– В этом доме приписки к завещанию нет, – сказала Пэтси.
– Вы обыскали дом? – с любопытством спросил я.
Пэтси в ответ наградила меня свирепым взглядом.
– В моем офисе приписки нет, – спокойно и даже миролюбиво произнес Грантчестер. – Мы можем, не рискуя ошибиться, высказать предположение, что ее больше не существует.
– Нет, не можем, – сказал я. – Айвэн возвратил мне приписку к завещанию – уже после того, как забрал ее у меня. И сегодня, сейчас, она при мне.
Пэтси и Грантчестер пришли в замешательство. – Айвэн вернул приписку к завещанию Александру, – подтвердила мои слова мать, и никто больше, казалось, не собирался оспаривать сказанное.
– В таком случае дайте этот документ мне, и я его зачитаю, – сказал Грантчестер.
С этим я не стал спешить.
– Полагаю, – со всей возможной учтивостью возразил я Грантчестеру, – что мне лучше передать документ Тобиасу Толлрайту, и пусть он ознакомит присутствующих с его содержанием. Если, конечно, не возражаешь, Тоб, – закончил я, обращаясь уже непосредственно к Тобиасу, который, не без труда одолев свою смешливость, принял самый серьезный вид и объявил, что рад оказать мне такую услугу.
Я протянул руку в направлении Криса, который открыл свою кожаную сумочку и достал конверт с припиской к завещанию Айвэна. В этой сумочке – насколько я знал – были еще надушенный платочек, губная помада и тяжеленный медный кастет. Не только Тобу приходилось удерживаться от смеха.
Взяв у Криса конверт, я вручил его Тобиасу.
– Айвэн дважды проставил свою подпись и дату на уже запечатанном конверте, – сказал я. – Присутствующие могут лично убедиться в том, что я после этого конверт не вскрывал.
Тобиас неторопливо проверил и подтвердил безупречное состояние конверта и, вскрыв его, извлек оттуда один-единственный листок бумаги.
Далее он зачитал:
«Я завещаю моих скаковых лошадей Эмили-Джейн Кинлох, известной как Эмили-Джейн Кокс».
Эмили от удивления открыла рот. Она была тронута до слез.
Тобиас продолжал: «Я завещаю чашу, известную как „Золотой кубок короля Альфреда“, моему другу графу Кинлоху».
У дядя Роберта широко открылись глаза. Он, кажется, не сразу поверил тому, что услышал.
«Я назначаю Александра Кинлоха, моего пасынка, моим душеприказчиком вместе с двумя душеприказчиками, уже названными в моем завещании, а именно: Оливером Грантчестером и Робертом, графом Кинлохом».
Пэтси встала и, полыхая гневом, спросила:
– Что означает назначение Александра душеприказчиком?
– Это означает, – бесстрастным тоном объяснил ей Сам, – что Александр обязан помогать распоряжаться имуществом вашего отца в соответствии с завещанием.
– Не хотите ли вы этим сказать, что он сохраняет право голоса в делах пивоваренного завода?
– Да. Пока завод не выплатит долги, за Александром сохраняется такое право.
– Но это невозможно. – Пэтси обернулась к адвокату. – Оливер! Скажите, что никаких прав у Александра нет.
Не скрывая своего сожаления, Грантчестер сказал:
– Лорд Кинлох прав, коль скоро приписка к завещанию сэра Айвэна составлена и засвидетельствована надлежащим образом.
Тобиас встал со своего места и обошел всех присутствующих, каждому из них показав документ.
– Текст написан рукой самого сэра Айвэна, – сказал он.
– А кто засвидетельствовал документ? – спросила Пэтси, прежде чем Тобиас подошел к ней. – Кто были свидетели?
– Вильфред, фельдшер, который ухаживал за Айвэном, – сказала моя мать, – и Лоис, наша горничная. При этом присутствовала я. Все было сделано надлежащим образом. Айвэн был очень скрупулезным человеком.
Пэтси долго рассматривала бумагу.
– Он не имеет права... – в сердцах начала было она.
– Он имеет полное право, – прервал ее Сам. – Александр вместе с мистером Грантчестером и со мной будет делать все от него зависящее, чтобы как можно лучше распорядиться делами вашего отца. Почему вы никак не хотите признать, что сегодня пивоваренный завод продолжает существовать всецело благодаря усилиям Александра, предпринятым им вместе с мистером Толлрайтом и миссис Морден? – Дядя Роберт слегка поклонился Тобу и Маргарет. – И почему не допускаете мысли, что ваш отец знал, что делал, когда доверился Александру?
– Не надо об этом, – сказал я, пытаясь остановить дядю Роберта.
– Ты никогда не умел постоять за себя, – не то упрекнул, не то пожалел он меня.
– Что поделаешь!
Дядя Роберт укоризненно покачал головой.
