давая необходимые пояснения; солдатам приказали с величайшей осторожностью, в полной тишине сниматься со стен и идти к Днепру. В два часа ночи корпус Раевского вступил на мост, по которому только что прошли солдаты Дохтурова и кавалерия Уварова. Мост был устлан соломой и просмоленной паклей; как только он опустел, его подожгли.
…Стрельба возобновилась с трех часов ночи. Отслужив литургию, отец Никифор вновь пошел к Королевской крепости утешать и исповедовать раненых. Пули, ядра и бомбы летели теперь отовсюду – и с юга, и с востока. Дома младшие дети, забившись под стол, подвывали от страха. Забрав всех домочадцев, отец Никифор отправился в церковь, полную прихожан, встал перед образом Спасителя и принялся править молебное пение в нашествие неприятелей.
– Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое, победы православным христианам на сопротивные даруя и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство, – выводили певчие прерывавшимися голосами. Повторяли с надеждою снова и снова: – Многомилостиве Господи, сокруши врагов под ноги наша!
…Барклай-де-Толли стоял на террасе Молоховских ворот, откуда открывался большой обзор. Шальные пули свистели порой совсем рядом, но он продолжал невозмутимо обозревать окрестности. Справа, за форштадтом, то и дело раздавались крики «ура!», после чего огонь усиливался. Барклай послал туда адъютанта с приказом не подаваться вперед.
Генерал-майор Цыбульский в полной форме сидел на коне в цепи своих стрелков. Адъютант подскакал к нему и передал приказ главнокомандующего.
– Я не могу их удержать! – махнул рукой Иван Денисович. – Французы занимают кладбище прямо против нас; стоит им несколько раз пальнуть, как люди без всякой команды бросаются в штыки…
Не успел он договорить, как по цепи раздалось «ура!», стрелки бросились вперед. Генерал закричал на них, выхватил шпагу и стал гнать назад; солдаты рядом с ним остановились, но в нескольких шагах оттуда снова послышалось «ура!» – егери из сибиряков, впервые сошедшиеся с французами, очертя голову бежали в бой.
…Получив донесение об отходе Багратиона, Наполеон вскочил на коня и сам поехал к Шеину острогу. Клубящаяся пыль на противоположном берегу реки подтверждала, что донесение верное. Что ж, Барклай сам поймал себя в ловушку: сейчас мы переправимся через Днепр и вобьем клин между двумя русскими армиями! Император отправил поляков искать броды. Когда несколько лошадей утонуло, он вернул их и приказал начать обстрел города из тяжелых орудий…
– Господи Боже сил, Боже спасения нашего, Боже, творяй чудеса един, призри в милости и щедротах на смиренных рабов Твоих, и человеколюбно услыши нас: се бо врази наша собрашася на нас, – читал молитву отец Никифор.
Со звоном разбилось окно, влетевшая бомба с грохотом взорвалась; осколки выщербили стены; певчие повалились друг на друга, сбитые с ног ударной волной, отец Никифор влетел в алтарь спиной вперед… Всё, с него хватит! Лошадь украли – пешком уйдет! Священник направился к выходу; прихожане падали пред ним на колени, целовали ему руки, прося не покидать их… Как быть? Отец Никифор решил помолиться в соборе, авось Господь надоумит.
Оставив престарелую мать и детей на Соборной горе, он поспешил обратно в свой храм. Собрал церковную утварь, снял оклады с икон, взобрался под самую крышу и спрятал там, хорошенько прикрыв рогожей и распушив поверху солому. Спустился, вышел на улицу, зашагал, задыхаясь, к Успенскому собору, то и дело пригибаясь, когда в стену рядом стукалось ядро, и охая от свиста пуль.
…Все атаки французов разбивались о старую крепостную стену, точно волны об утес. Стену не удалось пробить, даже стреляя по ней из орудий почти в упор; двенадцатифунтовые ядра рикошетили в ров. На город наступали с трех сторон, атакующие колонны походили на слизней, оставлявших за собой кровавый след; одно-единственное ядро выбило целый ряд из батальона, развернувшегося флангом к русской батарее, – двадцать два человека зараз! Остальная армия, расставленная на высотах, рукоплескала своим товарищам, пытаясь их поддержать. Около двух часов дня Наполеон приказал Понятовскому атаковать Молоховские ворота и все восточные предместья до самого Днепра. Предместья были захвачены легко, но войти в Смоленск никак не удавалось: артиллерия Кутайсова поддерживала защитников города из-за реки, разбив польскую батарею.
Стрельба в цепи ослабла. Получив позволение отдохнуть, русские офицеры отправлялись в трактиры и кондитерские, ресторация Чапа была полна; с Молоховских ворот посылали за мороженым, которое разносили по улицам. Генерал Дохтуров отобедал тут же на террасе и прилег отдохнуть на кожаной подушке; артиллерийский штабс-капитан снял где-то дверь и приладил ее как навес, чтобы заслонить старика от солнца. Штабные офицеры весело болтали о пустяках.
– Кажется, французы зашевелились!
С краснинской дороги взвилась ракета, потом другая. Все бросились в ту сторону: на горизонте разостлалась грозовая туча из неприятельских войск. Ординарцы поскакали к войскам, чтоб готовились к общему бою.
– Однако, господа, надо разбудить Дмитрия Сергеевича…
Вместе с третьей ракетой взлетели сотни ядер и гранат; несколько ударились в террасу. Дохтуров проснулся, спросил себе лошадь и выехал с адъютантами за ворота.
Вражеская артиллерия вела навесной огонь, в промежутки между батареями шли колонны стрелков. Русские пушки палили по колоннам, даже не мечтая расстроить батареи; кавалеристы схватились друг с другом на левом фланге. Мертвецки пьяный командир русских драгун свалился с лошади, смешавшаяся конница бросилась толпой в длинные, темные, изогнутые Молоховские ворота, сшибая с ног вереницы раненых. Отбитые ядрами зубцы стен убивали их защитников, усиливая панику; увидев бегство драгун, пехота решила, что был приказ отступать, и начала подаваться к воротам. Но перед их створом встал Дохтуров, слезший с лошади и вынувший из ножен шпагу. Его мясистое лицо с толстым носом было красно, на переносице обозначились глубокие гневные складки. Пехота остановилась и обратилась на наступавшего неприятеля.
– Главнокомандующий просил передать: «Скажите Дмитрию Сергеевичу, что от его мужества зависит сохранение всей армии и более»!
С гудением роя шмелей пролетело ядро; адъютант пригнулся к шее коня.
– Сакермент! – воскликнул Дохтуров. – Что я один сделаю? Поезжай опять и проси сикурс![24]
Адъютант развернул коня и поскакал.
Город горел; стук рушившихся стен свивался с гудением пламени; повсюду лопались гранаты, ядра отскакивали от кирпичных стен и булыжной мостовой, точно мячики, ломая печные трубы; осколки стекол превращались в снаряды; на улицах лежали убитые люди и лошади; раненые ковыляли из последних сил, поддерживаемые провожающими; мимо них с воплями бежали женщины, мужчины, дети, старики… На мосту адъютант встретил принца Евгения Вюртембергского во главе пехотной дивизии – это был сикурс, посланный главнокомандующим, но молодой офицер всё же решил исполнить поручение до конца и поскакал через мост, к Барклаю. Выслушав его, Михаил Богданович подозвал цесаревича Константина
