаемся. Расходимся немного, но не так чтобы очень далеко. Тем более что дело касается Мейвис.