Оливер Грантчестер вернулся к своим обязанностям председательствующего, миролюбиво признав предписания приписки к завещанию Айвэна совершившимся фактом, независимо от того, что лично он думает на этот счет.
– Скаковой жеребец Гольден-Мальт... – начал он.
– Будет участвовать в субботних скачках на приз «Золотой кубок короля Альфреда», – твердо сказала Эмили.
Грантчестер удивленно поднял брови:– Но никто, кажется, не знает, где находится Гольден-Мальт.
Сэртис вскочил на ноги и жестом обвинителя выбросил руку в мою сторону:
– Он, он – вот кто знает! – непонятно почему не сказал, а выкрикнул он. – Пусть сам скажет вам всю правду!
– Согласно завещанию, – сказал дядя Роберт, – Гольден-Мальт становится собственностью Эмили. Только после этого он может участвовать в скачках с согласия душеприказчиков.
– Гольден-Мальт принадлежит пивоваренному заводу! – упрямо вопил Сэртис. – Александр украл Гольден-Мальта. Его еще посадят за это, вот увидите!
Даже адвокат начал терять терпение, раздраженный глупостью Сэртиса.
– В конце концов, кто бы ни был владельцем Гольден-Мальта, – миссис ли Кокс или пивоваренный завод, – сказал Грантчестер, – душеприказчики решают вопрос об участии жеребца в скачках. Не участвуя в скачках, жеребец может утратить свою ценность, за что ответственными могут оказаться душеприказчики сэра Айвэна. Если миссис Кокс может ручаться перед нами, что сумеет выставить Гольден-Мальта на скачках в Челтенхеме в соответствии с действующими правилами, то тогда лорд Кинлох, Александр и я как душеприказчики в заранее согласованное время сделаем заявку на участие Гольден-Мальта в этих скачках.
Превосходно, браво, подумал я.
Сэртис фыркнул от возмущения.
Эмили с невозмутимым видом заявила, что выполнит все действующие правила.
Сэртис сел, клокоча, как вулкан, готовый каждую минуту выбросить на поверхность потоки раскаленной лавы.
– Теперь, – важно произнес Оливер Грантчестер, придерживаясь неписаной повестки дня, – перейдем к вопросу о призе, то есть о кубке короля Альфреда. Где он?
Грантчестеру никто не ответил. После несколько затянувшегося молчания неуверенно, даже как-то вяло заговорила моя мать:
– Айвэн никогда не вручает... ох, Боже мой... не вручал на скачках подлинного кубка. Это слишком большая ценность, чтобы рисковать ею. Но у него были копии меньшего размера, чем оригинал. Их изготовили несколько лет назад. Одна или две из них остались у нас.
Десмонд Финч кашлянул и, поблескивая стеклами очков в серебряной оправе, сообщил, что два дубликата кубка остались в запертом застекленном шкафчике в офисе сэра Айвэна.
– В таком случае вопрос решен, – оживился Сам, но Пэтси не без яда возразила ему:
– Ваш драгоценный Александр украл настоящий кубок. Велите ему вернуть его обратно. И что бы ни сказал и ни решил мой отец, кубок принадлежит пивоваренному заводу, следовательно, он принадлежит мне.
– Уверен, – со светской учтивостью сказал Сам, – что мы сумеем цивилизованным образом разрешить все наши противоречия. Согласитесь, было бы очень неразумно выставить внутренние дела пивоваренного завода на всеобщее обозрение. Вот почему ваш отец счел за лучшее сохранить в тайне финансовые проблемы завода. Айвэн не захотел бы, не сомневаюсь в этом, чтобы вы под влиянием оскорбленного самолюбия отвергли состояние, которое он с таким трудом создавал ради вашего благополучия.
В эту минуту я старался не смотреть на Пэтси. Ее ненависть ко мне всегда выходила за рамки здравого смысла. Она так часто оскорбляла меня все эти годы, что лишь память об Айвэне заставляла меня теперь заботиться о судьбе пивоваренного завода. Скорее бы вернуться в горы – вот чего больше всего хотелось мне. Это желание было похоже на физическую боль.
Снова зазвучал монотонный голос Оливера Грантчестера, этого буквоеда от кончика ногтей и до корней волос. Душеприказчикам надлежит делать то-то и то-то, исполнить то-то и то-то – и так далее и тому подобное. Поскольку дядя Роберт не возражал Оливеру и не высказывал никаких предложений, молчал и я.
Наконец Тобиас прервал заседание. Прикончив очередную зубочистку, он извинился перед моей матерью, сказав, что ему еще надо успеть на самолет, потому что уик-энд он проводит в Париже.
– Я вернусь в понедельник. – Это он сказал уже мне. – Если у тебя возникнут какие-нибудь блестящие идеи, то во вторник ты найдешь меня в офисе.
